Отдельный народ

В недельной главе "Балак" рассказывается о том, как моавитский царь Балак пригласил кудесника Билама, для того чтобы тот проклял Израиль. Но "вложил Господь слово в уста Билама,…и произнес он притчу свою, и сказал: из Арама приводит меня Балак, царь Моава, с гор восточных: "пойди, прокляни мне Яакова, и пойди, изреки зло на Израиль!". Как прокляну я? Не проклинает его Бог. Как изреку зло? Не изрекает зла Господь! С вершины скал вижу я его и с холмов смотрю на него: вот народ живет отдельно и между народами не числится. Кто исчислит прах Йакова и сочтет пыль Израиля? Да умрет душа моя смертью праведников, и да будет кончина моя, как его" (23:4-10).

В этих словах: "вот народ живет отдельно и между народами не числится" точно выражена, пожалуй, самая приметная национальная черта еврейского народа, настороженно избегающего сближения с инородцами, сторонящегося их, и соответственно слывущего у них чужаком.

При всем том, что неуживчивы все народы, что всякое племя по природе своей косо смотрит на соседнее, в отношениях с евреями у этого отчуждения словно вырастают крылья: оно вырывается из плоскости обычной ксенофобии и перерастает в какое-то глубинное иррациональное неприятие.

Просвещение, пытающееся выявить во всех народах общечеловеческое ядро, неожиданно для себя обнаружило в евреях дополнительный пласт чужеродности: активно ассимилировавшиеся в среде просвещенных народов, евреи продолжали кучковаться по национальному признаку. Чувствуя себя порой чуть ли не главными носителями и выразителями национальных культур, в которые они ассимилировались, со стороны они продолжали восприниматься в первую очередь как евреи.

В начале ХХ-го века Гершензон в следующих словах описывал эту ситуацию: "Сионисты думают, что ассимиляция грозит гибелью самой сущности еврейства. О, маловеры! Еврейское начало неистребимо, нерастворимо никакими реактивами. Еврейский народ может без остатка распылиться в мире - и я думаю, что так будет, - но дух еврейства от этого только окрепнет. Венский фельетонист-еврей, биржевой делец в Петербурге, еврей-купец, актер, профессор, что у них общего с еврейством, особенно в третьем или четвертом поколении отщепенства? Кажется - они до мозга костей пропитаны космополитическим духом, или в лучшем случае духом местной культуры: в то же верят, в то же не верят и то же любят, как другие. Но утешьтесь, они любят то же, да не так".

Хорошо известно, что Герцель выступил со своей идеей создания еврейского государства только после того, как убедился в неосуществимости ассимиляции, ревностным сторонником которой он до дела Дрейфуса являлся.

Евреи хотели стать как все, надеялись раствориться в общечеловеческой массе, но народы "все замечали" и не дали потомкам Израиля забыть, кто они есть.

Евреи отличаются от народов в каком-то дополнительном измерении, задавая тем самым совершенно оригинальный антропологический формат, как сказано: "Одно из глубочайших принципов управления миром это разделение на Израиль и народы мира. Со стороны человеческой природы они выглядят совершенно одинаковыми, но со стороны Торы они весьма отличаются, и отделены друг от друга как два совершенно разных рода" (Рамхаль "Дерех ашем" Часть 1. гл.4.1).

Между тем все же бывают и вполне удачные опыты еврейской ассимиляции. Именно на них и сделал ставку кудесник Билам: прозрев исключительную отделенность Израиля, он посоветовал Балаку воздействовать на евреев не войной, а миром, он порекомендовал послать навстречу Израилю не хорошо вооруженных мужчин, а искусно наряженных обольстительных женщин.

