Возможно, мы стали свидетелями целенаправленного уничтожения арамейского языка, происходящего в режиме реального времени

Каракош, Тель-Кепе и Карамлеш - это лишь три иракских города на Ниневийской равнине, захваченные в начале августа боевиками «Исламского государства»; там сосредоточена последняя в мире крупная община, говорящая на арамейском языке. Наступая северо-восточнее Мосула в направлении Курдистана, армия джихадистов оккупировала древний центр христианского Ирака. По данным представителей ООН, ночью 6 августа примерно 200 тысяч христиан покинули свои дома на Ниневийской равнине, вполне обоснованно опасаясь того, что боевики «Исламского государства» будут выселять их, убивать и заставлять переходить в мусульманскую веру. Местный архиепископ Джозеф Томас (Joseph Thomas) назвал ситуацию «катастрофической, невообразимым кризисом».

Но за рамками острого гуманитарного кризиса лежит чрезвычайная ситуация культурно-лингвистического характера и исторического масштаба. Исчезновение языка в его собственном ареале редко происходит естественным путем, но почти всегда является следствием давления, преследований и дискриминации в отношении его носителей. Лингвист Кен Хейл (Ken Hale) как-то произнес знаменитую фразу о том, что уничтожение языка сопоставимо с бомбардировкой Лувра. В результате исчезают целые системы мышления, способы существования и области знаний. Если через пару поколений из жизни уйдет последний носитель арамейского языка, то язык будет утрачен отнюдь не в результате естественных причин.

Арамейские языки - это обширная группа языков и диалектов в составе семитской языковой семьи. Все они родственные, но их носители часто не понимают друг друга. К тому же большинство этих языков либо исчезли, либо находятся под угрозой исчезновения. По последним имеющимся оценкам численности носителей арамейского языка, составленным в 1990-х годах, их количество в настоящее время составляет 500 тысяч человек. Считается, что почти половина из них проживает в Ираке. Сегодня их количество наверняка существенно сократилось, так как носители рассеялись по всему свету, и на арамейском сегодня говорит все меньше и меньше детей. У арамейского нигде нет официального статуса и защиты.

Это огромный провал для языка, который когда-то считался едва ли не универсальным. Сначала на арамейском языке более 3000 тысяч лет назад говорили кочевые племена арамеев, жившие на территории сегодняшней Сирии. Затем он занял видное положение, став языком Ассирийской империи. В то время он выполнял ту же функцию, что и английский в наши дни, став «лингва-франка», на котором говорили от Индии до Египта. Арамейский язык пережил взлеты и падения империй, процветал в Вавилонии и в Древнеперсидском царстве в шестом веке до нашей эры.

Миллионы людей пользовались им в торговле, в дипломатии и в повседневной жизни. Даже когда Александр Македонский в четвертом столетии до нашей эры навязал греческий своим обширным владениям, арамейский продолжал распространяться и порождать новые диалекты. Например, так было в древней Палестине, где он постепенно вытеснил разговорный иврит. Именно на арамейском были изначальные «письмена на стене», предрекшие падение Вавилона и появившиеся на пиру Валтасара, о чем говорится в Книге пророка Даниила.

Арамейский последовательно упоминается на протяжении трех тысячелетий. Такое длительное наследие имеется только у китайского, иврита и греческого языков. Во многих религиях арамейский является священным или почти священным языком. Предполагается, что это был родной язык для Иисуса Христа, который, как написано в Евангелии от Матфея, сказал на кресте: «Или, Или, лама савахфани?» (Боже мой, Боже мой! для чего Ты меня оставил?) Арамейский использовался в еврейском Талмуде, в восточных христианских церквях (где его называли сирийским), он был ритуальным и языком повседневного общения у мандеев - этно-религиозного меньшинства Ирана и Ирака.

