Среди множества преобразований, происходящих в экономике США, ни одно не является более заметным, чем рост гигантских интернет-платформ. Уже до COVID-19 Amazon, Apple, Facebook, Google и Twitter были всепроникающе сильны, и они стали еще более мощными по мере того, как в ходе пандемии все большая часть повседневной жизни перемещалась в Интернет. Как бы ни были удобны их технологии, появление в этой сфере крупных корпораций вызывает тревогу — не только потому, что они обладают экономической мощью, но и потому, что они имеют контроль над политическими коммуникациями в обществе. Сегодня техногиганты доминируют в распространении информации и в координации политических кампаний. И это создает новые угрозы для функционирующей демократии.

В то время как Евросоюз пытается применить антимонопольное законодательство против Интернет-платформ, Соединенные Штаты реагируют на это гораздо более сдержанно. Но ситуация начинает меняться. Среди критиков Big Tech теперь есть как демократы, опасающиеся манипуляций со стороны экстремистов, так и республиканцы, считающие, что крупные платформы предвзято относятся к консерваторам. Одновременно растущее интеллектуальное движение, возглавляемое группой влиятельных правоведов, стремится по-новому истолковать антимонопольное законодательство, чтобы противостоять доминированию платформ.

Современное антимонопольное законодательство США берет свое начало в 1970-х годах, когда среди экономистов и юристов стали популярными идеи чикагской школы, которая проповедовала подход laissez-faire. Согласно этой теории, корпорации растут тогда, когда они более эффективны, чем конкуренты, и поэтому любые попытки развалить эти компании будут просто наказанием их за успех. Поэтому антимонопольное законодательство должно быть построено таким образом, чтобы максимизировать экономическое благосостояние, и применение таких законов должно быть ограниченным.

При президенте Рональде Рейгане этим принципам следовали министерство юстиции и судьи Верховного суда, в результате чего подход к крупным корпорациям в США стал очень мягким. Сейчас, по прошествии нескольких десятилетий, у экономистов имеется достаточно возможностей оценить последствия. Они обнаружили, что американская экономика неуклонно становится все более концентрированной — и это авиакомпании, фармацевтические компании, клиники, СМИ и, конечно, технологические компании — и пострадавшими от монополизации являются потребители. Исследования прямо связывают более высокие цены на многие сервисы в США по сравнению с Европой со слабым антимонопольным регулированием в стране.

Теперь уже стало очевидным, что антимонопольное законодательство должно применяться более энергично. Антимонопольное законодательство необходимо, поскольку нерегулируемые рынки не могут остановить рост и укрепление монополий, ограничивающих конкуренцию. Наконец, антимонопольные законы призваны защищать не только экономические, но и политические ценности, такие как свобода слова и экономическое равенство.

Мы видим, что цифровые платформы обладают экономической мощью и контролируют все коммуникации. Их особенностями является то, что, во-первых, валютой этого рынка являются данные. Как только компания вроде Amazon или Google накапливает данные о сотнях миллионов пользователей, она может выйти на совершенно новые рынки и победить фирмы, не обладающие такими знаниями. Во-вторых, эти компании получают огромную выгоду от так называемого сетевого эффекта. Чем больше становится сеть, тем более полезной она становится для пользователей, это создает положительную обратную связь, которая приводит к доминированию одной компании на рынке. В отличие от традиционных компаний, компании в цифровом пространстве не конкурируют за долю рынка — они конкурируют за сам рынок. Первые участники легко могут там закрепиться и сделать дальнейшую конкуренцию невозможной. Часто они просто поглощают потенциальных соперников, как это сделал Facebook, купив Instagram и WhatsApp.

Тем не менее вопрос о том, снижают ли техногиганты благосостояние потребителей, остается открытым. Они предлагают множество цифровых продуктов, таких как поиск в Интернете, электронная почта и аккаунты в социальных сетях, и потребители высоко ценят эти продукты, даже если они платят за это цену, отказываясь от своей конфиденциальности и делая себя мишенью для рекламодателей. Более того, почти каждое злоупотребление, в котором обвиняют эти платформы, может одновременно рассматриваться как экономически эффективное.

Деятельность Amazon, например, привела к закрытию магазинов розничной торговли, опустошив не только главные улицы, но и крупные торговые сети. В то же время компания предоставляет услуги, которые многие потребители считают бесценными. (Можно себе представить, что было бы, если бы во время пандемии людям пришлось прибегать к услугам розничной торговли.)