"И встал Билам, и пошел, и возвратился в свое место, а Балак также пошел своею дорогою. И жил Израиль в Шиттиме, и начал народ блудодействовать с дочерьми Моава, И приглашали они народ к жертвам божеств своих; и ел народ, и поклонялся божествам их. И прилепился Израиль к Баал-Пеору. И возгорелся гнев Господень на Израиля. И Господь сказал Моше: возьми всех начальников народа и повесь их Господу пред солнцем, и отвратится ярость гнева Господня от Израиля. И сказал Моше судьям Израиля: убейте каждый людей своих, прилепившихся к Баал-Пеору. И вот некто из сынов Израиля пришел и подвел к братьям своим мидьянитянку пред глазами Моше и пред глазами всей общины сынов Израиля, а они плакали у входа шатра соборного. И увидел это Пинхас, сын Элазара, сына Аарона, священника, и встал он из среды общины, и взял копье в руку свою. И вошел вслед за израильтянином в нишу, и пронзил обоих их, израильтянина и женщину в чрево ее; и прекратился мор среди сынов Израиля. И было умерших от мора двадцать четыре тысячи" (25:1-8).

План оказался сорван, но сама эта история дополнительно продемонстрировала особенный статус израильской отделенности. С одной стороны, Израиль чурается народов, но с другой все же всегда рискует в них раствориться.

"Любой, кто вступает в смешанный брак, присоединяется к шести миллионам", - сказала как-то Голда Меир. И все же отрицание религии и установка на "общечеловеческие" ценности ("еврейская религия не религия вовсе, но трагедия, главное препятствие на пути еврейской нации к культуре, науке, свободе" - Нахман Сыркин) очень скоро сделала бы свое дело. Если бы арабы встретили сионистов не ножами и динамитом, а хлебом и солью, еврейское государство едва ли бы устояло. Но "динамическое равновесие" сохраняется: притяжение и отталкивание уравновешивают друг друга.

Выход на орбиту

В этом плане взаимоотношение Израиля и народов хочется сравнить с движением двух небесных тел - основного и его сателлита. Чтобы оставаться на орбите вокруг более крупного тела, малое тело должно получить необходимый импульс. При недостаточной скорости вращения спутник сходит с орбиты и падает на планету, в случае большей скорости уносится в открытый космос.

Исход из египетского рабства явился выводом Израиля на орбиту. С той поры еврейский народ вращается вокруг человечества, с одной стороны не отрываясь от него, но с другой все же и не сливаясь, не смешиваясь с ним, "живя отдельно".

С той поры евреи и народы с одной стороны "выглядят совершенно одинаковыми", но с другой "отличаются, и отделены друг от друга как два совершенно разных рода".

И "планетарная модель" наилучшим образом воспроизводит эту логику. В самом деле, эта модель не только объясняет "динамическое равновесие" притяжения и отталкивания, позволяющего Израилю оставаться на орбите человечества, она позволяет рассматривать эту систему в "двух совершенно разных родах".

Взаимоотношение Израиля и народов соответствует взаимоотношению небесных тел, в одном случае рассматриваемых как два разных тела, а в другом - как одно.

Представим себе, что крупный астероид врезается в луну. Если он "собьет" луну с орбиты, то со своей (околосолнечной) орбиты неизбежно сорвется так же и земля, ведь общая масса системы уменьшится, при том, что скорость движения сохранится. В этой ситуации в счет идет общая масса планеты с ее спутниками. То же самое Израиль, который иногда рассматривается как часть человечества, а иногда как народ, "живущий отдельно".

Израиль принято сравнивать с луной, а народы - с солнцем. Так совершенно естественно делать при взгляде с земли. Но, если взглянуть на эту картину со стороны солнца, то Израиль по- прежнему будет подобен луне, а народы - земле.

Впрочем, предлагаемая планетарная модель допускает, если не предполагает обмен смысловыми зарядами. В пору, пока Израиль находится в приниженном состоянии, он выглядит луной, выглядит вспомогательным спутником человечества. Однако в эсхатологической перспективе, когда "тьма покроет землю и мрак - народы; а над тобой воссияет Господь, и слава Его над тобой явится. И будут ходить народы при свете твоем" (Йешайя 60:2), тогда Израиль правильнее будет уподобить земле, а народы - луне.