Изречение "не делай другому того, чего не желаешь себе", именуемое "золотым правилом", было сформулировано в период Второго Храма мудрецами почти всех религий. В иудаизме это правило было озвучено Гиллелем, однако фактически оно восходит к словам Торы, из недельной главы "Кдошим": "Не мсти и не храни злобы на сынов народа твоего, а люби ближнего твоего как самого себя" (19:16-19).

Предписание любви здесь не случайно соседствует с запретом мести: ведь даже если ближний нарушил это базисное правило и повредил нам, мы, во имя этой заповеди, во имя себя самих - по-прежнему не должны желать ему того, что он сделал нам.

Любовь познается отсутствием мстительности, а установление справедливости доверяется Всевышнему.

"Нельзя мстить врагам, используя их методы, - пишет Рабейну Бехайе. - Лучше ответить им добром, зная, что все от Бога. Если ненавистники твои причинили тебе ущерб, не обвиняй их, а раскайся перед Господом".

Евангельский призыв молиться за врагов - общее место хасидизма, высказанное, в частности, в "Сефер хасидим" (360).

Этот подход, подразумевающий участие Бога в любой межчеловеческой распре, одновременно представляет Его главным уполномоченным мстителем, как сказано: "У Меня отмщение и воздаяние" (Дварим 32:35). Или, "Господь - Бог ревнивый и мстящий; мстит Господь и яростен (Он), мстит Господь врагам Своим и хранит Он ненависть к врагам Своим" (Нахум 1:1).

Поэтому закономерен совет царя Шломо: "Если голоден враг твой, накорми его хлебом, и если он жаждет, напои его водой, ибо горящие угли собираешь ты на голову его, и Господь воздаст тебе" (Мишлей 25:21).

Однако, все же и у человеческой мести имеется свое законное место, как сказано: "Возрадуется праведник. В трактате Брахот (33.а) сказано: "Велико отмщение! Ведь слово это стоит в Торе между двух Имен Всевышнего: "Бог отмщения Господь" (Тегилим 94.1)".

И Раши поясняет: "Когда нужно мстить, месть великое дело".

В каких же ситуациях человеческая месть уместна?

Во-первых, уже сам контекст заповеди "не мсти и возлюби" говорит, что она ограничена частной сферой; на вопросы национальной безопасности эта заповедь не распространяется, а во-вторых, преступления все же имеют градацию.

В ситуации, когда враг сознательно действует вопреки "золотому правилу", когда он желает другому, ровно того, чего он страшится в отношении себя, оставлять его безнаказанным преступно, как сказано: "милостивый к жестоким жесток к милосердным".

В 1945 году Карл Поппер в книге "Открытое общество и его враги" сформулировал "парадокс толерантности": неограниченная толерантность перерождается в свою противоположность, так как развязывает руки крайним формам нетолерантности. Соответственно, запрет насилия ведет к отказу от его сдерживания. Таким образом, терпимость должна быть ограничена, должна быть выказана лишь по отношению к тому, кто сам с ней считается.

Итак, когда преступление совершается против самого "золотого правила", против самой человечности, свою часть "горящих углей" на голову преступника призван обрушить также и сам пострадавший.

Другими словами, его враг должен быть не просто казнен, но и дополнительно унижен и раздавлен морально. Так царица Эстер уже после казни сыновей Амана попросила Ахашвероша, чтобы тела их в знак позора были повешены на дереве (9:13).

Смертная казнь в этой схеме деталь незаменимая. 7 октября оставалось бы самой рядовой датой, если бы в свое время Гилада Шалита не на кого было поменять. К практике смертных приговоров нас в равной мере призывают вернуться и прагматический расчет и моральное чувство.

Жесточайшие, садистские убийства более тысячи израильтян совершались 7 октября людьми, зачастую знакомыми с ними, даже имевшими с ними теплую эмоциональную связь: ведь многие работали в этих киббуцах и видели доброжелательное и миролюбивое к себе отношение. При этом их соплеменники с восторгом наблюдали кровопролитие в социальных сетях: согласно опросам, 98% арабов Иудеи, Самарии и сектора Газа ответили, что гордятся резней.

