Надвигаются новые потрясения. Почему французские СМИ скрывают тяжелые уличные беспорядки, что там за проблема у Марин Ле Пен с французскими паспортами и каким станет лицо этой растерянной страны в ближайшие месяцы, после судьбоносных президентских выборов?

Американский еврей, писатель и философ, один из авторов концепции постиндустриального общества Элвин Тоффлер (1928-2016) ввел в обиход термин "шок будущего" (футуршок), определив его так: "слишком много изменений за слишком короткое время". В своей книге "Шок будущего", опубликованной в 1970 году, Тоффлер описал прогрессистское мировоззрение в отношении истории: человечество прошло через три исторических этапа. Первый - от варварства к цивилизации, второй - промышленная революция и, наконец, третий - информационная революция, компьютеризация и развитие робототехники.

Ни Тоффлер, ни кто-либо другой из приверженцев прогрессистского мировоззрения не ожидал, что случится еще и четвертый этап, точнее сказать, третий как будто сомкнется опять с первым. То есть прошлое вернется и, по сути, станет будущим.

Именно осознание того, что исторический процесс не линеен, но цикличен, а вовсе не нарочитое определение Тоффлера, как раз и шокирует. И теперь это становится особенно ясно - лишь тот, кто понимает эту цикличность, сумеет избежать изумленного потрясения.

Короче говоря, это совсем не шок будущего, а скорее - шок прошлого.

1. Шок перед Марин Ле Пен

В точности как американский истеблишмент, не ожидавший, что Дональд Трамп станет президентом, никто во французском истеблишменте до самых последних недель не предполагал, что 48-летняя Марин Ле Пен может оказаться первой женщиной-президентом Франции. Ее ведь считали нацисткой и фашисткой, а это, в соответствии с концепцией Тоффлера и его сподвижников, безусловно, означало, что время ее, как и других подобных персонажей, давно миновало и уже не вернется снова. Но вот же, согласно опросам, она поднимается все выше и выше, приводя в ужас могучие бастионы французского истеблишмента, политически, культурно, экономически и социально ставшие после окончания Второй мировой войны плотью от плоти французских левых. Это именно они взрастили французскую "политкорректность", ее железобетонное "единомыслие".

Президентские выборы во Франции состоят из двух туров. В первом, который состоится 23 апреля, будет не менее 11 кандидатов, большинство слева. Если кому-нибудь из них удастся получить 50%, он станет президентом. Однако из-за большого количества претендентов такой исход почти невероятен. Марин Ле Пен уверенно лидирует, но, согласно опросам, ей не удается получить больше 27%. Остальные кандидаты имеют от долей процента до примерно 20% у ведущих конкурентов Ле Пен: 62-летнего Франсуа Фийона и 39-летнего Эммануэля Макрона.

Понятно, что на опросы полагаться нельзя, это мы уже хорошо знаем. Но и прыгнуть на 50% Ле Пен вряд ли удастся. Хотя есть французские аналитики, которые полагают, что и такое возможно.

На прошлых выборах в 2012 году Ле Пен получила только 17,9% голосов в первом туре и во второй не прошла. Теперь во втором туре картина может оказаться иной. Есть вероятность, что все конкуренты Ле Пен поддержат того, кто будет ей противостоять. По опросам она добьется во втором туре лишь 42% против Макрона или 44% против Фийона. Но то, что лишает сна и того и другого - это нынешняя тенденция, в которой Ле Пен во втором туре усиливается, а они становятся слабее.

Теоретически, согласно прогрессистскому мировоззрению, французская политика должна была с энтузиазмом принять Ле Пен, поскольку она первая женщина, способная достичь такой высоты. Вот только политика, как раз наоборот, пребывает в глубоком трауре и шоке. Множатся оценки, согласно которым второй тур станет настоящей драмой – Ле Пен способна получить недостающую ей пока легитимацию в первом туре, а левые избиратели не смогут заставить себя проголосовать ни за Фийона, ни за Макрона, ведь и тот и другой придерживаются консервативных взглядов на экономику, намереваясь инициировать значительные экономические реформы. При этом правые голоса, за неимением других правых кандидатов, перейдут к ней…

При любом раскладе ее уже отнюдь не воспринимают как курьез. И впервые все основные французские СМИ, раньше попросту игнорировавшие ее, теперь берут у Ле Пен интервью. Для нее это уже колоссальный прорыв, равно как и для ее партии "Национальный фронт". В прошлом всеми пренебрегаемая, а теперь обхаживаемая со всех сторон.

