Базовыми причинами войны между Газой и Израилем обычно называют либо варварство и архаизм жителей палестинского полуэксклава, либо отчаяние обездоленных палестинцев, загнанных в сионистский бантустан. Оба объяснения более или менее ошибочны.

Грамотны и здоровы

Начнем с архаики. Ее там мало. Обитатели сектора Газа вовсе не полуголодные безграмотные крестьяне.

В основном это горожане. Накануне войны продолжительность их жизни (75,7 лет) была заметно выше, чем в России (72,7 года). В соседствующих с сектором Египте и Израиле этот показатель равен соответственно 74,7 и 83,5 года.

Доля умеющих читать и писать среди тех, кому 15 лет и больше, весьма высока — 97,5%. Да и, судя по средней длительности обучения, рядовой житель сектора Газа интеллектуально подкован не хуже, чем среднестатистический россиянин.

И до войны они не голодали. По крайней мере, тамошнее подрастающее поколение. Доля маленьких детей, имевших недостаточный вес, составляла всего 2,1%. Это очень приличный показатель — лучше, чем в большинстве стран мира.

Уходила в прошлое и фантастическая рождаемость. Ее текущий уровень (27,2 на тысячу) оставался очень высоким, но уже был ниже, чем, например, в четырех десятках африканских стран. Популярное соображение, что при таком обилии молодежи (медианный возраст в Газе — 18 лет) отзывчивость тамошних масс к проповеди радикализма и агрессии должна быть повышенной, верно.

Но вряд ли в этом главная причина войны.

В целом обитатель Газы бедный, но не такой уж отсталый. Жители Египта, отделившегося от Газы бетонной стеной, вряд ли более продвинуты. Версия об архаике кое-что проясняет в отдельных пунктах, но в целом не работает.

Сытый бантустан

Проверим версию о виновности Израиля.

Если сектор Газа и выполнял обязанности, так сказать, сионистского бантустана, то давно — в 1967-1993 годах. И в материальном смысле это было время как раз благополучное.

Израиль оккупировал сектор, забрал четверть его земли для своих поселенцев, не давал жителям Газы своего гражданства и не позволял им постоянно селиться на своей территории. Но на работу в Израиле их брали, и продукцию местной промышленности (например, одежду и мебель) приобретали. В материальном смысле дела шли неплохо. Это была эпоха сытости.

После заключения соглашений в Осло (1993) возникла Палестинская автономия (Газа тогда была ее частью), и израильтяне начали поэтапный уход с оккупированных территорий. Это повлекло не только самостоятельность, но и разрыв части хозяйственных связей.

Поэтому за первые три года частичной независимости ВВП сектора Газа упал на треть. Потом связи стали восстанавливаться, и к концу 1990-х жизнь вроде бы наладилась. Но в 2000-м началась интифада Аль-Акса и хозяйственные выгоды отошли на задний план.

Сначала это означало закрытие Израиля для рабочих из Газы. А немного спустя, в ответ на все новые теракты, израильтяне разнесли возводимую международными спонсорами гавань в городе Газа и недавно открытый там международный аэропорт им. Ясира Арафата. Связи с внешним миром рвались.

В 2005-м, чувствуя, что ситуация зашла в тупик, Израиль осуществляет так называемое одностороннее размежевание — эвакуирует из сектора еврейских поселенцев и выводит войска.

После чего в Газе происходит политическая мутация. В 2006-м на последних свободных выборах там побеждает ХАМАС. А в 2007-м Газа под его руководством отделяется от остальной Палестинской автономии, в которой власть удержало менее радикальное, чем ХАМАС, движение ФАТХ.

Все функционеры ФАТХ, кого хамасовцы не успели убить, бежали через Израиль к родным палестинам, а Газа превратилась в де-факто отдельное государство, всепоглощающей идеологией которого стала борьба с Израилем на уничтожение.

Ненавистный партнер

Нападения на Израиль, ракетные и наземные, происходили теперь регулярно, но это уживалось с сохранением некоторых хозяйственных связей.

Накануне нынешней войны Израиль бесплатно поставлял в сектор 60-70% потребляемой там электроэнергии и снабжал Газу нормальной питьевой водой — качество местной очень низкое. Из Израиля туда поступали также еда, медикаменты и топливо для местных предприятий.

