11 апреля 1974 года. Семь часов утра. Воспользовавшись ненастной погодой, трое террористов-самоубийц из организации Ахмада Джибриля проникают из Ливана на территорию Израиля. Под покровом тумана и дождя они пересекают границу в русле реки у мошава Маргалийот и добираются до Кирьят-Шмоны. Там они начинают методично ходить по домам и убивать мужчин, женщин, детей...

- Первоначальный план террористов состоял в том, чтобы совершить нападение на школу им. Януша Корчака, но они не учли, что были пасхальные каникулы, и дети находились дома, - рассказывает мэр Кирьят-Шмоны Авихай Штерн, родившийся спустя одиннадцать лет после трагедии, в которой погибли его бабушка Ханча (Адель), которое тогда было 48 лет, и его тетя Рахель, которой было 8. - Когда террористы поняли, что школа пуста, они изменили план и, перейдя дорогу, вошли в два здания напротив. Они переходили от двери к двери, от этажа к этажу и убивали целые семьи выстрелами с близкого расстояния.

- Ваша бабушка была дома одна?

- Бабушка жила на первом этаже. В то утро она была со своей маленькой дочерью Рахель и с детьми своей старшей сестры Роном и Батьей. Двери в те времена не закрывались, замков и ставен не было, поэтому террористы легко проникли в дом, убили садовника, а потом ворвались в квартиру бабушки. Супруги Готта со второго этажа услышали выстрелы, спустились вниз, чтобы проверить, что происходит, и были застрелены прямо на лестничной клетке.

Бабушка успела спрятать Рона и Батию под кроватью, но маленькая Рахель испугалась и не полезла туда. Бабушка прикрыла ее своим телом, но террористы выпустили в нее дважды, и пули, пройдя насквозь, убили и Рахель.

Но на этом ужас не закончился. Из дома номер 13 убийцы перешли к соседнему зданию, где также, поднимаясь по этажам, проходили из квартиры в квартиру и убивали всех подряд. Родители семьи Битон с четвертого этажа пытались спрятать детей на балконе, но их заметили и застрелили вместе с отцом. Семья Шитрит была хладнокровно убита, за исключением 9-летней Ирис - она забежала в свою комнату вместе с младшим братом Моти, но тот, напуганный выстрелами, вырвался из ее рук, выбежал из комнаты и тоже был застрелен.

Добравшись до четвертого этажа, террористы закрепились там. Сначала с ними вступили в перестрелку несколько полицейских, потом подоспело небольшое подразделение резервистов, и лишь позже прибыли солдаты бригады "Голани". Для переговоров с террористами приехал даже министр обороны Моше Даян, но было слишком поздно. Все закончилось лишь после того, как во время перестрелки у террористов взорвалась рюкзак со взрывчаткой, и они погибли.

Тем утром в Кирьят-Шмоне были убиты 18 израильтян, восемь из них - дети. Еще 15 получили ранения. Будущий отец Авихая Штерна работал в то раннее утро в своей столярной мастерской. Когда кто-то сообщил ему, что возле дома его родителей что-то происходит и там собрались армия и полиция, он сел в машину и помчался туда. Но дорогу к дому уже преградил полицейский пост, и тогда мужчина прокрался внутрь через черный вход и увидел залитых кровью мать и младшую сестру.

История повторяется

Октябрь 2023 года. Семь утра. 3000 террористов из отряда "Нухба" террористической организации ХАМАС пересекают границу, проникают в израильские поселения, ходят от дома к дому и совершают ужасающие убийства мирных жителей. Мэр Кирьят-Шмоны, которому уже 37 лет, получает первую информацию о нападении и не представляет масштабов катастрофы.

- У меня есть группа в WhatsApp, в которой идет информация о событиях в режиме реального времени, - говорит он. - В субботу утром телефон так сильно вибрировал от потока сообщений, что это разбудило меня от сна. Я начал читать. Кто-то спросил, происходит ли что-то необычное. Другой ответил, что были сообщения о стрельбе и возможности вторжения. Нам потребовалось полчаса, чтобы понять, что событие было гораздо масштабнее, чем мы думали. Telegram начал публиковать видео с фестиваля в Реим, отрядов террористов на пикапах, людей, бегущих по пескам, картина стала проясняться, и я понял, что происходит масштабное вторжение, и что, как и в тот раз, граждан убивают, а армия не приходит. Позже я увидел заголовки новостей по телевидению и понял, что мы находимся в состоянии войны.

- Это напомнило вам о резне в Кирьят-Шмоне?

