Когда-нибудь, когда осядет пыль от нынешней мировой (контр)революции, когда она, наконец, отстроит новые институты, создаст новые режимы и прочертит новые границы, а затем все это рухнет (а мы, боюсь, лишь в первом действии этой драмы), первыми еще из-под обломков заговорят историки. Примерно так же, как они заговорили о том, как Европа пришла к катастрофе 1914 года, Россия - к катастрофе 1917 года, мир - ко Второй мировой войне, они станут рассуждать о том, как могло случиться, что чудесное восьмидесятилетнее мирное развитие человечества, принесшее невероятное процветание, технический прогресс, революцию в коммуникациях, избавление от нищеты и голода целым континентам, излечение от смертельных болезней и неуклонный рост продолжительности жизни, демократизацию и доступность здравоохранения и образования, - как все это привело к контрреволюции, готовой похоронить все перечисленное. Как случилось так, что коллапс коммунизма в 1991 году привел не к расцвету, а к экзистенциальному кризису Запада в середине 2020-х. Как случилось так, что диктатуры, которые еще несколько десятилетий назад, казалось, отступали по всем фронтам, вдруг проникли в самое сердце старейших демократий. Как произошло, что бескровное, почти чудесное крушение коммунизма, давшее надежду на победу либерализма без большой войны, не только не привело к установлению прочных либеральных демократий, но и закончилось перерождением бывших империй и тираний в еще более агрессивные и опасные силы, движимые ресентиментом и реваншем.


И это будет очень печальная история об упущенных невероятных возможностях. Это будет история перерождения и предательства либеральных ценностей и их сдачи левым маргиналам, которые после крушения коммунизма из коммунистических подворотен перебрались в леволиберальные мейнстримные партии, захватили их, разложили изнутри и, по сути, взяли в заложники, оставив от них одни оболочки. Историки припомнят все - и бездумное разрушение социальной целостности под напором множества агрессивных меньшинств (оказавшихся первыми жертвами собственной ненасытной, но неосуществимой страсти к социальному доминированию над большинством), и бессмысленное разрушение национальных идентичностей под агрессивным давлением мультикультурных иллюзий (и опять же, именно неинтегрированные мигранты и беженцы оказались первыми жертвами реакции), и множества всяких других культурных войн, которые опьяненные "концом истории" радикалы, живя в своих фантазиях, навязали Западу, в итоге похоронив многие из его фундаментальных завоеваний. Так что под напором агрессивного популистского шквала, продвижения радикально левой повестки (открытые границы, мультикультурализм, антисемитские демонстрации, гендерный радикализм и т.д.) трещат по швам столетние институции, а демократические государства вынуждены опускаться до примитивного использования судебной власти для срыва демократического волеизъявления. Но иногда оказывается, что сложные политические последствия вызваны действиями, в основании которых лежат базовые особенности человеческой природы.

Давно замечено, что великие идеалы человечества Свобода - Равенство - Братство фундаментально противоречат один другому: свобода ведет не столько к братству, сколько ровно в противоположном направлении - к индивидуализму. Но главная проблема в том, что свобода и братство невозможны в условиях равенства, поскольку последнее может быть обеспечено только насилием и несвободой. Весь коммунистический опыт ХХ века - прямо об этом: установление равенства начинается с отказа от частной собственности, а завершается коллективизацией, Большим террором и Гулагом. Казалось бы, почему не отказаться от равенства, если оно лежит на пути ко всеобщему счастью? Да потому, что стремление к равенству есть, по сути, реализация извечного человеческого стремления к справедливости.

В основании всех социальных движений - правых и левых, элитарных и эгалитарных, демократических и популистских - лежит принцип социальной справедливости. Казалось, бы справедливость - очевидная благодетель (одна из семи благодетелей христианства). Но что же тогда так фатально подрывает она на пути к свободе, братству и счастью? Для этого нам придется отбросить ненадолго поверхностную очевидность, и задуматься над тем, что скрывается за требованием справедливости.

Лучше всего понять это от обратного: что такое несправедливость? Это прежде всего… неравенство: несоответствие вклада/заслуг - воздаянию/признанию, прав - обязанностям, труда - вознаграждению, преступления - наказанию и т.д. Ну а шире, на социальном уровне, речь идет о несоответствии роли тех или иных классов, слоев, групп и индивидов их социальному положению в обществе, наконец, о неравенстве их доступа/вклада к распределению/воспроизводству ресурсов. Вот она, несправедливость. Таким образом, в основе всех проблем лежит стремление людей к равенству, а в основе равенства - требование справедливости.