Относительно утверждения о том, что платформы покупают стартапы, чтобы предотвратить конкуренцию, трудно сказать, стала бы новая компания следующей Apple или Google, если бы оставалась независимой, либо она потерпела бы неудачу без капитала и опыта управления, которые иначе получила от своих новых владельцев. Потребителям, возможно, было бы лучше, если бы Instagram остался независимой компанией и стал жизнеспособной альтернативой Facebook, но им было бы хуже, если бы Instagram вообще потерпел крах.

Тем не менее интернет-платформы наносят политический ущерб, который гораздо более опасен, чем любой экономический ущерб, который они создают. Их реальная опасность заключается не в том, что они искривляют в свою пользу рынки, а в том, что они угрожают демократии.

Монополия на информацию

Во время избирательной кампании 2016 года американцы увидели, что технологические компании способны формировать информацию. Эти платформы позволили мистификаторам распространять фейковые новости, а экстремистам — распространять теории заговора. Они создали "пузыри фильтров" — ту среду, в которой по алгоритмам пользователи получают только ту информацию, которая подтверждает их прежние убеждения. Они могут усиливать или заглушать определенные голоса, оказывая тем самым влияние на политические дебаты. Главная угроза заключается в том, что платформы накопили столько власти, что могут преднамеренно или непреднамеренно повлиять на ход выборов.

Первыми критиками интернет-платформ стали пользователи, имеющие либеральные взгляды. Они призвали Twitter закрыть аккаунт президента Дональда Трампа (что Twitter и сделал). Они осудили Facebook за заявление о том, что он не будет модерировать политический контент. Критики хотели, чтобы интернет-платформы действовали как медиакомпании — контролировали свой политический контент и следили за деятельностью политиков и чиновников.

Но заставлять крупные платформы выполнять эту функцию в надежде на то, что они будут делать это с учетом общественных интересов, не является решением. Такой подход обходит стороной проблему их власти в обществе, а любое реальное решение должно ограничивать эту власть. Концентрированная экономическая и политическая власть цифровых платформ подобна заряженному оружию, лежащему на столе. В настоящий момент люди, сидящие по другую сторону стола, скорее всего не возьмут оружие в руки и не нажмут на курок. Однако для американской демократии вопрос заключается в том, безопасно ли оставлять оружие там, где его может взять человек с недобрыми намерениями. Ни одна либеральная демократия не будет довольна тем, что доверила сконцентрированную политическую власть отдельным лицам, основываясь на предположениях об их добрых намерениях. Именно поэтому в Соединенных Штатах создана система сдержек и противовесов политической власти.

Противовесы

Наиболее очевидным методом проверки этой власти является государственное регулирование. Именно такого подхода придерживаются в Европе: например, в Германии был принят закон, предусматривающий уголовную ответственность за распространение фейковых новостей. Это вряд ли сработает в такой поляризованной стране как США. Здесь невозможно представить себе государственного регулятора, который будет решать, стоит ли блокировать твиты президента. Каким бы ни было решение по этому поводу, оно вызовет массу критики и споров.

Другой подход к ограничению власти интернет-платформ заключается в содействии усилению конкуренции. Если бы существовало множество платформ, ни одна из них не имела бы такого доминирующего положения, которым сегодня обладают Facebook и Google. Проблема, однако, заключается в том, что ни США, ни ЕС скорее всего не могут разделить Facebook или Google так, как в свое время были разделены на более мелкие компании Standard Oil и AT&T. Технологические компании будут яростно сопротивляться такой попытке, и даже если они в итоге проиграют, процесс разделения занял бы годы, если не десятилетия. Что еще более важно, вполне вероятно, что разделение Facebook, например, не решит основную проблему. Существует очень большая вероятность того, что созданная в результате такого разделения "дочка" Facebook быстро вырастет и заменит родителя.

Альтернативные предложения по ограничению власти платформ опираются на законы о неприкосновенности частной жизни. При таком подходе нормативные акты ограничивают степень, в которой технологическая компания может использовать потребительские данные, полученные в одном секторе, для улучшения своих позиций в другом, защищая как частную жизнь, так и конкуренцию. Например, законы Евросоюза требуют, чтобы потребительские данные использовались только в тех целях, для которых информация была получена изначально, если только потребитель не даст явного разрешения на иное.