- Да. В моей голове одновременно возникли две мысли. Первая - я подумал об отце, который однажды уже пережил подобное. В 1974 году он был 21-летним солдатом-резервистом, и когда почти все семьи покинули Кирьят-Шмону, настоял на том, чтобы остаться в городе. Послание, которое он передал всем нам, заключалось в том, что даже когда тяжело, мы не уходим, а боремся за свой дом. Он женился, у него с моей матерью родились четверо детей, я - старший и помню, что в нашем доме в Песах никогда не было радости - праздник был поминальным.

А когда мы слышали об угрозах проникновения террористов, когда звучали сигналы "нахаш цефа" и "параш турки", отец доставал пистолет, мы запирали все двери и окна и готовились к бою. Вот так мы и выросли. Может, это прозвучит странно, но в детстве мы не воспринимали это как нечто необычное. "Катюши" летали над нами постоянно, и до Второй Ливанской войны не было даже никаких сирен "цева адом", только машины гражданской обороны и пограничной службы ездили по городу и объявляли: "Всем жителям войти в убежища!" Сегодня я знаю, что взрослеть под ракетными обстрелами ненормально, но в детстве это было нашей реальностью, и мы ни на мгновенье не думали о том, чтобы покинуть дом.

- У вашего отца не было посттравматических симптомов?

- Мой отец был очень сильным человеком, он весь в дедушку - представителя пятого поколения плотников из Румынии, который единственный из своей семьи выжил в Холокосте. Он и его сестра пережили концентрационные лагеря, но сестра умерла у него на руках в конце войны от истощения, когда их уже освободили американцы. Дедушка репатриировался, женился. Его жену и дочь убили арабы. Дед женился снова, и вторая его жена умерла от болезни. Однако он оставался крепким, как скала. Дед умер раньше того кровавого апрельского утра, так и не узнав, что случилось с его третьей женой - моей бабушкой и дочерью.

- А вторая мысль?

- Я подумал о том, что история не только повторяется, она ничему нас не учит. Я не могу сравнивать два этих события, потому что, каким бы шокирующим ни было убийство моей семьи и других жителей Кирьят-Шмоны, то, что произошло с нами 7 октября на юге, - это Холокост, это что-то совершенно бесчеловечное, даже животные так себя не ведут. И все же я спрашиваю: почему за 50 лет мы так ничему и не научились? Как могло произойти, что в течение восьми часов, пока истребляют женщин и детей, никакая сила не приходит и не успевает их спасти. А в заборе зияют 15 дыр, через которые террористы свободно входят и выходят - с заложниками и с таким количеством награбленного, что когда стало уже нечего воровать, они принялись тащить металлы. Есть ли что-то более постыдное? И тогда, во время резни в Кирьят-Шмоне, и сейчас армия не подоспела вовремя. Страшно подумать, но если подобное произошло на юге, кто даст гарантию, что это не может случиться у нас, на севере? В конце концов, "Хизбалла" - это не сброд бандитов-босяков, а гораздо более опытная и хорошо подготовленная сила.

"Мы готовились к ракетам, а не к нападению террористов"

Война "Железных мечей" застала Авихая Штерна на завершающем этапе первой каденции в качестве главы муниципалитета. Пять лет назад, в возрасте 32 лет, он, юрист по образованию, стал самым молодым мэром Израиля.

- После победы на выборах я поставил будильник, чтобы не проспать на праздничную встречу в муниципалитете, но все равно плохо спал от волнения, - устало улыбается он сегодня. - И вдруг в три часа ночи слышу звонок. Номер заблокирован. Я ответил. На линии - генерал-майор Йоэль Стрик, тогдашний командующий Северным военным округом. Он извинился за звонок в столь неурочное время и попросил встретиться с ним через полчаса у пограничного забора в Метуле. Я быстро собрался, не зная, что и думать, и по дороге встречаю направляющийся к туннелям спецназ с оборудованием, которого я никогда прежде не видел. Я был уверен, что вот-вот начнется война - в первый мой рабочий день в качестве мэра! Но это оказались учения, и я получил своего рода урок по безопасности со всеми возможными сценариями. А сейчас я думаю о том, что как полвека назад мы ни к чему не были готовы, так и сегодня. Хотя, исходя из того "урока", мы все знаем, что вопрос не в том, произойдет ли что-то, вопрос, когда произойдет.

Возможно, именно поэтому Штерн использовал первую каденцию своего пребывания на должности мэра для подготовки тыла. За минувшие пять лет он отремонтировал в городе 187 общественных бомбоубежищ. А когда правительство сняло с себя ответственность за убежища внутри домов, собрал средства и отремонтировал также их. Он, правда, не предполагал, что они понадобятся так скоро.

