"И можешь ли ты допустить идею, что люди, для которых ты строишь, согласились бы сами принять свое счастие на неоправданной крови маленького замученного, а приняв, остаться навеки счастливыми?" 

Если вы хотите понять разницу между прежним временем и прежним чувствованием и сегодняшним днем - перечитайте Достоевского.

Помните в его "Братьях Карамазовых" Иван Карамазов в исступлении кричит: "Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к "боженьке"!" 

Она - это та прекрасная новая разумная жизнь, которую обещают построить. 

Удивительно не то, какое значение придал писатель детскому горю - удивительно, что читатели искренне поверили в эти слова. То есть, готовы были усомниться в прекрасном будущем, в разумном обществе, если замешено оно будет на слезах невинного ребенка. 

Прошел страшный двадцатый век, который наплевал и на литературу, и на слезы, и на кровь, и даже на смерть миллионов детей, родителей и стариков. Обесцененная детская слезинка Достоевского не стоила ничего - потому ушла в литературу и обратилась в затертый литературный штамп "слезинка ребенка". 

Наше время как будто бы вернуло метафорическую "детскую слезинку" в реальность. Более того, придало ей современную форму и наполнило новым содержанием. Современная форма такой "неоправданной крови" - запоминающаяся фотография; а современное содержание - политическая подоплека, где слеза ребенка выступает в роли приманки. 

Как вы понимаете, прежняя "соленая слезинка" в настоящем обратилась в рейтинговую горько-сладкую слезу. Причем, чем искреннее плачет ребенок, чем горше его слезы - тем выше становится рейтинг, тем слаще она для авторов. 

"Я видел тысячи подобных фотографий с последствиями катастроф, взрывов, обрушений домов. И смею утверждать, что все - обман и надувательство". (Рустам Адагамов) 

Те многочисленные фотографии несчастных детей, чьи слезы запечатлены и растиражированы, фото ливанских, египетских, сомалийских, сирийских и, конечно, палестинских детей - как подлинные, так и сфабрикованные - безусловно, повлияли на общественное мнение. Те фотографии (утонувшего ребенка, падающего отца с ребенком) способствовали тому, что толпы беженцев свободно разлились по Европе. 

Фотография плачущего ребенка и явилась символом прошедшего года. Вытирая слезы измученному и чумазому ребенку беженца, европейцы проявили свою гуманную суть. Все это так, и невозможно без содрогания смотреть на эти фотографии. 

С одной маленькой оговоркой.

Почему же нигде и никогда в сегодняшних газетах и на экранах телевизоров мы не видим слезы еврейских детей, оказавшихся в экстремальных трагических ситуациях. В последних событиях палестинской волны террора можно было нащелкать и выставить напоказ лица тех детей, чьи родители были зарезаны, застрелены или задавлены машинами, тех детей, которые сами оказались невинными жертвами безумцев с ножами.

Почему не опубликовано фото зарезанной матери, преградившей своим телом путь убийце, а возле ее тела группу осиротевших детей. Разве уступала бы она по своему трагизму знаменитой древнегреческой скульптуре "Лаокоон с сыновьями"? 

"Скандал с якобы изнасилованной в Германии 13-летней русской девочкой Лизой стал фактором большой политики". 

Но раскручивание и использование "слезы ребенка" в политических целях фотографиями, даже самыми выразительными, не заканчивается. Искусное манипулирование этим сильнейшим душевным рычагом привело, к примеру, к серьезному дипломатическому скандалу между Германией и Россией. 

Мы говорим о деле немецкой девочки Лизы, изнасилованной мигрантами. В дело вмешалась российская сторона, так как девочка по происхождению русская. 

Скольких девочек насилуют в России, сколько исчезает бесследно и каково число детей, убитых растлителями - статистике, конечно, известно, но общественность мало интересует. Зато судьба обесчещенной бедной Лизы, живущей в Германии, почему-то взволновала русскоязычное СМИ. Тут же разом заговорили и печатные издания, и интернетовские сайты и новостные телеканалы, что привело к международному скандалу. 

Правда, немецкая полиция отрицала факт изнасилования и удерживания девочки. Но умолчать то, что Лиза имела сексуальный контакт с несколькими парнями - эпизод этот замолчать было нельзя. То есть, снова сработал эффект "детской слезинки", который и стал хитом прошедшей недели. 

Спустя несколько дней была опубликована другая статья, где вновь разыгрывалась детская карта. Речь в ней шла о несчастной судьбе детей мигрантов, бесследно исчезнувших. Особого ажиотажа она не вызвала: то ли время не приспело, то ли поднадоела публике миграционная тема. Однако продолжение ее обязательно последует. 

"Видео-травля израильских солдат в Палестинской автономии стала очень популярным методом пропаганды. Этому “направлению искусства” дали название и свое аутентичное название “Палливуд”.

Сотни примеров подобного рода приходят в голову, но вернемся лучше в наши палестины.

Если уж кому-то нужна конкуренция рейтинговых горько-сладких снимков, то почему бы не устроить ее. 

С одной стороны, будут выставлены лица палестинских подростков 12 - 15 лет, бросающихся на израильтян с ножами. Бледные, больные, измученные страхом и искаженные ненавистью лица тех, кто приготовился убивать и умирать. 

С другой стороны - лица израильских детей. Бледные измученные и заплаканные лица детей, оплакивающих убитых или покалеченных родителей, жертв тех самых юных палестинских убийц. 

И если на нравственных весах горькая детская слезинка, по русскому счету, перевесит прекрасный будущий мир; с точки зрения арабского менталитета, труп еврея перетянет даже море детских слез; то, по еврейскому счету, та слезинка окажется тяжелее великолепного мирного договора с убийцами, который нам обещают.

Кому будет нужен тот выстраданный мир, если всем ясно, что куплен он за счет той самой крохотной детской слезинки.