Российское руководство склонно ценить тактические выгоды выше, чем долгосрочное планирование, поэтому вполне может считать, что новый кризис на Ближнем Востоке скорее на руку России. Однако это не отменяет того, что происходящее выглядит как крушение еще одного близкого союзника Москвы в регионе, говорится в статье Carnegie Politika.

Эскалация между Израилем и Ираном отодвинула российское вторжение в Украину с первых полос мировых новостей, но сама Москва, похоже, еще не определилась, печалиться ей или радоваться из-за новой войны на Ближнем Востоке. С одной стороны, Россия не может не переживать за судьбу своих многочисленных проектов в Иране, куда за последние три года было вложено немало ресурсов и сил. Ведь теперь все это может пойти прахом. В то же время в Москве не без оснований надеются извлечь выгоду из ближневосточной нестабильности - за счет роста цен на нефть и снижения интереса к Украине.

Смотреть и надеяться

Хотя Россия поспешила осудить израильскую атаку, ее первая официальная реакция была обращена скорее к Тегерану. После неизбежных пассажей с обвинениями в адрес Запада МИД РФ в своем заявлении напомнил о следующем раунде американо-иранских переговоров в Омане и готовности США принять в них участие. Иными словами, Москва вместо поддержки своего иранского союзника призвала его сесть за стол переговоров с Вашингтоном, несмотря на невыгодную позицию.

Последующая риторика российской стороны тоже сводится почти исключительно к призывам к деэскалации. Что неудивительно, учитывая, что Россия не может всерьез повлиять на действия Израиля, а именно он сейчас задает тон событиям. Поэтому наблюдать и призывать остается практически единственной опцией.

Конечно, Москва была бы не против примерить на себя роль посредника на возможных переговорах, если стороны будут готовы к ним перейти. Однако ход событий скорее уменьшает значимость России как уникального участника, которому есть что предложить всем сторонам конфликта.

Когда речь шла о ядерной сделке, Кремль действительно был единственной страной, готовой вывезти излишки урана из Ирана. Но по мере продвижения израильской операции такая потребность отпадает сама собой - вопрос ядерной программы Ирана будет решен военным путем, и, вероятно, ничего вывозить не придется. А в роли обычного посредника Россия может предложить не больше, чем Оман или Катар.

О какой-то военной помощи Ирану с российской стороны тоже говорить не приходится. Так совпало, что именно в дни израильских ударов иранский Меджлис ратифицировал Договор о стратегическом партнерстве с Россией. Когда полгода назад это соглашение подписывали президенты двух стран, оно подавалось как принципиально новый уровень сотрудничества, в том числе в оборонной сфере. Но события последних дней еще раз подтвердили, что Россия и Иран не стали военными союзниками. Как уже объяснила российская сторона, договор не предполагает оказания военной помощи в случае агрессии.

По большому счету, Россия в Иране сегодня занимается лишь тем, что должно делать стандартное государство в таких случаях. Российское посольство эвакуирует граждан РФ из Исламской Республики, а Москва просто наблюдает за происходящим, призывая к деэскалации, без возможности как-то повлиять на ход событий.

Выгоды и потери

Главная проблема, с которой может столкнуться Россия в связи с происходящим, - это риск провала многочисленных проектов в Иране, в которые она активно вкладывала ресурсы и силы с 2022 года. За несколько дней до начала израильской операции иранский посол в Москве заявил, что по итогам 2024 года Россия стала крупнейшим иностранным инвестором в Исламской Республике. Посол не уточнил сумму российских вложений, но ситуация в предыдущем году была примерно такой же, и тогда объем российских инвестиций оценивался в $2,76 млрд. В одни только нефтегазовые проекты Москва собиралась вложить в ближайшее время около $8 млрд.