- Мы готовились к ракетам, а не к проникновению террористов. Но мы стали свидетелями подобного события на юге и не знаем, как смогли бы с ним справиться. У нас нет арсенала, людей с лицензиями на ношение оружия мало. Поэтому только объявление о состоянии войны позволило мне осознать масштаб постигшей нас катастрофы. Ведь за последние 37 лет войну не объявляли на столь ранней стадии. Даже когда были похищенные, мы не начинали войну.

- Есть опасения, что нечто подобное может произойти и на севере?

- Конечно. То, что произошло на юге, - тревожный сигнал для севера. До сих пор мы жили на границе с пониманием того, что у нас есть сильная армия, которая нас защищает. Что то, что произошло в апреле 1974 года, не повторится. Но мы обманули сами себя. И жители в панике. Мы все знаем, как противостоять ракетам, но как ответить на нападение такого и даже меньшего количества террористов? Наш штаб гражданской обороны сводит с ума вопрос, почему убежище нельзя запереть изнутри.

- Действительно, почему?

- Потому что этого требует стандарт. Чтобы в случае необходимости людей можно было спасти снаружи. Никто не задумывался о ситуациях, при которых люди могли бы закрыться в убежищах, чтобы защитить свои семьи и детей. Нас захлестнула настоящая паника: горожане искали всевозможные подручные средства, чтобы запереть укрытие изнутри, некоторые даже приварили замки. Хотя я не уверен, что это хорошее решение: в случае нападения укрытие может стать смертельной ловушкой. Но как справиться с новой ситуацией, жильцы не знают.

Абсурдная ситуация

- В первые три дня войны многие люди, никогда не покидавшие Кирьят-Шмону, бежали, опасаясь повторения событий на юге. А для тех, кто остался, дни и ночи смешались в сплошную череду страха. Чтобы помочь им, штаб гражданской обороны работал круглосуточно на фоне ракетных обстрелов "Хизбаллы". По три раза за день поступали предупреждения об обстрелах Маргалийот, Манары, Метулы, других соседних населенных пунктах, и это продолжается по сей день.

Мы очень хорошо слышим перестрелки, при каждом сообщении об опасности даем распоряжение немедленно войти в дома и запереться. На первом этапе мы не попали в число эвакуируемых населенных пунктов, и доходило до абсурдных ситуаций: вечером мы получали предупреждение о проникших с севера 15 беспилотниках, и Кирьят-Шмона превращалась в город-призрак, а наутро, когда тревога оказывалась ложной, люди возвращались и вновь заполняли улицы.

- Что вы лично думаете о событиях "черной субботы"?

- Я говорю совершенно искренне: причина провала - в политике сдерживания. За все годы моего пребывания в должности мэра на всех брифингах и мероприятиях правительство проводило деструктивную политику умиротворения. Когда боевики "Хизбаллы" установили палатку на горе-Дов, оно назвало это "внутренней борьбой в Ливане". Когда каждый понедельник и четверг террористы пересекали пограничный забор, и мы ловили их, говорили, что это иностранные рабочие. Но такого понятия, как гастарбайтер на границе, не бывает. "Хизбалла" контролирует все, что происходит на ее стороне, и те, кого она посылает к забору, - никакие не гастарбайтеры, а разведчики, чья задача - проверять нашу готовность и бдительность.

Правительство всегда утверждало, что другая сторона "сдерживается". Я слышал это слово в последние годы много раз, и оно всегда меня беспокоило. Надменность на самом высоком уровне, отсутствие понимания того, что другая сторона на самом деле не сдерживается, а готовится и становится все более опасной, - вот что привело к нынешней катастрофе. Мы были настолько уверены в том, что с нами этого не может случиться, что продолжали покупать мир за деньги, которые только усиливали их.

- А армия?

- Армия тоже вела себя высокомерно. В течение пяти лет я просил - даже не просил, а умолял - разработать план эвакуации Кирьят-Шмоны. Сменились три начальника генштаба, но ответ был один и тот же: "Сначала мы эвакуируем Бейрут, и только потом Кирьят-Шмону, потому что ни один город в Израиле не будет эвакуироваться. Наша армия хорошая и сильная". Может быть, именно потому, что она такая хорошая и сильная, она и стала такой самодовольной. Другого объяснения у меня нет. Раньше, когда на рассвете звучала боевая тревога, все вставали на свои позиции. А сегодня на границе одни девушки-наблюдатели, а вместо войск - камеры и сенсоры. Но самая передовая технология не может заменить солдата. За последние два года немало бойцов "Хизбаллы" подходили к забору, но все действия с нашей стороны ограничивались стрельбой в воздух вместо того, чтобы уничтожить их.

