Суд и милость

В недельной главе "Бе-хар Синай" говорится о законах шмиты, т.е. о законах, связанных с отсчетом субботних лет. В частности, мы читаем: "И сказал Господь Моше на горе Синай, говоря: Говори сынам Израиля и скажи им: когда придете в землю, которую Я даю вам, тогда земля должна покоиться в субботу Господню. Шесть лет засевай поле твое и шесть лет обрезывай виноградник твой и собирай плоды ее (земли). А в седьмой год суббота покоя да будет для земли, суббота Господня: поля твоего не засевай и виноградника твоего не обрезывай. Что само вырастет на жатве твоей, не снижай, и винограда с охранявшихся лоз твоих не снимай; год покоя да будет для земли. И да будет суббота земли вам в пищу, тебе и рабу твоему, и рабе твоей, и наемнику твоему, и поселенцу твоему, которые живут у тебя. И скоту твоему и зверям, которые на земле твоей, да будет весь урожай ее в пищу. И отсчитай себе семь субботних лет, семь раз по семи лет, и выйдет у тебя времени семи этих субботних лет сорок девять лет. И воструби в шофар в седьмой месяц, в десятый день месяца; в день искупления вострубите в шофар по всей земле вашей. И освятите пятидесятый год, и объявите свободу на земле всем жителям ее; юбилей да будет это у вас; и возвратитесь каждый во владение свое, и каждый к семье своей возвратитесь. Юбилеем да будет у вас этот пятидесятый год" (Ваикра 25.1-11)

Итак, мы видим, что как седьмой (субботний) день - священный, т.е. посвящен Всевышнему, также священен и седьмой год. Как седьмой день – день покоя, так и седьмой год - год покоя.

Между тем на себя обращает внимание, что "священные" субботние годы связаны с идеей милости ("объявите свободу на земле всем жителям ее"). В этом отношении примечательно, что провозглашение юбилея происходило под звуки шофара, но именно в день Искупления, в день Прощения, а не в День Суда, каковым является Рош-Ашана. Но тем самым, юбилейное трубление как бы противопоставлялось этому ежегодному трублению Судного дня, трублению Новолетия.

Итак, можно сказать, что как каждый год мир судится, так и каждые семь лет, а в особенности же каждые пятьдесят лет, он милуется.

Таким образом, последовательный отсчет лет от сотворения мира – это отсчет "будничный", который совершается под знаком суда и соответствует имени Элоким, а счет лет шмиты и юбилеев – это священный счет, соответствующий Четырехбуквенному имени.

Но какой смысл может иметь противопоставление этих циклов: годового и семилетнего, в пределе даже пятидесятилетнего? Почему суд связан с годовым периодом, а милость с пятидесятилетним?

Мы вправе предположить, что речь здесь может идти о суде - над человеком, срок жизни которого измеряется годами, и о милости - над всем миром, для которого пятьдесят лет – как один год. Но как это может быть? Ведь на первый взгляд все должно быть вроде бы прямо наоборот. Суд, т.е. безличные законы должны быть связаны с мирозданием, с обществом как целым, а милость должна быть направлена на живого человека. Миром как целым правит безличный закон (хашгаха клалит), в то время как судьбу каждого отдельного человека определяет Провидение, т.е. личный Бог (хашгаха пратит).

Так оно, по-видимому, и есть. Однако так выглядит лишь с нашей точки зрения. С точки зрения Всевышнего соотношение должно быть как раз обратным. Судя людей, Он судит каждого, выносит приговор каждому в отдельности, а затем одаряет милостью. Мир же Он хранит до последнего дня Своим провидением, а затем предает суду.

Таким образом, мы вправе проинтерпретировать это парадоксальное распределение суда и милости между индивидом и обществом следующим образом: праведник судится ради оправдания всего мира.

Макроантропос

Но каково соотношение индивидуума и всего мира? Иудаизм в целом принимает учение о микро- и макрокосмосе. В гемаре в отношении человека даже используется соответствующий ивритский термин "олам катан" (малый мир). А в "Морэ невухим" Рамбам рассматривает понятие микрокосмоса весьма близко к тому, как это делали древние греки.