Дальнейшая судьба этих проектов не может не беспокоить российское руководство. Конечно, никто в Москве не рассчитывал, что Тегеран превратится в ведущего торгово-экономического партнера России, наравне с Китаем, Индией или Турцией. Масштабы сотрудничества всегда были и будут обречены оставаться куда более скромными. Но у иранского направления имелись свои преимущества - Тегеран воспринимался как надежный партнер, поскольку сам был под санкциями и, в отличие от Пекина, Дели и Стамбула, не обращал внимания на западные санкции против России.

Более того, значение иранских проектов постепенно росло. Во-первых, Москва использовала Иран как площадку для тестирования интеграционных моделей - соединение платежных систем, зона свободной торговли с Евразийским экономическим союзом, вступление в общие международные организации вроде ШОС и БРИКС. От успешности этого опыта во многом зависело, насколько другие страны будут заинтересованы в том, чтобы развивать с Россией аналогичное сотрудничество.

Во-вторых, Иран выступал для России важной логистической альтернативой для транзита товаров по коридору Север - Юг. После того как Москва, вторгнувшись в Украину, лишилась привычных транспортных маршрутов через Европу, в Кремле хорошо поняли, что транзитных путей много не бывает.

Наконец, Иран даже был готов принять у себя те российские проекты, чья реализация провалилась в других странах. Речь прежде всего о планах Москвы создать газовый хаб в Турции. После долгих переговоров от этой идеи пришлось отказаться, потому что Анкара требовала для себя контроля над газовыми потоками, а Европа, чей рынок был главной целью проекта, твердо настроилась на зеленый переход и сокращение потребления газа.

Тогда альтернативой стал проект иранского газового хаба, откуда российский газ - в сжиженном виде через порты Персидского залива - шел бы на перспективные азиатские рынки. Окупаемость таких вложений вызывает немало вопросов, но Москва уже заявила о планах построить к этому хабу газопровод через территорию Азербайджана и Ирана.

Однако если Исламская Республика в результате нынешнего обострения превратится в зону постоянной нестабильности, то и газовый хаб, и другие, более реалистичные проекты пропадут вместе с уже сделанными инвестициями. А такой сценарий совсем не исключен, учитывая то, что Израиль уже наносит удары не только по военным объектам, но и по базовой гражданской инфраструктуре Ирана, включая нефтегазовую систему страны.

Надежда на лучшее

Тем не менее тревожное будущее Ирана не лишает Россию надежды выиграть от новой войны - хотя бы краткосрочно. Цены на нефть уже выросли на новостях об израильских ударах, и очевидно, что нестабильность на Ближнем Востоке будет подталкивать их вверх и дальше. Причем чем дальше зайдет эскалация, тем сильнее. Особенно если боевые действия распространятся на Персидский залив или Тегеран решится перекрыть Ормузский пролив.

Другим выгодным для России последствием может быть то, что столкновение Израиля и Ирана отвлечет внимание и ресурсы Запада от Украины. Ну а если израильские бомбардировки расширятся настолько, что гибель мирных жителей станет регулярным явлением, Россия с радостью будет указывать на "двойные стандарты Запада" и пытаться оправдать этим свои действия на украинском направлении.

Наконец, если конфликт затянется, то США придется нарастить помощь Израилю, а это неизбежно уменьшит их возможности продолжать поддерживать Киев. Не вызывает особых сомнений, что для Дональда Трампа отношения с Израилем гораздо важнее, чем с Украиной.

Российское руководство в целом склонно ценить тактические выгоды выше, чем долгосрочное планирование, поэтому вполне может считать, что новый кризис на Ближнем Востоке скорее на руку России. Однако это не отменяет того, что происходящее выглядит как крушение еще одного близкого союзника Москвы в регионе. Всего полгода назад России пришлось смириться с падением режима Башара Асада в Сирии, откуда ее теперь выдавливают новые власти, обнуляя годы вложений. То же самое может стать реальностью и в Иране.

Эскалация между Израилем и Ираном, скорее всего, поможет России свести бюджет этого года без большого дефицита благодаря подскочившим ценам на нефть. Но репутационные потери будут куда более долгосрочными. Российские партнеры терпят поражение один за другим, а вместе с ними теряет влияние и сама Москва.