Связанный с Храмовым Светильником праздник Хануки опирается на историческое событие, на восстание иудеев против греческого владычества, но в то же время восходит к метаисторической, даже к метафизической победе Света над Тьмою.

Традиция насчитывает четыре пленения, четыре волны рассеяния Израиля, возводя их к четырем состояниям доисторической Земли: "Земля же была пуста и хаотична, и тьма над бездною; и дух Божий витал над водою". (1:1)

Согласно традиции, пустота соответствует Вавилону, хаос - Персии, тьма - Греции и бездна - Эдому.

Поначалу отождествление Греции с мраком может показаться каким-то случайно повешенным ярлыком. Из Греции явилась философия, наука, наконец, демократия, зарекомендовавшая себя как наименьшее зло из всех мыслимых форм правления. Как же можно ассоциировать Грецию с тьмою?

Между тем свет без тьмы сам оборачивается тьмою! Мы видим свет только в том случае, если он натыкается на препятствия, рассеивается, отражается, то есть "затемняется". Небо над космическим кораблем, вырвавшимся за пределы атмосферы, черно даже днем, т.е. когда солнце в зените. Лишенное атмосферы лунное небо одинаково черно и когда солнце за горизонтом, и когда оно над ним. Тьма - это такое другое света, которое вообще делает его возможным.

Подписывайтесь на телеграм-канал zahav.ru - события в Израиле и мире

Точно также и жизнь неразлучна со смертью. Так биологическая жизнь, подразумевающая обмен веществ, одновременно является также и биологической смертью. В клетках непрерывно перерабатываются органические соединения, а сами клетки постоянно и полностью обновляются: клетки эпителия желудка сменяются каждые 5 дней, кожи каждые 10-30 дней. Обновление гепатоцитов занимает около года. Скелетные мышцы полностью замещаются за 15 лет, а сердечная мышца за - 20. Организм в такой же степени живет, в какой он умирает.

Точно также устроена и духовная жизнь. Как сказал Тиллих: "Бытие "объемлет" и себя и небытие. Бытие имеет небытие "внутри себя", как нечто такое, что вечно присутствует и вечно преодолевается в процессе Божественной жизни… Мужество — это самоутверждение бытия вопреки факту небытия. Это акт, который совершает индивидуальное Я, принимая тревогу небытия на себя и утверждая себя… Мужество всегда подразумевает риск, ему всегда угрожает небытие… Подобное понимание становится возможным, только если принять мнение о том, что небытие принадлежит бытию, что бытие, лишенное небытия, не смогло бы быть основанием жизни"

Итак, Божественный свет соседствует с мраком, как сказано: "Я - Всесильный, и нет другого. Образующий свет и сотворивший тьму, делающий мир и сотворивший зло, Я - Всевышний, делающий все это" (Йешайяу 45:6-7).

Итак, усматривая в себе свет, а в эллинизме - тьму, иудаизм воздает Греции особую почесть, фактически приравнивает Афины к Иерусалиму.

Мудрецы Талмуда находились в курсе философских идей и даже специально изучали философию в йешивах ("Сказал рав Йегуда, сказал Шмуэль со слов раббана Шимона бен Гамлиэля: "…Тысяча молодых людей учились в доме моего отца: пятьсот из них учили Тору, и пятьсот учили греческую философию" (Сота 49-б). На протяжении истории еврейский мир так или иначе всегда соприкасался с философией (хотя бы в лице "Кузари" и "Море невухим").

Тьма, безусловно, должна знать свое место, но и Свет должен его знать. Отношения между ними и были выяснены в зимнюю пору 3595 года от сотворения мира (165 до н.э.), когда освободившие Иерусалимский Храм Маккавеи восстановили в нем служение.

И тем не менее, войны Света и Тьмы продолжаются и поныне, а в аспекте взаимоотношений Добра и Зла имеют свою специфику, заслуживающую отдельного разъяснения.

С одной стороны, Зло составляет такую же пару с Добром, как Тьма со Светом, а Смерть с Жизнью.

Анатоль Франс хорошо формулирует это в своих "Садах Эпикура" (1894): "Зло необходимо. Если бы его не существовало, то не было бы и добра. Зло - единственная причина существования добра. Без гибели не было бы смелости, без страдания - сострадания. На что бы годились самопожертвование и самоотвержение при всеобщем счастье? Разве можно понять добродетель, не зная порока, любовь и красоту, не зная ненависти и безобразия. Только злу и страданию обязаны мы тем, что наша земля может быть обитаема, и жизнь стоит того, чтобы ее прожить. Поэтому не надо жаловаться на дьявола. Он создал по крайней мере половину вселенной. И эта половина так плотно сливается с другой, что если затронуть первую, то удар причинит равный вред и другой. С каждым искорененным пороком исчезает соответствующая ему добродетель".