Почему же французская пресса старается как можно меньше акцентировать на этом животрепещущем развитии событий внимание общества? Потому, что с ужасом осознает - любое упоминание о Марин Ле Пен теперь приносит ей голоса.

2. Шок заложников

Логично предположить, что нарастающая поддержка Марин Ле Пен напрямую связана с волной беспорядков и бесчинств, поджогов и мародерства, изматывающих французские города, прежде всего Париж, на протяжении многих недель. Речь идет об опасном коктейле из мусульманской молодежи и их сторонников из левых кругов, выплескивающих свою ярость на полицию – символ государственного суверенитета.

Франция уже знавала в прошлом волны гражданского насилия, в том числе, конечно – майские события 1968 года. Но то, что происходит сейчас, - это совсем иное. На полицию выплескивается ярость тех, кто не хочет интегрироваться, кто желает сепаратизма и прав без обязанностей. Эти пылающие улицы ненависти не являются частью республики и не стремятся быть ею. Они не хотят вливаться в республику, они хотят ею править. Второе поколение мусульманских иммигрантов сжигает изнутри лютая ненависть. И утверждая, что их не приняли, они жаждут страшной мести.

Франция пробуждается к осознанию того, что она по сути – заложница. В любой момент, когда того пожелают миллионы мусульман и их левых сторонников, страна будет пылать. И поделать с этим практически ничего нельзя. Полицейские получили указание не трогать участников беспорядков. Поскольку любое насилие со стороны властей разжигает улицу еще сильнее. Полицейским также приказано не задерживать слишком много хулиганов. Ведь из прошлого опыта известно, что тогда полицейские участки оказываются в блокаде, окруженные бесчинствующей толпой, пока задержанных не отпустят на свободу.

Нынешняя волна беспорядков, длящихся неделями, лишь еще одно звено в цепи волнений, продолжающихся последние три года и инициированных мусульманами и их сторонниками слева. Это непрерывная и нарастающая смута.

В результате полиция превратилась в безответную боксерскую грушу. Многие из-за этого покидают службу. Франция обнаружила себя сидящей на жерле вулкана, и невозможно знать заранее, когда и с какой силой потоки раскаленной лавы выплеснутся, заливая все на своем пути. Полиция уже давно не заходит на окраины городов. И разведки у нее там нет. Везде полно оружия, и администрация бессильна совладать с этим.

Прогрессистское мировоззрение предполагало, что на этом этапе все уже давно должны были оказаться вовлеченными в информационную революцию, быть охваченными компьютеризацией, одним словом, пребывать в будущем. Вот только многие как раз наоборот - рвутся обратно в 7-й век. Ну и дела…

Любой исход выборов разожжет пожар на улицах с еще большей силой. Если президентом станет Ле Пен, недалеко и до активной фазы гражданской войны. Фийон – "тэчерист", намерен отменить щедрые социальные льготы, существующие в нынешней французской экономике. И в этом случае улицы тоже, безусловно, запылают опять. Да и Макрон – новобранец в большой политике, вряд ли сумеет удержать в своих неопытных руках раскаленную от ненависти Францию.

Одним словом, выбранные политики станут заложниками бунтующих улиц, а те, в свою очередь, заложниками политиков. И это – неумолимый курс на катастрофу.

3. Шок Евросоюза

Выход Британии стал для европейцев шоком, от которого они не оправились и по сей день. Уход Франции станет окончательным крахом "мечты европейского единства". И возможность этого сценария приводит сейчас элиты в панику. Макрон и Фийон хотят, разумеется, остаться, а Ле Пен - выйти. Отсюда и еще одна причина для истеблишмента идти на все, чтобы не дать ей победить. К слову, кандидат от крайне левых Меланшон тоже хочет выхода Франции из Евросоюза. Но даже если Ле Пен проиграет, желание освободиться от удушающих оков Евросоюза среди народов Европы продолжает нарастать, грядут национальные референдумы о выходе.