Спустя много веков после Александра арамейский продолжал существовать на обширной территории восточного Средиземноморья и Ближнего Востока. И лишь когда в седьмом веке в регионе начал распространяться арабский язык, носители арамейского отступили, образовав изолированные горные сообщества. Носителями этих разнообразных «новоарамейских» диалектов были в основном иудеи и христиане на территории современного северного Ирака (включая Курдистан), северо-западного Ирана и юго-восточной Турции. Большинство христиан, говорящих по-арамейски, называют себя ассирийцами (айсорами), халдеями или арамеями. Многие называют свой язык сурет.

Оказавшись на обочине, мир носителей арамейского языка продолжал существовать более тысячи лет, пока двадцатый век не разрушил его остатки. Во время Первой мировой войны, когда распадалась Османская империя, турецкие националисты уничтожали не только армян и греков, но и осуществляли то, что сегодня носит название «геноцида ассирийцев», уничтожив и изгнав из восточной Турции говорящее на арамейском языке христианское население. Выжившие бежали главным образом в Иран и Ирак. Спустя несколько десятилетий, столкнувшись с усилением антисемитизма, основная часть говоривших по-арамейски евреев уехала в Израиль. Иран во времена аятоллы Хомейни и Ирак при Саддаме Хусейне также усилили гонения на оставшихся носителей арамейского языка христианской веры. Диаспора стала реалией жизни для ассирийцев, большая часть которых рассеялась по всему миру, и сейчас либо проживает в странах, граничащих с бывшим ареалом арамейского языка, таких как Турция, Иордания и Россия, либо образовала новые общины в Мичигане, Калифорнии и в пригородах Чикаго.

Некоторые языковеды делят то, что осталось от новоарамейского языка, на четыре группы: западная группа, центральная группа, северо-восточная группа и новомандейский язык. К концу 20-го столетия на арамейском из центральной группы говорила лишь крохотная община из нескольких тысяч человек, выживших в Турции. На «новомандейской» разновидности новоарамейского языка говорят мандеи Ирана и Ирака, число которых значительно уменьшилось; сегодня ею пользуется всего несколько сотен человек. Между тем, новоарамейский западной группы сохранился лишь в одной цитадели, в городке Маалюля и в двух близлежащих деревнях к северо-востоку от Дамаска. По оценкам 1996 года, там проживало 15 тысяч носителей арамейского языка, среди которых было много детей. В 2006 году в университете Дамаска при поддержке правительства президента Башара аль-Асада открылась академия арамейского языка. Были все основания надеяться на лучшее.

Но потом в Сирии началась гражданская война. В сентябре 2013 года Маалюля пала под натиском повстанцев в составе «Фронта ан-Нусра» (джихадистское ответвление «Аль-Каиды в Ираке») и боевиков из «Свободной сирийской армии». Остававшиеся носители арамейского бежали в Дамаск и в деревни на юг, о чем рассказал языковед Вернер Арнольд (Werner Arnold), который работал с жителями Маалюли на протяжении нескольких десятилетий. Правительственные войска освободили Маалюлю в апреле 2014 года, однако, по словам Арнольда, большинство домов в городе уничтожено, и там нет ни воды, ни электричества.

Он говорит, что в июле несколько семей вернулось в Маалюлю, однако шансов на восстановление языковой академии очень мало. «Я возлагал на нее огромные надежды, - говорит один из преподавателей арамейского в этой академии Имад Рейхан (Imad Reihan), - но сейчас в своей стране и на этой войне я даже думать не могу об арамейском языке». Последние четыре года Рейхан служит в сирийской армии и в настоящее время находится под Дамаском. «Мы очень многое из него потеряли, - говорит Рейхан о языке, - и теперь многие дети уже не говорят на нем. Кто-то пытается спасти язык, где бы он ни находился, однако это непросто». У Рейхана есть двоюродные братья в Дамаске и Ливане, которые учат своих детей говорить на арамейском, но ассимиляция в условиях рассредоточенности носителей - вещь неотвратимая. Как говорит Арнольд, западный новоарамейский сохранится только в Маалюле. Но пока неясно, вернутся ли туда жители, и когда это произойдет. Таким образом, до начала августа все надежды по поводу выживания арамейского языка возлагались на северный Ирак, на разнообразную северо-восточную подгруппу, в которой большое количество носителей, и которая объединяет более крупные общины. Христианское население Ирака находится в состоянии свободного падения - если в 2003 году в стране было полтора миллиона христиан, то сейчас их там от 350 до 450 тысяч. Но Ниневийская равнина пострадала меньше других регионов, и в январе Багдад даже заявил о своем намерении сделать ее отдельной провинцией, пойдя навстречу стремлению ассирийцев к автономии.