Я спрашивал высокопоставленных армейских чиновников, почему они так снисходительны? Знаете, что они отвечали? Что они не хотят связываться с Международным судом в Гааге. То есть вместо того, чтобы государство обеспечивало военным всю необходимую защиту, если дойдет до суда, в наших кабинетах сидят юрисконсульты, которые никогда в жизни не встречались с глазу на глаз с террористом, и говорят: не стреляйте, просто держитесь подальше.

"Я стучал по столу"

В начале войны было принято решение эвакуировать жителей районов, прилегающих к сектору Газы в четырехкилометровой зоне от забора. Затем к ним добавились жители Сдерота и поселков, расположенных в переделах семи километров от границы. Лишь на второй неделе, учитывая обострение обстановки и на севере, было принято решение об эвакуации северных населенных пунктов, удаленных до двух километров от ливанской границы. Кирьят-Шмона в их число не вошла.

- Все вокруг нас опустело, остались только мы, - говорит Штерн. - И я спрашиваю себя: как возможно, чтобы Государство Израиль начало осуществлять программу защиты со строительства укрепленных комнат в домах окружающих нас поселков, а мы в Кирьят-Шмоне по-прежнему прячемся в общих убежищах, до которых за несколько секунд еще нужно успеть добежать? Я писал письма, просил разъяснений, но они настояли на своем. Тогда я приехал в Иерусалим и сказал членам комиссии по эвакуации: "Ребята, террористы, проникшие в 1974 году в Кирьят-Шмону, вошли в город не через кибуц Манара. Это может произойти сегодня, потому что их интересует именно Кирьят-Шмона". Когда мне ответили, что решения по эвакуации такого большого количества жителей нет, я выступил с альтернативным предложением: Ир Абадим, тренировочный центр ЦАХАЛа под Беэр-Шевой.

Он относительно новый, там отличные условия, включая столовые. Давайте превратим его во временный приют наших горожан - там можно без труда разместить всю Кирьят-Шмону. Мне сказали: идея хорошая, начинай ее продвигать. Но потом заявили, что идея провалилась из-за международного права, потому что гражданское население нельзя размещать на военной базе, которую можно разбомбить. Я ответил: кого волновало международное право, когда женщин и детей убивали в их домах? Целую неделю я боролся за эвакуацию: государственные органы посылали меня к армейским, армейские - к государственным, я бил тревогу через СМИ, и наконец мне сообщили о плане эвакуации жителей... в центры абсорбции или школы. Я опять поехал в Иерусалим стучать по столу: как мы станем ютиться на матрасах в спортивном зале на несколько сотен человек при наличии двух душевых? Либо эвакуируйте нас по-человечески, либо защитите, как следует. Только тогда они одобрили эвакуацию.

Но как за 48 часов разместить в отелях 17 тысяч человек? Я превратил муниципалитет в туристическое агентство, с помощью небольшой группы добровольцев мы пытались отвечать на вопросы жителей по телефону, пока колл-центр не рухнул под шквалом звонков. Мы попробовали нанять частную туристическую компанию, но... Гостиницы требовали предоплату, а государство не торопилось. Я отправил автобус, который восемь часов вез эвакуированных до Эйлата, однако в отеле им сказали, мол, зачем вы приехали, у нас закончились номера. В три часа ночи люди с чемоданами, пожилые с кислородными баллонами, маленькие дети расселись холле, и с кем вы будете разговаривать? Я уже не говорю о пожилых людях, которых отправили спать в палатке в Кфар ха-Нокдим, и об ультраортодоксах, которых отправили в отели Нацерета без сертификата кошерности.

- Кто, по-вашему, виноват в беспорядке?

- Виновных много, но сейчас не время указывать на них, потому что мы находимся в состоянии войны. Мы никогда не были готовы к такому количеству эвакуированных и учимся по ходу дела. И все же, если есть в этом хаосе главный виновник, то это - Национальное управление по чрезвычайным ситуациям. Вся его роль - быть готовым к чрезвычайному положению. Оно даже не исполнительный орган, все, что нужно сделать, это подготовить план действий на случай такого положения. Где этот план? Его не существует. В итоге государство поручает мне эвакуировать жителей, и каждый житель надеется только на меня.

Люди, застрявшие в вестибюле, звонят мне, а не государству, обвиняют и проклинают меня, а не государство. Я сутками сижу в штабе гражданской обороны, пытаясь решить одну проблему за другой. На днях я смог покинуть штаб только в сопровождении полицейских, потому что люди ломились в мой кабинет. Они приехали в отель с ваучером, а свободных номеров нет, и они вернулись в Кирьят-Шмону с детьми и багажом. И что я могу сделать? Когда пять лет назад я стал мэром, у меня не было ни одного седого волоса, а посмотрите на меня сегодня...