Евросоюз хотел сформировать реальность, но реальность сама стала формировать Евросоюз. Он намеревался создать будущее, но в конце концов создал лишь прошлое. Он предполагал зародить надежду, но породил лишь шок будущего.

Франция инициировала революцию прав человека и определила лицо современной Европы. Может ли статься, что теперь она поведет континент в обратную сторону? Будущее станет прошлым? Эти блуждания во времени порождают ужас, но одновременно и надежду. Это ведь смотря кого спрашивать. И в этом как раз большая проблема.

Иллюзии прошлого и будущего - все это лишь в глазах наблюдателя. Ах, до чего же наивным и оптимистичным кажется на первый взгляд прошлое через песню чудесного Шарля Трене "Бум". А ведь, это - те самые тяжелые и страшные тридцатые, которые действительно кончились "бумом", обрушившимся на Францию словно разящий меч…

Маятник часов стучит тик-так-тик-тик, Птицы на озере – пик-пак-пик-пик, Глюк-глюк-глюк пыхтит индюк, А нежный колокольчик звонит дин-дан-дон. И вдруг… Бум! Когда наше сердце стучит: "Бум!", Все с ним говорит: "Бум!", И это любовь пробуждается. Бум!

4. Шок французского гражданства

У многих израильтян есть французское гражданство. До сих пор оно казалось надежным и незыблемым. И даже через несколько поколений его можно было восстановить. Казалось, что оно подобно кровной связи переходит от родителей к детям. Даже освободиться от него было совсем не просто - требовался реальный юридический процесс. Многие израильтяне получили его на основании свидетельств о рождении XIX века. И до сих пор никакого напряжения между израильским и французским гражданством не существовало. Они прекрасно уживались друг с другом.

Но вот пришла Марин Ле Пен и объяснила, что француз не может иметь дополнительное гражданство тех стран, что не входят в Евросоюз. И отвечая на вопрос ливанской журналистки, конкретно указала, что коснется это и обладателей израильского гражданства. Правда, позднее, в другом интервью, она сдала назад, сказав, что это будет зависеть от принятых между странами соглашений.

Чего она хочет достичь? Намекнуть миллионам североафриканских мусульман, что можно будет лишить их французского гражданства? Но они-то, разумеется, стремительно избавятся как раз от своего оригинального гражданства, так что лишить их французского уже станет невозможно. И они останутся. А вот евреи, скорее предпочтут израильское гражданство и в итоге покинут Францию.

Короче говоря, мусульман она так не выгонит, а вот евреев – да. Этим своим выступлением она вновь выставила их как чужаков, как тех, у кого можно отобрать гражданство, тех, кто "не из наших". От этих слов вновь повеяли душком тридцатых прошлого столетия… Понятно, что речь шла о всех тех, у кого есть еще один паспорт, включая американский или канадский, но указали опять именно на евреев. Снова они стали легитимными лишь наполовину…

Так или иначе, но быть евреем во Франции действительно означает теперь быть условным гражданином, без ясного будущего, подвергающимся угрозам, если еще не со стороны государства, то уж точно со стороны улицы. Раньше на этот случай была Канада. Вот только многие понимают, что процессы, пожирающие Европу, теперь, когда наивный Джастин Трюдо запускает в Канаду множество мусульман, случатся рано или поздно и там. Так что остается один только Израиль.

Будет ли легко отменить французское гражданство для обладателей нескольких паспортов? Отнюдь. Такой шаг не только не получит большинства в парламенте, но и будет отклонен конституционным судом. Но останется ли Франция демократической страной? Шок ведь в том, что казавшееся раньше совершенно невозможным стало вполне реальным. Французские евреи не зря паникуют. Их мир рушится у них на глазах. Они успокаивают себя тем, что самого страшного не произойдет. Точно как в тридцатых…

Но, может быть, им стоило бы поспешить и оставить Францию, пока это еще сравнительно легко сделать?