Между тем в иудаизме присутствует еще одно понятие, в связи с которым противопоставление отдельного человека "всему миру" выглядит гораздо оригинальней и продуктивней, я имею в виду понятие "кнессет Исраэль" - собрание всех еврейских душ, являющееся своеобразным надисторическим субъектом.

В самом деле, в духе иудаизма естественнее было бы противопоставлять не микрокосм макрокосмосу, а микроанторопос макроантропосу, обитающему в истории и образующему историю. Не случайно на иврите "история" буквально именуется "родословной" ("толдот"). Соответственно мировая история – это родословная всего человечества, это своеобразная игра крови, идея которой следующим образом обыгрывается Булгаковым в романе "Матер и Маргарита": "Притом вы сами - королевской крови". "Почему королевской крови?" - испуганно шепнула Маргарита, прижимаясь к Коровьеву. "Ах, королева, - игриво трещал Коровьев, - вопросы крови - самые сложные вопросы в мире! И если бы расспросить некоторых прабабушек и в особенности тех из них, что пользовались репутацией смиренниц, удивительнейшие тайны открылись бы, уважаемая Маргарита Николаевна. Я ничуть не погрешу, если, говоря об этом, упомяну о причудливо тасуемой колоде карт. Есть вещи, в которых совершенно недействительны ни сословные перегородки, ни даже границы между государствами. Намекну: одна из французских королев, жившая в шестнадцатом веке, надо полагать, очень изумилась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что ее прелестную прапрапраправнучку я по прошествии многих лет буду вести под руку в Москве по бальным залам". Коровьеву вторит Воланд: "Да, прав Коровьев! Как причудливо тасуется колода! Кровь!"

Как бы то ни было, ничто не мешает нам рассмотреть "еврейский космос" не как вселенную, а как родословное древо всего человечества, как всемирную историю.

Тогда, во всяком случае, весьма знаменательными окажутся масштабы этих миров: индивидуального и общечеловеческого, исторического.

Здесь вполне уместно сопоставить две иудейские "константы", ограничивающие продолжительность возрастов как человеческого индивида, так и всеобщей истории. Продолжительность жизни человека оценивается, как известно, в 120 лет, продолжительность существования мира – в 6 тысяч лет (см. Сангедрин 97.а).

Но если человек судится каждое Новолетие и тем самым 120 раз по числу лет своей жизни, то весь мир милуется также 120 раз - по числу своих лет. Ведь "год" всего мира соответствует 50 годам, т.е. юбилею!

Итак, в идее юбилея неявно заключена идея года жизни всего мира, года жизни человечества. Как каждый человек судится раз в свой год, так человечество раз в свой год милуется.

Таким образом, в годовых и пятидесятилетних отсчетах времени проявляются какие-то фундаментальные циклы микро и макроантропоса. И здесь любопытно отметить следующее. Как известно, недельный цикл – один день отдыха после шести рабочих дней - оказался принят всем человечеством, причем все попытки введения каких-либо иных циклов (например, советская пятидневная неделя) были неудачны. Семидневный цикл приходится в пору человеческому чувству времени.

Но то же можно сказать и в отношении макроантропоса, т.е. в отношении человеческой истории. По всей видимости, история не случайно мерится веками, т.е. если не юбилеями, то во всяком случае парой юбилеев. Значение "века" как некой временной вехи так же естественно применять по отношению к истории человечества, как по отношению к отдельному человеку уместно применять недели и годы.

Мы тупеем, когда слышим, что по данным науки земля возникла более четырех миллиардов лет назад, а жизнь на ней зародилась миллиард лет назад. Мы неспособны непосредственно ощутить срок в сотни миллионов лет, отделяющий нас от мезозоя - эпохи динозавров, и даже срок в один миллион лет, связанный с находками первых останков человека, кажется нам совершенно нерелевантным.

Однако как только мы входим в историю, т.е. в историю цивилизаций, которая началась приблизительно тогда же, когда еврейская традиция датирует "сотворение мира" - все меняется. Пять тысяч лет – это срок большой, но все же легко охватываемый нашим сознанием.