Эти люди живут в культуре, отвергающей "золотое правило" в своей основе. Эти люди учатся жестокости с детских лет, учатся ей в семье, во дворе и школе, учатся на плюшевых мишках, на живых ослах и собаках, на своих ближних и, конечно же, на "предателях".

При этом важно понимать, что помимо генуинной исламской ненависти к мятежному "зимми", хамасовская идеология - через иерусалимского муфтия Амина аль-Хусейни - восходит также и к нацизму, сохраняет его импульс.

Итак, толерантность не распространяется на врагов "золотого правила", и в отношении таких врагов - месть уместна.

Обращаться с террористом "по-человечески", по меньшей мере, неадекватно. Он понимает соответствующее поведение, как духовную капитуляцию перед ним, и лишь дополнительно укрепляется в собственном моральном превосходстве. Когда нет надежды, что враг поймет твой поведенческий код, необходимо прибегать к его языку.

Либеральная система правосудия, разумеется, не вдается в такие нюансы. Последовательный либерализм, не считающий себя в праве кого-либо наставлять, готов лишь изолировать преступника, зачастую приближая условия его заключения к санаторным.

Подход этот, восходящий к призыву царя Шломо накормить и напоить врага, в то же время отказывается от мести как таковой, отказывается от нее наравне с "гипотезой Бога".

Характерно, что в соответствии с этим "прогрессивным" принципом, из этического кода ЦАХАЛа оказались изгнаны слова "победа", "месть" и "бог".

22 мая 2024 года в секторе Газа погиб капитан Исраэль Юдкин. Более двух месяцев его могила оставалась без памятной надписи, так как родители требовали выгравировать на плите слово הי"ד (сокращенно השם יִקום דמו) "да отомстит Всевышний за его кровь". Родителям предлагали забрать тело сына с Горы Герцля, перезахоронить его на городском кладбище и там писать, все что им вздумается.

Однако 2 июля воля Министерства обороны оказалась сломлена. Отныне эту традиционную надпись разрешили делать на любых надгробьях погибших военнослужащих.

И эта "уступка" в высшей степени обоснована. Приемлемый в значительном числе случаев, либеральный подход совершенно неадекватен по отношению к террору. Это, во-первых, а во-вторых, когда либерализм из прагматики перерождается в идеологию, когда он агрессивно вразумляет традиционное общество, третируя его безнаказанностью преступников, то он с террором солидаризуется.

Особое усердие проявляет в этом отношении Израиль, за всю свою историю не казнивший ни одного террориста, и (в отличие от уголовников) всячески балующий их в заключении: по решению БАГАЦа, террористам предоставлено право готовить в камерах пищу, учиться в универах, регулярно встречаться без стекла с родственниками и т.д.

Освобожденный в ходе недавних сделок убийца 21 израильтянина, Ияда Джарадата согласился с тем, что израильские тюрьмы "действительно похожи на санаторий ("кайтана"): "Почти все было доступно. Наши отношения с тюремной службой, офицерами, менеджерами и полицией - это было так, как будто мы были одной семьей".

Со своей стороны прокуратура ведет охоту на бойцов, заподозренных ею в жестоком обращении с "военнопленными". Сотни солдат оказались под следствием, некоторые даже за "убийства", совершенные 7 октября! А прошлым летом прокуратура, сфабриковав фейковое видео, обвинила нескольких охранников тюрьмы Сде-Тейман в изнасиловании террориста. Явиться с этим обвинением в суд наши фантазеры так и не решились, но их навет облетел весь земной шар и стал изюминкой на торте, выпеченном комиссией по правам человека ООН.

Однако, если даже какие-то другие обвинения прокуратуре не причудились, если какие-то бойцы действительно не были вежливы с "военнопленными", обвинять их решительно не в чем. Пока террористов откармливают в тюрьмах мясом и фруктами, безо всякой уверенности, что их казнят, можно лишь радоваться тому, что нашлись мужчины, готовые к адекватному с ними обращению.