5. Шок самооценки

Кто сравнится с французами в ощущении самих себя как всемирного исторического чуда? На всех они смотрят свысока. Правда, маленькая трещинка в этой броне возникла еще тогда, когда десятки тысяч французских евреев стали уезжать в Израиль.

Французский истеблишмент всегда рассматривал нас как безнадежно потерянную страну. Как же так получается, что евреи предпочитают ее благословенной Франции? Это сводит их с ума. А тут еще пришел Дональд Трамп и раз за разом стал называть Францию "одним большим балаганом" со всеми ее мусульманами, террором и насилием на улицах. Французы оскорблены и растеряны. Их самооценка трещит по швам.

Помните, как французские левые насмехались над каналом "Фокс ньюс", сделавшим два года назад репортаж об угрозе террора в городах Франции? И тут действительно начались большие теракты, и многие французы вдруг осознали, что их самооценка требует пересмотра. Они – всего лишь страна среднего размера, со средней экономикой, средним ВВП, пылающими улицами, стоящая на пороге гражданской войны.

Для многих это окончательно прояснилось лишь в последние недели, когда они стали свидетелями бесчинства и беспорядков, царящих в городах страны, на фоне бессилия правительства. Марин Ле Пен бесстрашно машет лозунгом "гражданской войны", представляя себя в качестве того, кто способен эту напасть предотвратить. Но так ли это? Не станет ли Ле Пен, наоборот, катализатором гражданской войны?

В начале февраля Трамп беседовал по телефону с чванливым французским президентом Франсуа Олландом, завершающим свою "карьеру". "Он говорил со мной, как будто выступал на митинге", - пожаловался позднее Олланд, намекая, что так не разговаривают с вельможным президентом Франции. Вот же павлин…

До того как Трамп был избран, Франсуа Олланд отзывался о нем с типичной французской надменностью: "Его преувеличения вызывают приступы тошноты", говорил, что Трамп "представляет опасность для демократии". После избрания Трампа французский посол в Вашингтоне Жерар Эро у себя в "Твиттере" написал: "Мир рушится на наших глазах", но затем стер это. Не в первый раз такое случилось с этим высокомерным человеком.

День Бастилии. Каждый год 14 июля французская армия, блюдя традицию, проходит грандиозным парадом через центр Парижа. Вообще-то эта армия со времен Наполеона не выиграла ни одного сражения, но кому это важно? Тут опять все дело в самооценке. Такой дряхлеющая Франция желает себя помнить.

У французов завышенная самооценка, а у нас – заниженная. Частичка французской национальной гордости нам бы совсем не помешала. Мы бы тогда, может, и освободились бы от своих комплексов – постоянного желания выяснить, что же о нас думают другие. Они не сомневаются в себе даже когда это нужно, мы же – постоянно, и тогда, когда это совершенно излишне. У нынешних французских комплексов есть веские причины. А вот у наших – таких причин нет.

6. Демографический шок

До последнего времени во Франции было запрещено проводить демографические опросы. Поэтому истеблишмент мог делать вид, будто все в порядке. Ведь если нет данных - нет и проблемы. Но с 2015 года в абсолютном запрете появились послабления. И тогда драматическая статистика стала достоянием гласности: в средних школах около четверти учеников – мусульмане. Некоторые из них проголосуют уже на этих выборах. В один момент французский истеблишмент получил отрицаемую им демографию как кремовый торт прямо в лицо. Траур обрушился на французское общество. Теперь оно все осознало, да только слишком поздно. Добавим к этому еще связанную со старением колоссальную смертность коренных французов при относительно низкой смертности молодого мусульманского населения.

Около десяти лет назад я принимал у себя на студенческом семинаре того самого посла в Вашингтоне Жерара Эро, он в тот момент был послом в Израиле. Настало время вопросов. Раз за разом студенты задавали ему вопрос о том, что же Франция собирается делать с мусульманами и демографией - совершенно легитимный вопрос в Израиле, но абсолютно неприемлемый во Франции, даже сегодня. Это ведь неполиткорректно. Снова и снова он отвечал одной и той же фразой: "Но сейчас проблемы нет". "Но в будущем-то она случится", - прижимали его студенты. "Возможно, - отвечал он им. - Но сейчас, проблемы нет". Тогда я и понял французскую страусиную стратегию.