Но в июне «Исламское государство» захватило Мосул, а иракские войска рассеялись. 6 августа, когда курдская армия начала отступать, «Исламское государство» взяло под свой контроль самый крупный христианский город Ирака Каракош, где проживает 50 тысяс человек. Христианское население покинуло этот район буквально за одну ночь, и большая его часть направилась в сторону курдской столицы Эрбиля.

Несмотря на американские авиаудары последних дней, «Исламское государство» до сих пор удерживает центр ареала арамейского языка, в котором не осталось его коренных обитателей. «Угроза говорящему на новоарамейском языке христианскому населению северного Ирака очень велика», - говорит лингвист Джеффри Хан (Geoffrey Khan), отмечая при этом, что в регионе находятся десятки деревень с говорящим по-арамейски населением, и что «в каждой деревне свой, специфический диалект». Хан провел всесторонние исследования новоарамейского языка Каракоша, а также аналогичные исследования в соседних городках и деревнях. Но сейчас эти материалы могут стать памятником мертвому языку, а не описанием живого.

«В каждой деревне свой диалект, - говорит Хан, - и если их обитатели снимутся с насиженных мест и скучатся в лагерях беженцев, либо рассеются по диаспорам по всему миру, эти диалекты неизбежно умрут». По словам Хана, разворачивающаяся трагедия «напоминает ужасные события Первой мировой войны», которые привели к «гибели огромного множества новоарамейских диалектов на юго-востоке Турции».

Хан в рамках проводимого им в Кембриджском университете проекта по составлению базы данных северо-восточных новоарамейских языков собрал информацию по 130 с лишним диалектам, на которых когда-то говорили в регионе. Половина из них из Ирака. Большинство остальных диалектов уже исчезло, либо на них говорят лишь отдельные группы из диаспоры.

Сможет ли разговорный арамейский выжить без своей родины на Ниневийской равнине после ста лет гонений и преследований? Проблем с сохранением языка в диаспоре будет огромное множество, даже если его носители останутся в Эрбиле. Это прежде всего рассредоточенность людей и ассимиляция.

В этом плане поучительна судьба еврейского новоарамейского языка, на нескольких десятках диалектов которого когда-то говорили по всему региону. По имеющимся оценкам, сейчас в Израиле живет примерно 150 тысяч евреев курдского происхождения из семей носителей арамейского языка. Об этом написано в мемуарах писателя Ариэля Сабара (Ariel Sabar) My Father’s Paradise (Рай моего отца). Судьба оставшихся еврейских новоарамейских диалектов «весьма сомнительна», говорит отец Ариэля языковед Иона Сабар (Yona Sabar).

Причина тому - «естественная ассимиляция носителей новоарамейского в израильском обществе и уход из жизни старшего поколения, которое говорило и знало новоарамейский из Курдистана». Несколько крупных диалектов еврейского новоарамейского уже исчезли, а носителей каждого из сохранившихся диалектов осталось не более 10 тысяч человек. Но даже эти цифры кажутся маловероятными, потому что молодежь говорит на этих диалектах исключительно редко. «К счастью, евреи покинули эти районы давно», - говорит Сабар, являющийся одним из главных летописцев арамейского языка и его истории.

Если ситуация быстро не изменится, страшное присутствие «Исламского государства» на Ниневийской равнине может стать последней главой в истории арамейского языка. В мире языки и культуры исчезают беспрецедентными темпами. В среднем каждые три месяца из жизни уходит последний носитель того или иного языка. Но то, что сегодня происходит с арамейским языком, это нечто исключительно необычное и страшное: целенаправленное уничтожение языка и культуры, происходящее в режиме реального времени.

Росс Перлин, "Foreign Policy", США