Кто видит всю картину

Эвакуация оказалась не единственной неприятностью для молодого мэра. Ракеты также падали в городе на тех, кто остался, и нужно было подготовить планы для тех, кто успешно эвакуировался.

- Мы обратились ко всем министерствам - культуры, потому что людей необходимо занять, здравоохранения - потому что больные нуждаются в помощи, социального обеспечения, финансов. В первые дни на наши запросы не было ответа. Это было легитимно, потому что все были заняты югом, но после того, как с югом разобрались, внимание переключилось на север, а нас ни в какие планы не включили. Только потом генеральный директор канцелярии премьер-министра прислал мне своего представителя, который нам очень помог.

- Вы сказали, что жители города не пожелают вернуться домой, пока "Хизбалла" не будет уничтожена.

- Я не знаю, реалистично ли это, но мы ожидаем, что она будет уничтожена или, по крайней мере, отогнана от границы. Мы не хотим проснуться однажды в ситуации, которая произошла на юге. Еще в 2018 году "Хизбалла" опубликовала подробное видео о том, как будет завоевывать Галилею, и это точно такой же план, какой ХАМАС реализовал сейчас в наших поселках, граничащих с Газой.

- Поддержали ли вы наземную операцию в сектор Газа?

- Нет. Наша политика всегда была направлена на предотвращение событий до того, как они произойдут. Но на войне есть другие правила, и это не хирургическое вмешательство. Это бомбардировки с воздуха. Армия начала наземную операцию из гуманитарных соображений, чтобы хирургически точно ликвидировать террористов и максимально защитить население. Но мы имеем дело с врагом, лишенным гуманности. Те, кто убивал младенцев, сжигал людей, насиловал женщин и девочек, не выросли в вакууме.

- Что вы думаете об американском участии и помощи?

- Наш союз с США не зависит от личности лидера, и неважно, Биби это или Лапид, Трамп или Байден. Америка настоящий партнер, и Израиль получает от нее поддержку и помощь. Заявления американского президента обеспечивают нам легитимность на международной арене.

- А как справляется с обязанностями Нетаниягу?

- Я слышал всех, кто взял на себя ответственность, и придерживаюсь противоположного взгляда. Сейчас мы ведем войну и, значит, не время ссориться или разбираться с ответственностью. Даже если часть общественности смотрит на таких людей с признательностью. Тот, кто берет на себя ответственность, признает, что потерпел поражение, а как может человек, признавший свое поражение, возглавить борьбу? Какая у него будет легитимность, и кто будет с ним считаться? В настоящий момент Нетаниягу ведет военную кампанию и ему не до исправления допущенных упущений, это окажет серьезное влияние на моральный дух общества и армии и уж точно не поможет нам выстоять против врага. Когда закончится война, тогда настанет подходящее время.

- Начальник Генерального штаба взял на себя ответственность и по-прежнему обладает всей легитимностью, чтобы вести военную кампанию, возможно, эта легитимность даже усилилась благодаря его заявлению.

- Я не думаю, что эта ситуация связана только с Нетаниягу. В конце концов, он ничего не делал один. У него есть министры обороны, армии, "Моссад" и ШАБАК. Мне как мэру показывают определенную картину, и на основании этой информации я принимаю решения. Если ему представили картину, что ХАМАС проявляет сдержанность, надо проверить, кто это сделал.

- А множество похищенных?

- Необходимо сделать все, чтобы вернуть их, это главная цель кампании. Там есть женщины, дети и пожилые люди, от одной мысли о них у меня замирает сердце. У меня дома маленькая девочка, и я не могу смотреть на фотографии похищенных детей ее возраста. Это ужасно. Даже животные не похищают младенцев и малышей.

- Что вы думаете о заявлении генерального секретаря ООН Антониу Гутерриша о том, что действия ХАМАСа не возникли в вакууме?

- Как может миротворческая организация оправдывать такие зверства? ООН не справилась со своей ролью, и это не в первый раз. Мы видим антисемитскую направленность многочисленных выступлений и резолюций этой организации на протяжении многих лет, а также то, что их "скорыми помощами" пользуются террористы.

- И это не только ООН, многочисленные антиизраильские акции происходят по всему миру, в том числе, в западных странах.

- А что изменилось? Это история еврейского народа. Так происходит в каждом поколении.

Источник: Маарив

Сокращенный перевод: Яков Зубарев