Но тут проблемы только начинаются. Дело в том, что определение справедливости основано на нашем суждении: вопрос не в том, соответствует ли наказание преступлению, труд вознаграждению, а ресурсы вкладу, а в том, что я считаю этим соответствием. Вот источник всех проблем: я считаю, что соответствует; он считает, что нет. Так начинается конфликт. Когда он охватывает все общество, то принимает форму "классовой борьбы", но в обострении может вылиться в гражданскую войну. Когда он развивается между странами, то выливается в войну между ними: то, что одной стороне кажется несправедливым, другой, наоборот, представляется совершенно обоснованным.

Как же так? Мы оперируем вроде бы всецело позитивными понятиями - справедливость, равенство, а приходим к войне. А дело в том, что в сердцевине того, что мы называем равенством и справедливостью, лежит весьма далекое от позитивного свойство, по всей видимости, укорененное в самой природе человека (ничего мистического - продукт эволюции и средство выживания). Это - зависть.

Случайно ли первое преступление в человеческой истории - убийство Каином Авеля - произошло из-за зависти? Каин не мог простить брату того, что его жертву бог принял, а каинову нет. Эта зависть и привела к братоубийству. И это убийство является не только гносеологическим, но и онтологическим основанием всех преступлений в истории человечества. Нет, зависть - не одно из негативных свойств, наряду с агрессией, злобой, коварством… Она их источник. Вместе с ними она формирует комплекс неполноценности и вырастающую отсюда культуру ресентимента, в которой живут многие индивиды и семьи и которая охватывает целые социальные слои и классы, а иногда и целые страны. Она - дрожжи древнейшей ненависти - антисемитизма. Она источник всех войн. Распаковывая любое преступление, вы найдете в самой его сердцевине, на самом его дне - зависть. К чужому имуществу или величию, власти или успеху… Да, предпосылкой зависти является неравенство. Но ведь и равенство не является решением проблемы, поскольку в его основании лежит все та же зависть. Скорее всего, она является, как уже было сказано, продуктом выработанной в ходе эволюции соревновательности видов, без которой эволюция не могла бы состояться. Поэтому с этим надо жить. И человечество с этим живет, периодически захлебываясь в ресентименте, ненависти, войне и крови.

Маркс был прав, утверждая, что история человечества - это история классовых обществ (естественно: они были основаны на социальном неравенстве), а раз так, она есть история "классовой борьбы". Однако причины ее лежали не столько в экономике, сколько в человеческой природе - в зависти как фундаментальном свойстве человека. Отсюда - кажущаяся иррациональность поведения людей и исторических событий. И она, как показали все марксистские эксперименты в ХХ веке, неустранима ни в неравенстве, ни в равенстве. Поэтому марксизм и оказался силен в социальной критике, но совершенно беспомощен в проецировании позитивной картины будущего. В любом социальном проекте человек должен быть представлен во всей полноте своих неотчуждаемых социально-психологических и биологических характеристик: альтруист и эгоист/нарцисс, доброжелатель и завистник, миролюбец и агрессор/насильник. Социальная инженерия и производство "нового человека" всякий раз завершались воцарением старого. Сегодня мир переживает очередное его возвращение.

Мы настолько убедили себя в победе Просвещения, в том, что мир совершил необратимый скачок в массовом образовании, социальном обеспечении, приобщении к культуре огромных масс населения, в доступе к интернету, в деле спасения жизней, улучшения условий труда, всеобщей занятости и т.д., что забыли, что 7/8 этого мира все еще живет в кастовых и трайбалистских обществах, в условиях мафиозного насилия и жесточайших диктатур, массового невежества и религиозного мракобесия. Это мир Путиных и Лукашенко, Кимов и Си, Эрдоганов и аятолл, а также множества африканских, латиноамериканских и азиатских Бердымухамедовых чуть меньшего калибра. Возглавляемый этими людьми Глобальный Юг, сильно отстающий от первого мира, лелеет культуру ресентимента, культивирует ненависть к богатому Западу, эксплуатирующему его, пытается подорвать усилия по сохранению существующего порядка, главным бенефициаром которого он сам и является. Никакой экономической рациональности здесь нет. Есть лишь упакованная в риторику справедливости зависть. Особенно ярко это проявилось в позиции Глобального Юга, ставшего на сторону такой же "обиженной" на Запад России в ее войне с Украиной, лицемерно гнобящего Израиль за "нарушение прав человека", хотя больших нарушителей таких прав, чем в этих странах, не сыскать.