Тот, кто гордится "подвигами" 7 октября и тем более в них участвовал, не может не презирать еврея, который напоил его водой и накормил хлебом, предварительно не свернув ему челюсть. И это презрение совершенно заслужено.

"Человеческое" обращение создает у террориста аберрацию победы, вдохновляет его на последующие убийства ("падающего подтолкни"). Только недвусмысленное унижение способно донести до его сознания, что он проиграл.

Но разве мститель не уподобляется своему врагу? Разве он не заражается его болезнью? Как сказал Ницше, "кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя".

В Диврей аямим (1.22:8) приводятся слова царя Давида: "И было ко мне слово Господне: "Много крови пролил ты и войны большие вел ты; не должен ты строить дом имени Моему, потому что много крови пролил ты на землю мою. Вот сын родится у тебя… он построит".

Все так. Храм построил царь Шломо, призвавший поить и кормить врагов. Однако все же никто не вознес Всевышнему столько великих проникновенных гимнов как царь Давид, и пролитая им кровь не воспрепятствовала Всевышнему исключительным образом приблизить к Себе его душу.

Давид был жесток к своему врагу, он действовал в рамках тех конвенций, которые были навязаны ему его окружением.

Однако проявляя жестокость, Давид не проникался той ненавистью, которую испытывал к нему его враг. Он выдерживал взгляд бездны.

По-другому случается сплошь и рядом. Светлана Алексиевич приводит, например, такое свидетельство: "Когда мы брали пленных, приводили в отряд... Их не расстреливали, слишком легкая смерть для них, мы закалывали их, как свиней, шомполами, резали по кусочкам. Я ходила на это смотреть... Ждала! Долго ждала того момента, когда от боли у них начнут лопаться глаза... Зрачки... Что вы об этом знаете?! Они мою маму с сестричками сожгли на костре посреди деревни...".

Но речь не об этом. Заражаться ненавистью арабов противопоказано, даже при том, что их первичная ненависть к евреям вздорна, а ответная ненависть к ним евреев была бы заслужена. Месть праведника не затронута такими чувствами. Месть праведника подразумевает адекватную, доступную для восприятия чудовища реакцию, без собственного вовлечения в ее стихию.

"Гнев, - разъясняется в "Сефер хасидим", - очень нехорошее чувство, и надо отделяться от него к противоположной крайности. Человек должен постоянно приучать себя вообще не гневаться, даже на то, на что гневаться можно. Если ему надо, пусть делает вид, что злится, но на самом деле должен оставаться спокойным и уравновешенным" (145).

Я бы сравнил мстителя с хирургом.

Я учился биологии в Мединституте, где было много медицинских предметов, но врачебный диплом не предоставлялся. Помню, я ненавидел хирургические практикумы, на которых требовалось резать собак, и сам никогда в этом не участвовал. Однако, если бы я решился стать хирургом, то несомненно преодолел бы свою первичную чувствительность и включился бы в учебный процесс.

Деятельность хирурга неприглядна. Так Татьяна Лаппа - первая жена Булгакова вспоминает: "Там очень много гангренозных больных было, и он все время ноги пилил. Ампутировал. А я эти ноги держала. Ой! Так дурно становилось, думала, сейчас упаду. Потом отойду в сторонку, нашатырного спирта понюхаю и опять. Потом привыкла. Очень много работы было. С утра, потом маленький перерыв и до вечера. Он так эти ноги резать научился, что я не успевала... Держу одну, а он уже другую пилит. Даже пожилые хирурги удивлялись."

Из меня такой же мститель, как и хирург. Более тридцати лет я выхожу из дома с оружием в надежде, что мне доведется "нейтрализовать" террориста.
Организовать его встречу с Создателем я готов, но не более того: "горящие угли" не по моей части.

Однако после 7 октября отсутствие навыка и даже желания унижать чудовище я перестал воспринимать как такое уж выдающееся моральное качество.