Статья Шая Давидая, опубликованная в журнале Tablet под заголовком Why I'm Leaving Columbia, стала вехой в истории американской академической жизни. Профессор, автор подкаста и активист, Давидай покинул университет, который некогда считал местом своей мечты. Его текст - одновременно прощальное письмо, моральный жест, обвинительный манифест и предупреждение:

"Отказ от работы мечты не был легким решением. Но последний скандал с участием Колумбии ясно показал, почему я не мог остаться".

Капкан из "прогресса" и ненависти

Поводом для выступления Давидая в прессе стала утечка переписки бывшей сопредседательницы совета попечителей Колумбийского университета Клэр Шипман, ныне исполняющей обязанности президента университета. В своих сообщениях она называет единственную произраильскую еврейскую коллегу "кротом" и предлагает заменить ее на "кого‑то с Ближнего Востока или араба": как подчеркивает Давидай, игнорируя тем самым запрет на дискриминацию, закрепленный в Гражданском кодексе США.

"Кто в здравом уме может следовать за таким руководством или позволить своему имени быть связанным с подобной институцией?" - задается он вопросом.

Но это лишь вершина айсберга. Давидай показывает, как в Колумбийском университете сложилась система, при которой ненависть к Израилю и евреям стала не скандалом, а нормой. Преподаватели, студенты, администрация - каждый играет свою роль.

Профессора за кадром, но в центре событий

"Студенты шествуют маршами. Но факел в руки им дают профессора - и указывают, в какую сторону направить пламя".

Давидай не боится называть имен. Джозеф Массад - профессор, выразивший "восторг и благоговение" по поводу бойни 7 октября. Кэтрин Франке, назвавшая резню "военной операцией". Сенатская председательница Жанин д'Армиенто, заглушавшая голоса коллег, осуждавших студенческие протесты. И это не маргинальные фигуры, а официальные лица ведущего американского университета.

"Колумбия вручает высшую награду профессору, участвовавшему в протестах, полных ненависти. Вот чего стоит теперь руководство университета: безвольное, морально ослепленное, вечно просящее прощения".

Но страшнее молчание

Особый акцент Давидай делает на молчании. Он описывает, как большинство коллег - в том числе те, кто симпатизирует его позиции - предпочитают не "высовываться". Один бывший декан признался ему: "Возможно, я бы выступил в твою защиту, но белый профессор‑еврей, критикующий женщину‑президента, - это выглядит плохо". Давидай заключает:

"Разрыв между тем, как эти люди говорят о ценностях, и тем, как они поступают на деле, огромен. Это горькая правда о сегодняшнем высшем образовании: те, кто сам не умеет, - учат".

Когда академия преследует

Одним из самых тревожных эпизодов стала официальная попытка заставить Давидая замолчать. После того как его выступление против ХАМАСа в интернете стало вирусным, университет обвинил своего профессора в "предубеждении на почве национального происхождения" за то, что он критиковал террористов, при этом подчеркивая, что ничего не имеет против палестинского народа:

"Это было ложное и абсурдное обвинение. Я никогда не выступал против палестинцев, арабов или какой‑либо этнической и религиозной группы".

Расследование длилось 20 месяцев и завершилось без выдвижения обвинений. Но Давидаю запретили вход в кампус, отключили его идентификатор, а позже и вовсе закрыли доступ к еврейскому студенческому центру. В годовщину 7 октября он увидел, что все то же студенческое объединение, действовавшее и ранее, провело очередной несанкционированный марш в поддержку ХАМАСа. А он вновь подвергся наказанию за то, что возвысил голос против марша.

Новая форма старой ненависти

Давидай вводит в оборот новый термин - "американский интеллектуальный антисемитизм". Это идеология, согласно которой:

• евреи - белые поселенцы‑колонизаторы
• Израиль - инструмент этнической чистки
• отказ в праве на существование евреям - борьба за справедливость.

"Такая ненависть не исчезает сама собой. Она адаптируется, эволюционирует, возвращается, будучи еще более сильной", - делает вывод Давидай.

Он приводит пример: после трех месяцев тюремного заключения палестинский активист Махмуд Халиль, вернувшись домой, первым делом не встретился с семьей, а снова возглавил протест. А поддержал его не кто иной, как нынешний фаворит среди претендентов на пост мэра Нью‑Йорка Зохран Мамдани. Это, пишет Давидай, знак того, что "мелодия меняется, но слова песни остаются все теми же".

Что дальше? Не молчать

"Я покидаю Колумбию. Но не эту борьбу".

Шай Давидай уходит для того, чтобы говорить еще громче. Он запускает новые подкасты, пишет книгу, продолжает публичную кампанию. Но главное, дает понять, что молчание теперь не вариант:

"Не обманывайтесь, даже если сейчас в кампусе затишье, под ним все тот же вулкан. Руководство верит, что сможет все пересидеть. Это их главная ошибка. Мой голос не продается".

Текст Шая Давидая - это документ о сломе морали - процессе, происходящем внутри университетов. Это свидетельство упадка либеральной идеи, когда ее захватывают новые догмы. Это призыв не бояться говорить, даже если за это лишают доступа, титула и кафедры.

В эпоху, когда молчание становится удобной валютой, Давидай выбирает быть неугодным. Он уходит - но остается.