Хорошо известно, что все нелиберальные режимы строятся на мобилизации, в основе которой - реваншизм и ресентимент. Как основной мобилизующий фактор обычно выделяют образ врага, но мало обращают внимание на его зеркальное отражение - образ жертвы, не менее, а даже более значимый для мобилизации и часто недооцениваемый. Эта самовиктимизация присутствует всегда. Достаточно вспомнить гитлеровские жалобы на несправедливость кабального Версальского мира и разделенном немецком народе, путинские многочасовые лекции о том, как несчастные русские страдают везде и всюду и как лживый Запад "нас обманул" и "кинул", портреты шахидов по всему мусульманскому миру и т.д. Здесь не только оправдание нарциссической грандиозности и отсутствия эмпатии (какая может быть эмпатия, если я сам жертва?). Все несчастья этого мира начинаются с культивирования жалости к себе. И тот, кто думает, что это удел лузеров, должен задуматься дважды. Если даже богатейшая, самая успешная и процветающая страна мира начинает строить свою экономическую политику на основе нарратива о том, что она жертва, что ее все обманывают и обирают, то это явное доказательство того, что принцип универсален: становление антилиберального порядка всегда идет под стенания о собственной печальной участи. А заканчивается обычно как самосбывающееся пророчество.

Какова же должна быть политика, которая блокировала бы эти худшие страсти? Она должна быть политикой если не умиротворения, то нераздражения тех слоев общества, в которых эти свойства в силу бедности, более низкого уровня образования и культуры особенно сильны. А эти слои, хотим мы того или нет, составляют большинство населения почти в любой стране мира.

Проблема радикально левой повестки, подорвавшей в итоге либеральный проект, который развивался в течение последних десятилетий, не в том, что она сильно перегибает по части морализаторства, высоких принципов и стремления к справедливости, а в том, что социальная зависть в воукистском ее изводе используется в ней в качестве дрожжей социального теста. Политика идентичности была направлена на противопоставление множества меньшинств некоему якобы монолитному большинству. Но объединение меньшинств создавало лишь иллюзию нового большинства. Каждый раз эти меньшинства оказывались противопоставлены одно другому по различным параметрам (скажем, религиозные меньшинства нередко фундаменталистского толка не испытывали никакой связи с сексменьшинствами или феминистскими группами). Меньшинства так меньшинствами и остаются. Власть они получают потому лишь, что ее им дает большинство. Вот почему продвижение политической повестки меньшинств может идти только с согласия большинства, а не путем агрессивного проталкивания, а тем более через оскорбительное отрицание и демонстративное разрушение ценностей этого большинства (будь то национальная история или семейное воспитание).

Леворадикальный проект напрасно считают излишне идеологическим, морализаторским и оторванным от реальности. Мне представляется, что его основание, напротив, "слишком человеческое". Именно это позволило его адептам подмять под себя традиционные леволиберальные партии и перехватить их политическую повестку. Этот проект мощно спаян идеей социальной справедливости, в которой нетрудно различить 50 оттенков зависти.

Везде здесь доминирует идея справедливости и виктимности меньшинств и зависти к "хозяевам жизни" - в расистских BLM погромах, в узаконенном DEI racial profiling, в агрессивном разрушении национальных историй под лозунгом деколонизации, в антисемитских вакханалиях на кампусах, в защите бородатых головорезов и привнесении практик современного средневековья в либеральные западные общества под лозунгами "культурного многообразия", в презрении к закону, в агрессивном вмешательстве в воспитание детей и промывании мозгов в школах новомодными гендерными теориями, в превращении социальных наук в университетах в цитадели политических активистов на зарплате, занимающихся радикализацией студентов вместо их обучения, в удушающей политкорректности, затыкании ртов и всеобщем страхе высказать свою точку зрения - всюду царит идея реванша над зарвавшимися "хозяевами жизни" за прошлые обиды и травмы, пережитые, стоит заметить, даже не нами, но нашими предками. Увы, прогресс, основанный на зависти, не имеет прочного социального основания.