В чем причина растущей популярности Марин Ле Пен? Страх. На фоне ускоряющихся потрясений в стране она обещает прежний домашний уют знакомого и родного французского мира, которого по сути уже нет. Она как будто бы сулит украдкой пробраться к той самой французской жизни: франку, границам, традициям, Фернанделю, Бурвилю, Луи де Фюнесу, Шарлю Трене и Эдит Пиаф, простоте и уверенности в себе. Она проводник в будущее, которое, по сути, является прошлым. И это в глазах истеблишмента еще одна причина для страха перед обманчивым временем.

Понятно, что это не более чем обман. Прошлое уже не возродить. Точно как у Горация в его послании "О поэтическом искусстве", где он называет стариков, живущих своим прошлым и надеющихся, что оно вернется – "певцами прошлых дней" (laudator temporis acti). Но может, прошлое все же способно вернуться? Вот он, шок прошлого. В наше время страхов и опасений люди готовы ухватиться за что угодно, даже за иллюзию.

7. Географический шок

В былые времена Франция властвовала над Северной Африкой. Теперь Северная Африка царит во Франции. Раньше метрополия управляла колониями, сегодня колонии владычествуют над метрополией. Прежде Средиземное море было препятствием, сейчас стало мостом.

Помните, Алжир был Францией во всех отношениях? Во французских школьных классах над доской висел лозунг: "как Сена рассекает Париж, Средиземное море разделяет Францию". Но вот поползли на север миллионы за миллионами. И миграция эта не кончается: воссоединение семей, прибытие толп со стороны Италии и Ливии.

После того, как французская армия убила в Алжире, в ходе войны за независимость, около 700 тысяч человек, эта тема по-прежнему остается предметом споров. Кандидат Макрон недавно заявил, что французский колониализм в Алжире был "преступлением против человечества", чем вызвал волну возмущения. Как это так, мы – "преступление против человечества"? Разве этот термин во французском дискурсе не отведен исключительно для Израиля? Так у французских алжирцев есть право на месть?

Но географию не изменить. И пока Сена рассекает Париж напополам, Средиземное море разделило на две части… Алжир. И по мере того, как движешься по Франции на юг, замечаешь, что количество мусульман становится все большим и большим, достигая пика в Марселе, втором по величине городе страны с 40% мусульман. И проценты эти постоянно растут.

Колонии прошли долгий путь от бесправия к угрозе существования всего Евросоюза, стали его черной дырой, из которой теперь нет возврата.

В этом коротком ролике легендарный Фернандель (1903-1971), символ прежней Франции, сыграл роль Али-Бабы, этакого экзотического персонажа, далекого и выдуманного. Теперь вся Франция стала одним большим Али-Бабой, вместе с сорока разбойниками, разумеется.

8. Левый шок

В ответ на рост, к слову, не только во Франции, но вообще во многих европейских странах, популярности правых, французский левый лагерь становится злобным и совершенно безумным, превращая ислам в свой самый возвышенный социальный показатель. То же происходит у британских лейбористов с их Джереми Корбиным, да и у израильских левых, и у демократов США, где Кит Эллисон-Мухаммед едва не стал главой национального комитета Демпартии. Во Франции этот тренд представлен коммунистическим популистским кандидатом - 66-летним Жан-Люком Меланшоном.

Именно левый лагерь выплеснул летом на парижские улицы мощную волну жестокого насилия, протестуя против намерений внести изменения в рабочее законодательство. Кандидат в президенты от социалистов Бенуа Хамон известен как большой поклонник выдуманного "палестинского народа", включая и его исламские круги.