Однако такой подход создает новые проблемы. Даже в случае успеха инициатив по защите конфиденциальности они не приведут к ограничению редакционной власти платформ. Также не ясно, должно ли это относиться только к данным, которые потребитель добровольно передал платформе, или и к метаданным. В любом случае такие законы закроют дверь для лошади, которая уже давно ушла из конюшни: на сегодня техногиганты уже накопили огромное количество данных о своих клиентах.

Поэтому наиболее перспективным и соответствующим духу Первой поправки является технологическое решение в виде создания промежуточного программного обеспечения (Middleware). Идея заключается в том, чтобы вывести фильтрацию информационного потока из-под контроля цифровых платформ и дать пользователям возможность самим настраивать фильтры.

Обычно под промежуточным программным обеспечением (ПО) понимаются программы, которые работают поверх существующей платформы и могут изменять представление данных. В случае социальных сетей пользователи смогут сами выбирать промежуточные сервисы, которые будут определять важность и достоверность политического контента, а платформы будут только предоставлять информацию. Таким образом функции редакционного шлюза, которые в настоящее время выполняют технологические платформы с их непрозрачными алгоритмами, будут заменены конкурентным рынком новых компаний с уже прозрачными для пользователей алгоритмами.

Для примера можно взять тексты в ленте новостей или популярные твиты политических деятелей. Работая поверх Apple или Twitter, служба промежуточного ПО могла бы добавлять такие метки, как "вводящие в заблуждение", "непроверенная информация" и "недостаточно контекста". Когда пользователи будут заходить в Apple и Twitter, они будут видеть эти метки на новостных статьях и твитах. Промежуточное ПО могло бы также влиять на рейтинг определенных лент, таких как списки товаров Amazon, рекламные объявления Facebook, результаты поиска Google или рекомендации видео на YouTube. Потребители также смогут выбирать поставщиков промежуточного ПО, которые корректируют результаты поиска на Amazon, отдавая предпочтение товарам отечественного производства, экологически чистым товарам или товарам с более низкой ценой. Чтобы пользователи могли сделать осознанный выбор, поставщики промежуточного по должны быть прозрачными в предложениях своих услуг и технических характеристиках.

Среди поставщиков промежуточного ПО могут быть как компании, стремящиеся к улучшению каналов информации, так и некоммерческие организации, стремящиеся продвигать гражданские ценности. Например, школы журналистики могли бы предложить промежуточное ПО, продвигающее лучшие репортажи и отвергающее непроверенную информацию, и даже школьный совет графства может предложить промежуточное ПО, отдающее приоритет местным проблемам. Посредничая в отношениях между пользователями и платформами, промежуточное ПО сможет удовлетворять предпочтения отдельных потребителей, одновременно ограничивая односторонние действия доминирующих игроков.

Введение этих инноваций требует проработки множества деталей. Первый вопрос заключается в том, какой объем полномочий по фильтрации можно передать новым компаниям. С одной стороны, поставщики промежуточного ПО могли бы полностью преобразовывать информацию, предоставляемую базовой платформой, и тогда платформа стала бы не более чем нейтральным каналом информации. Согласно этой модели, только промежуточное ПО определяло бы содержание и приоритет поиска на Amazon или Google, а эти платформы просто предлагали бы доступ к своим серверам.

С другой стороны, платформа может продолжать фильтровать и ранжировать свой контент с помощью собственных алгоритмов, а промежуточное ПО будет служить лишь дополнительным фильтром. При такой модели интерфейс соцсетей останется практически неизменным. Промежуточное ПО будет только проверять факты или маркировать контент, не присваивая ему важности и не предоставляя более точных рекомендаций.

Наилучший подход, вероятно, лежит где-то посередине. Передача компаниям-посредникам слишком больших полномочий может привести к тому, что технологические платформы потеряют свою прямую связь с потребителем. Неизбежно, что технологические компании начнут сопротивляться, если их бизнес-модели будут нарушены. С другой стороны, если передать компаниям-посредникам слишком мало контроля, это не ограничит возможности платформ по фильтрации контента.

Однако независимо от того, где именно будет проведена граница, потребуется вмешательство государства и потребуются новые законы. Конгресс также должен будет регулировать деятельность самих поставщиков промежуточного ПО, чтобы они соответствовали четким минимальным стандартам надежности, прозрачности и стабильности.

