На прошлой неделе министр абсорбции Офир Софер (блок "Религиозный сионизм") подтвердил в интервью радиостанции 103FM, что правительство Израиля потерпело неудачу в ведении войны и в переговорах об освобождении заложников.

Фракция Бецалеля Смотрича позиционирует себя представительницей религиозного сионизма, хотя в действительности она представляет лишь течение "хардаль" ("хареди-леуми", то есть ультраортодоксы-националисты). Но и само течение тоже не полностью однородно. Наряду с занимающими ключевые позиции в партии постсионистами мессианского толка (Бецалель Смотрич, Орит Струк, Цви Суккот), во фракции есть и представители более мягкого, более лояльного к государству крыла, которые не разделяют открытой враждебности Смотрича и Струк к государственным институтам и ЦАХАЛу.

Этот "умеренный хардаль" представляют во фракции Михаль Вольдигер, которая после 7 октября подала в отставку с поста заместителя министра, чтобы не тратить впустую средства из казны, и Офир Софер, министр абсорбции. Софер озвучивает голос хардальников , которые служат в армии, работают, платят налоги и заинтересованы в более справедливом распределении бремени воинской службы. Именно поэтому он разделяет позицию министра обороны Йоава Галанта и уже выразил осторожное несогласие с законом об уклонении ультраортодоксов от всеобщего воинского призыва. А также именно поэтому на прошлой неделе он признал и очевидное: в войне с ХАМАСом правительство Израиля потерпело неудачу.

Подписывайтесь на наш телеграм-канал: zahav.ru - события в Израиле и мире

Говорить-то Софер говорит, а вот выводов не делает. В точности, как "марраны" в ликудовской фракции: понимают, что правительство провальное и ведет страну в пропасть, но молчат, а если и возмутятся, то вполголоса или вообще шепотом. Понять их можно: политики не любят выскакивать из поезда на ходу, предпочитают дождаться остановки. Следующая остановка — в июне, когда запланировано голосование по закону о воинской повинности. Остановка удобная, на ней вроде бы собирается сойти с этого поезда Бени Ганц.

Понять-то можно, вот только на войне нет праздничных каникул! А для тех похищенных, которые еще живы; для женщин, которых насилуют и унижают нелюди; для голодных, раненых, больных каждый дополнительный день в аду ХАМАСа - как год. А два месяца - вечность…

Приз ХАМАСу

Не враждебность по отношению к демонстрантам и не личная неприязнь к бывшему главе штаба семей Ронену Цуру определяли действия Нетаниягу. Ведь хотя Нетаниягу добился отставки Цура, но переговоры все равно торпедировал. Он сделал это из опасения перед Бен Гвиром и Смотричем. Как случайно сболтнул ведущий 14-го канала Итамар Флейшман, нельзя продвигать сделку, которая ставит под угрозу "правое правительство".

Самую ценную, самую дорогую награду террористам обеспечили именно Бен Гвир, Смотрич и голосистое радикальное крыло "Ликуда". С первых дней войны все они вели беспрецедентную кампанию, направленную на то, чтобы подорвать национальную солидарность с жертвами, а также спровоцировать и всячески поощрять отчужденное и даже враждебное отношение к заложникам ("Лучше пожертвовать несколькими сотнями, чтобы не ставить под угрозу безопасность девяти миллионов").

Бен Гвир, Смотрич, Ярив Левин, Тали Готлиб - все, кто участвует в этой беспрецедентной по своему цинизму и по своей жестокости кампании, разрушают один из краеугольных камней сионизма: общеизраильскую солидарность. Именно национальная солидарность сделала возможным мобилизацию гражданского общества с того страшного утра до нынешнего дня. Израильтяне вышли защищать свою страну, помогать эвакуированным, собирать теплое белье солдатам. Министры - за исключением, надо сказать, министров от ШАСа - продолжали как ни в чем ни бывало разбазаривать бюджет и обсуждать кулинарные предпочтения коллег по кабинету. А некоторые из них, перечисленные выше, к тому же активно включились в кампанию по расшатыванию той самой солидарности.

Бен Гвир, Смотрич, Струк, Готлиб выражают готовность принести заложников в жертву на алтаре воображаемой "абсолютной победы". Потому что такова концепция. Концепция, которая не признает различий между солдатами на поле боя и вытащенными из постелей в их домах детьми, матерями, стариками, да просто гражданским населением. Концепция, которая не признает общественного договора между государством и гражданином, потому что априори не признает прав личности, а исключительно потребности коллектива. Нет граждан, есть подданные. Следовательно, правительство не имеет никаких обязательств перед гражданами, брошенными на произвол врага. Тоталитарный подход, который в корне противоречит сионизму, создает опаснейший прецедент. Нежелание государства действовать ради освобождения своих граждан - страшная стратегическая угроза для Израиля.