Социалистическая платформа Хамона столь безумна, что многие и относятся к нему соответственно. Поэтому поддержка его невелика – около 15%. Он, например, предлагает выплачивать по 800 долларов в качестве пособия каждому французскому гражданину, без привязки к тому, работает тот или нет. Есть у него и другие столь же невероятные предложения, на финансирование которых средств, разумеется, у государства нет и не будет. Ясно, что для колоссальных иммигрантских общин Хамон очень удобен. Он ведь обещает раздать им деньги совершенно задаром! Таков нынче левый лагерь, полностью утративший свой путь, свои ценности и... своих традиционных избирателей. Он изобрел Евросоюз, но именно Евросоюз его и похоронил. Как говорится: и восстал голем на своего хозяина…

9. Шок дезинтеграции

Радикализуется левый лагерь, радикализуется правый лагерь, а посередке восемь миллионов мусульман – куда вся эта гремучая смесь подастся? В нынешней Франции все чаще начинают говорить об опции "гражданской войны", поскольку никаких других решений, способных удержать все эти темные силы вместе, и на горизонте не увидать.

Это тяжелое ощущение того, что все, что было привычным и знакомым, рушится и разваливается: партии, элиты, улица, рабочие места, экономика, европейское пространство, личное пространство. Вокруг все больше иммигрантских лиц, все больше страхов. Это уже совсем другая страна. И в самом ближайшем времени в результате выборов весь этот смерч раскрутится с новой силой.

Схожий процесс, хотя и слабее, происходит у нас тоже. Но из-за постоянных угроз безопасности общество больше сплочено и демографически куда жизнеспособнее. Иначе мы давно уже были бы в положении Франции, если еще не в худшем. К своему несчастью, французы лишены той общей для всех угрозы, способной сплотить вместе, которой приходится противостоять нам.

И вот мы пришли к нынешней волне нескончаемого насилия. В каждой такой волне уровень зла – насилия и ненависти только нарастает. Это уже напоминает настоящее народное восстание. Лидеры серы и безлики, а улицы клокочут от ненависти.

10. Шок утраты иллюзий

Положение Франции напоминает ситуацию с нерадивым учеником, что отодвигал выполнение домашних заданий и подготовку к экзамену до самого последнего момента, чтобы затем впасть в ужас и панику. На этом этапе у него уже нет ни малейших шансов прийти на экзамен подготовленным. Так и Франция - отрицала, отвергала, абстрагировалась. И вот наступил день главного экзамена. Кто-нибудь еще помнит о той нелепой "мирной конференции", которую Франция заваривала на пару с Керри, чтобы перевести внимание на нас, чтобы выставить нас в роли проблемы, а себя – решением? Как подобная страна, по уши погрязшая в собственных экзистенциальных проблемах, еще смеет влезать в чужие дела?

Кто бы ни победил на этих судьбоносных французских выборах, страна идет под откос, в сторону новых потрясений, уличных столкновений и дезинтеграции. Она тянет за собой всю Европу, соскальзывающую за ней вниз, в этаком взаимном ужасающем и смертельном штопоре.

И даже иллюзий, которыми можно было бы себя тешить, у них уже не осталось. Ромен Гари, он же Эмиль Ажар, он же Роман Лейбович Кацев, французский писатель еврейского происхождения, предвидел это еще давно. Умирающая Роза, пережившая Катастрофу еврейка из романа "Вся жизнь впереди" (La vie devant soi, перевод с французского В. Орлова) - это и есть нынешняя Франция:

"Так вот, мы долго старались испугать мадам Розу, чтобы кровь у нее пошла в обращение. Мосье Валумба ужасен, когда глотает огонь и тот языками вырывается из его нутра и достает до потолка, но мадам Роза находилась в одной из своих отключек, которые еще называют летаргией... Мосье Валумба битых полчаса изрыгал перед ней пламя, но взгляд у нее оставался неподвижным и пустым, словно она уже превратилась в статую. Статую ничто не может тронуть... Мосье Валумба с родичами поднялся к нам в один из вечеров, когда мадам Роза была в очередной отключке и с тупым видом сидела в кресле. Они все были полуголые и выкрашенные в разные цвета, а лица размалеваны как не поймешь что, чтобы устрашить демонов, которых африканские рабочие привозят с собой во Францию. Двое из них уселись на пол с барабанами в руках, а трое остальных пустились вокруг мадам Розы в пляс... Но все оказалось попусту..."

Гай Бехор, GPLANET

Перевод Александра Непомнящего