Всякому, кто был способен беспристрастно, вне партийных шор, наблюдать за происходящим в течение последних трех-четырех десятилетий, ясно, что мир двигался не просто на двух скоростях, но как будто в разных измерениях. Запад (точнее, так называемую прогрессистскую его часть) стало уносить настолько далеко в сторону либерализации, а остальной мир (приблизительно 7/8 населения этой планеты) все дальше в сторону религиозного фундаментализма и обскурантизма (мусульманский мир), дремучего национализма (Россия, Китай, Индия) и социального радикализма (Латинская Америка), что стало понятно, что дальше такая траектория грозит Западу не просто потерей идентичности, но потерей экономических, а затем и политических рычагов в современном мире - погрязшее в эпикурейской неге "поколение снежинок" просто не способно противостоять агрессивным атакам на западные ценности. Широко и вполне серьезно обсуждалась тема потери современным населением Запада таких базовых биологических инстинктов, как инстинкт размножения и воспроизводства или инстинкт самосохранения. В этом смысле переживаемый сегодня Западом правый поворот, при всем его драматизме и непредсказуемости, является свидетельством того, что иммунная система Запада не атрофировалась, что организм сопротивляется, и эта резистентность вселяет надежду, несмотря на то, что сегодняшние медиа полны предсказаний о грядущей диктатуре, возврате мира в эпоху тарифов и протекционизма, возрождении запретов для сексменьшинств и расовой дискриминации, креационизма и колониализма.

Все эти пугалки кажутся мне совершенно несерьезными - мир стал иным, и затолкать пасту назад в тюбик нельзя. Нет, эта правая революция не для правых (хотя они и считают, что сегодня праздник на их улице) просто потому, что никому не дано изменить демографические тренды, никто не вернет массово секуляризированное население в церкви, никто не отменит современную науку. Эта революция для тех либеральных сил, которые традиционно ассоциируются с прогрессом (вне зависимости от их партийной аффилиации). Эта революция - светофор, который загорелся на их пути, остановив их несущуюся в кювет машину, указав им на опасный левый крен. В ходе этой революции меняться должны не правые, а леволиберальные силы, пересмотрев свои приоритеты.

Эта революция - о том, что люди любой сексуальной ориентации должны иметь те же права, что и цисгендерное/гетеросексуальное большинство, но представления о том, что сексуальные меньшинства могут диктовать большинству, как ему жить и воспитывать детей, - это опасная фантазия, не имеющая шансов в этом мире.

Эта революция - о том, что в нынешней демографической ситуации современный Запад не может существовать без мигрантов, но мультикультурные галлюцинации не просто вредны (поскольку препятствуют интеграции приезжих), но опасны: мигрантам нужно не мечети строить, не позволять им воспроизводить в современных либеральных обществах Запада средневековье, из которого многие из них приехали, а, наоборот, интегрировать их в современные общества, помогать им найти путь к процветанию в свободном мире.

Эта революция - о том, что торговля должна быть сбалансированной и взаимовыгодной, что она должна быть о социальной пользе, а не только о прибыли, ведущей к перекачиванию ресурсов, технологий, денег и людей из одной части света в другую и созданию таких геополитических дисбалансов, разрешение которых требует затрат, многократно превышающих все прибыли.

Эта революция - о том, что бремя обороны должно справедливо распределяться между союзниками, что позволит всем иметь равные возможности и права при решении международных проблем, а не быть оттесненными на обочину "великими державами". Эпоха оборонной беспечности прошла. Эта революция - о том, что свободный мир требует защиты, что жить в нем так, будто на дворе 1991 год, больше не выйдет, а это, в свою очередь, требует возвращения к оборонным расходам, военному призыву, следованию национальным интересам.

Словом, смысл этой революции в том, чтобы вернуть либеральные силы к политической реальности - к социальным проблемам и реалиям современного мира. Политика, основанная на идее справедливости, - это непрекращающаяся война, поскольку справедливость у каждого своя. И зависть у каждого своя. Только сочетание идеалов и интересов, политика баланса интересов сторон способна обеспечить мир и развитие, превратив лимон национального эгоизма в лимонад всеобщего прогресса.

Евгений Добренко - филолог, культуролог, профессор Венецианского университета