И все же в противостоянии Добра и Зла просматриваются особенности, которые трудно выявить на уровне общей диалектики Света и Тьмы.

Достаточно отметить, что если в вопросе идентификации физического Света особых сложностей не возникает, то со Светом духовным все непросто. Ответ на вопрос: "Кто является Сыном Света, а кто - Тьмы?" зависит от того, кого мы спрашиваем. Сражающиеся друг с другом человеческие сообщества обычно оба убеждены, что стоят на стороне Добра, т.е. относят самих себя к Свету и Жизни, а не к Мраку и Смерти.

И все же в большинстве конфликтов нетрудно установить виновную сторону, а на уровне культур взаимного отторжения между враждующими народами может и вовсе не возникать.

И уж в любом случае, Бог "диалектически" поддерживает обе стороны, как уже было сказано: "Я - Всесильный, и нет другого. Образующий свет и сотворивший тьму, делающий мир и сотворивший зло, Я - Всевышний, делающий все это" (Иешайягу 45:6-7).

Как сказал рабби Моше Кордоверо: "Он дает жизнь даже тому, кто творит зло, и более того, Он дает ему силы даже в тот час, когда тот совершает само злодейство".

А в Притчах сказано: "Все создал Господь во имя Свое, даже и злодея для дня беды" (16:4).

Между тем, к этим созданным Господом злодеям относится не только Антиох Эпифан, но также и Адольф Гитлер. В соответствующую диалектическую схему включен не только эллинизм, но и нацизм.

Однако это не означает, что между ними не пролегает радикального различия, дополнительно указывающего на то, что взаимоотношение Добра и Зла в рамках общей диалектики Света и Тьмы имеет свою специфику.

При всем том, что и Эпифана, и Гитлера сотворил Бог Израиля, Зло, вдохновляющее этих людей все же весьма различается. Если в одном Зле имеются Божественные искры, то в другом они по большому счету отсутствуют.

В отличие от вавилонского, персидского, эллинского и римского зла, зло Амалека отмечено крайней степенью демонизации своего противника.

Амалек отрицает диалектическую связь Добра и Зла, для него они онтологически обособлены: для того, чтобы победило Добро, необходимо и достаточно уничтожить Зло в лице его внешних носителей.

Иудаизм признает значение всех культур, признает, что в каждой из них содержится нечто божественное, что-то, что в свое время будет исправлено и увековечено.

"В тот день, - провозглашает пророк, - Израиль будет третьим Египту и Ашшуру; благословением (будут они) среди земли, Ибо благословил его Господь Цваот, сказав: благословен народ Мой - Египтяне, и дело рук Моих - Ашшур, и наследие Мое - Израиль" (Иешайя 19:24).

"Не существует идолослужения, в котором бы не скрывалось искр святости" - утверждается в Зоаре.

Иудаизм признает, что каждый из народов, под властью которых Израиль находился, чем-то обогатил его традицию. Но вклад в еврейскую традицию со стороны Амалека сводится лишь к "симметричному ответу" на его агрессию. У Амалека Израиль вынужденным образом перенимает лишь его формулу полного неприятия врага: "сотри память об Амалеке".

Однако оказывая дуалистической лжи должный отпор, сам еврейский монизм в дуализм при этом не превращается. Полной симметрии нет: в отличие от нацистов, не оставлявших ни малейшей лазейки для еврейского выживания, уничтожение Амалека никогда не являлось для иудаизма фатальной задачей. По мнению Рамбама, вступать в войну с Амалеком следует согласно общим правилам, т.е. только после того, как тот отклонит предложение о мире, а кроме того, не существует запрета на принятие отдельных сынов Амалека в еврейскую общину (р. Нисим Гаон в комментарии на Брахот, 27.б. утверждает, что рабби Акива по происхождению был амалекитянин).

Итак, Амалек - это носитель Зла с большой буквы, однако и он создан Богом, создан для "дня беды", которую также предусмотрел Создатель.

Но каким образом к этой дуалистической идеологии мог примкнуть ислам, казалось бы, твердо придерживающийся единобожия?

К этому вопросу я надеюсь вернуться в течение Хануки, а о дуализме Амалека более подробно пишу в книге "Там и всегда".