Вторая проблема связана с поиском бизнес-модели, которая стимулировала бы появление конкурентного слоя новых компаний. Наиболее логичный подход заключается в том, чтобы платформы и сторонние поставщики промежуточного ПО имели соглашения о разделе доходов. Когда кто-то осуществляет поиск в Google или посещает страницу в Facebook, доходы от рекламы, полученной в результате посещения, будут делиться между платформой и поставщиком промежуточного ПО.

Еще одна деталь, которую необходимо проработать, — это техническая основа, которая должна способствовать появлению разнообразных продуктов промежуточного ПО. Эта структура должна быть достаточно простой, чтобы привлечь как можно больше пользователей, но достаточно сложной, чтобы подходить для крупных платформ, каждая из которых имеет свою особую архитектуру. Более того, она должна позволить промежуточному ПО по-разному оценивать как минимум три различных вида контента: общедоступный публичный контент (например, новости, пресс-релизы и твиты общественных деятелей), пользовательский контент (например, видео на YouTube и публичные твиты частных лиц) и частный контент (например, сообщения WhatsApp и посты в Facebook).

Возможно, некоторые из этих проблем можно было бы решить с помощью нормативных актов, требующих, чтобы промежуточное ПО соответствовало определенным стандартам. Но стоит предвидеть, что это может вызвать разделение в обществе, которое технологически невозможно предотвратить.

Такое явление уже можно было наблюдать на том, как эволюционировали ультраправые теории заговора QAnon, доказывающие существование глобального подполья педофилов. После того как Facebook и Twitter ограничили их контент, сторонники QAnon отказались от крупных платформ и перешли на более свободную доску объявлений 4chan. Когда команды модераторов 4chan начали фильтровать комментарии, последователи QAnon перешли на новую платформу, 8chan (теперь она называется 8kun). Наконец, сторонники теории заговора по-прежнему могут общаться друг с другом через обычную электронную почту или по зашифрованным каналам, таким как Signal, Telegram и WhatsApp. Там их свобода выражения мнений, какими бы странными они ни были, защищена Первой поправкой.

Однако экстремистские группы подвергают демократию опасности только тогда, когда они покидают периферию Интернета и попадают в мейнстрим. Поэтому даже если промежуточное ПО будет способствовать разделению в обществе, эта опасность меркнет по сравнению с опасностью, которую представляет концентрированная власть платформ. Самой большой долгосрочной угрозой для демократии является не расхождение в мнениях, а неподотчетная власть, которой обладают техногиганты.

Возвращение контроля

Общественность должна быть встревожена ростом и могуществом доминирующих интернет-платформ, и есть веские причины, по которым политики обращаются к антимонопольному законодательству в качестве средства защиты. Но это лишь один из нескольких возможных ответов на проблему концентрации частной экономической и политической власти.

Сейчас правительства начинают антимонопольные иски против крупных технологических платформ как в США, так и в Европе, и скорее всего судебные разбирательства по этим делам будут продолжаться еще долгие годы. Но такой подход не обязательно является лучшим способом борьбы с серьезной политической угрозой демократии со стороны власти платформ. Первая поправка предусматривает рынок идей, где конкуренция, а не регулирование защищает свободу общественного дискурса. Однако в мире, где крупные платформы усиливают, подавляют и таргетируют политические сообщения, этот рынок разрушается.

Middleware может решить эту проблему. Оно может забрать власть у технологических платформ и передать ее не одному государственному регулятору, а новой группе конкурирующих фирм, которые позволят пользователям самостоятельно настраивать получение информации. Такой подход не помешает распространению языка ненависти или теорий заговора, но он ограничит их масштабы таким образом, чтобы они не стали угрозой демократии и оставались в рамках Первой поправки. Сегодня контент, который предлагают платформы, определяется неизвестными алгоритмами, создаваемыми программами искусственного интеллекта. Промежуточное ПО вернет управление в руки пользователей. И тогда они сами, а не некая невидимая программа искусственного интеллекта, будут определять, что они видят.

Франсис Фукуяма (Francis Fukuyama) — старший научный сотрудник Института международных исследований Фримена Спогли Стэнфордского университета.

Барак Ричман (Barak Richman) — профессор делового администрирования в Школе права Университета Дьюка.

Ашиш Гоэл (Ashish Goel) — профессор науки управления и инженерии в Стэнфордском университете.

Авторы являются членами рабочей группы Программы по развитию демократии и Интернета Стэнфордского университета.


Использовано стоковое изображение от Depositphotos