И это еще не все. Кампания за освобождение заложников имеет стратегическое значение и на международной арене. Именно требование освобождения заложников в первые месяцы войны обеспечило международную легитимацию нашим военным действиям против ХАМАСа. Именно эти требования дают войне против ХАМАСа легитимацию в Белом Доме. Когда правительство свело кампанию за освобождение заложников к нулю из-за внутренних политических ограничений, оно нанесло вред Израилю на международной арене. Интерес Израиля - поднимать вопрос о заложниках. Не только ради них - ради всей страны, ради возможности вести войну. Но верх одержали узкие политические соображения.

Пустые угрозы

Освобождение заложников было заявлено одной из целей войны, не сразу, а в результате общественного давления. Причина проста: политики, составляющие ядро коалиции, задачу эту полагают третьестепенной, заложников считают обузой, их родных - досадной помехой. Для Бен Гвира, Смотрича и радикального крыла "Ликуда" заявленная под общественным давлением цель была пустой формальностью. Факт: они возражали против сделки в ноябре (Смотрич в последнюю минуту сломался и проголосовал "за". Но потом пришел к выводу, что такая позиция нанесла ему электоральный ущерб и голоса ушли к Бен Гвиру).

Когда эти политики озвучивают требование "равноценной сделки", то есть одного террориста в обмен на одного заложника, они тем самым декларируют отказ от любой сделки вообще, потому что, нравится нам это или нет, Израиль уже создал другие прецеденты в прошлом. Они распространяют навет "сторонники сделки требуют сделки любой ценой". В действительности никто не требует согласиться на условия ХАМАСа, неприемлемые даже для американцев. За этим кровавым наветом стоит четкая позиция кабинета: "Нет никакой цены, которую мы готовы заплатить".

С самого начала войны Нетаниягу не занимал собственной позиции по вопросу заложников. Он плыл по течению. Сначала - в фарватере Ганца, Айзенкота и Байдена, которые настаивали на продвижении первой сделки. Потом - в фарватере Бен Гвира и Смотрича, которые пытались предотвратить следующую сделку и преуспели в этом.

В январе 2024 года премьер оказался перед леденящим душу выбором: переговоры для еще одной возможной сделки по освобождению заложников - или поддержка Бен Гвира и Смотрича. Лапид предложил Нетаниягу "сеть безопасности", то есть поддержку в парламенте на случай сделки, но даже ребенок мог бы сразу угадать, кого выберет премьер. Сеть безопасности на несколько месяцев или возможность сохранить правительство 64-х? Не вопрос…

Месяцы, в течение которых Нетаниягу колебался, опасался за будущее своего правительства и вел переговоры о сделке в режиме "итальянской забастовки", оказались судьбоносными. Вопреки тому, что пытаются нам внушить противники сделки, - вообще любой сделки! - заложники не символы, они живые люди. Мы не знаем, для скольки из них - тех, для кого политическая отсрочка, которую себе обеспечил Нетаниягу, означала смертный приговор.

Нет, никто не хотел и не требовал в конечном итоге принять все требования ХАМАСа. Задачей правительства было дипломатическими контактами в сочетании с военным давлением побудить к действию американцев, египтян, прочих посредников. Лидеры страны должны знать, как это делать. Это их работа. Не умеешь выполнять свою работу - уходи.

Но время истекло, обстоятельства изменились, и у нас практически не осталось рычагов давления на ХАМАС. Израиль оказался в ситуации героя притчи, который не смог ни на что решиться, и поэтому наелся вонючей рыбы, его избили палками, а затем еще и прогнали из города.

Министр Офир Софер именно это и сказал. Ни освобождения заложников, ни победы. Зато Бен Гвир, Смотрич и другие противники сделки по освобождению заложников вовсю повеселились, отмечая свою победу, в январе в иерусалимском зале "Биньяней ха-Ума".

Но есть нечто еще более страшное: ведь "тигры" которых испугался Нетаниягу, были… бумажными. Смотрич ни за что не вышел бы из правительства: его партия балансирует на грани электорального барьера, а он не политический камикадзе. Бен Гвир много набирает в опросах, но от министерского поста не так легко откажется, зная, что в следующем правительстве его фракция, вероятно, застрянет на скамье оппозиции.

За доказательствами далеко ходить не приходится - в понедельник Смотрич выступил с очередной угрозой: если ЦАХАЛ не войдет в Рафиах, заявил он, это правительство не имеет права на существование. Следите за руками, точнее, за словами. Смотрич не сказал "моя фракция выйдет" , а сказал "смотрите все на меня - я силен, я лаю на премьера!"

Эти двое, Бен Гвир и Смотрич, три с лишним месяца торпедировали любую возможность освобождения заложников, шантажируя премьера. Но в обойме пистолета, который они приставили к виску Нетаниягу, не было патронов! И, вероятно, Нетаниягу это знал, только рисковать побоялся: а вдруг один патрон случайно остался в стволе? А вдруг один из этих безбашенных нажмет на курок? Израильтян много, что там сотня заложников, когда есть еще девять миллионов? А вот коалиция 64-х - она у него одна…