Тяжелой потерей для Газы был запрет на ввоз цемента. Израильтяне ссылались на то, что он идет на постройку фортификационных сооружений, строительство бункеров и прокладку тоннелей.

Еще более тяжелым было ограничение на выдачу разрешений работать в Израиле. К началу нынешней войны количество таких работников хоть и выросло, но не доходило и до 20 тыс. (4-5% занятых внутри Газы). Но самым обременительным был израильский контроль над воздушным пространством сектора и его водной границей.

Ничто не мешает называть все это блокадой, но правильно будет учесть две вещи.

Во-первых, Израиль не мог перекрыть границу Газы с Египтом, и именно через нее в Газу неформальным порядком проникало довольно много всего. Поэтому ракеты там все равно производились, и в огромных количествах, а бункеры по-прежнему сооружались, нравилось это Израилю или нет.

А во-вторых, контроль израильтян над морем, воздухом и сухопутной разделительной линией был прописан давным-давно, еще в начале 1990-х, в соглашениях Осло как временная мера, вводимая, пока нет постоянного урегулирования. И до интифады Аль Акса этот контроль нисколько не мешал ввозу в Газу одних товаров и вывозу оттуда других, сооружению там аэропорта им. Ясира Арафата (1998) и всему прочему.

Спору нет, сначала интифада, а потом приход к власти ХАМАС резко ухудшили жизнь в Газе. По мнению Международной организации труда, к 2020-му подушевой ВВП там был на 40% ниже, чем в 2005-м. Но дело даже не в таких подсчетах, которые применительно к Газе достаточно умозрительны.

Важнее то, что в воюющей стране (а сектор Газа — это именно страна, пусть и де-факто) ухудшение жизни является нормой, а не исключением. И упрекать Израиль за недостаточное хозяйственное сотрудничество с режимом, который насмерть с ним воюет, просто нелепо. Удивляться можно тому, что такое сотрудничество продолжалось до самых недавних пор.

Режим, который не нуждается в экономике

Движение Газы к сегодняшней катастрофе было довольно последовательным.

Этот кусок земли, отведенный решением ООН (1947), наряду с другими, под арабское палестинское государство, был сравнительно мало населен. Во время войны Израиля за независимость туда шел поток арабских беженцев, и к 1950-му население сектора Газа составило 250 тыс.

Сегодня три четверти жителей Газы классифицируются как беженцы. Этот статус передается по наследству и дает право на пособие. Фактическая доля первоначальных беженцев явно была меньше. Но они безусловно составили большинство и определили последующее лицо сектора Газа. В 1950-е отряды боевиков оттуда (Газа тогда управлялась Египтом) регулярно проникали на территорию Израиля. Боевые антиизраильские традиции сложились уже тогда.

Другим системообразующим фактором стала деятельность UNRWA, Агентства ООН для помощи палестинским беженцам. Его финансируют в основном страны Запада, а многочисленных работников (это тысячи учителей, врачей и других служащих) оно набирает на месте. Именно в активе UNRWA очевидные успехи образования и медицины в Газе.

Но попутно оно избавило ХАМАС от многочисленных невоенных забот, по существу сделавшись его гражданским подразделением. Никакого контроля со стороны западных спонсоров над ним нет. Обучение в школах подчинено идеологии ХАМАС и осуществляется в атмосфере исступленных идеологических накачек.

Третий важнейший фактор — демографический взрыв. Население Газы за последние 70 лет выросло в восемь раз и достигло 2,1 млн. Сейчас рождаемость идет на убыль, но новый народ уже возник. Совместима ли нынешняя его численность с крошечной территорией (360 кв. км) — вопрос к специалистам, которые, по-моему, не знают ответа.

Четвертый фактор — внешнее финансирование военной машины ХАМАС. В первую очередь, иранское. Но средства, поступающие из Катара и других стран, не прямо, так косвенно идут на те же цели. Поэтому у режима ХАМАС есть редкое преимущество. Он не нуждается в домашней экономике, которая бы его содержала. Его гражданские потребности оплачивает ООН (а до недавнего времени также Израиль), а военные — боевые товарищи извне.

Из этого вытекает пятый фактор — любая хозяйственная деятельность в секторе Газа, не завязанная на агрессию, в глазах режима выглядит чем-то вроде необязательного приложения.

Больше половины рабочей силы — безработные, получающие от ООН и других спонсоров убогое, но достаточное для пропитания пособие. А те, кто где-то занят (их 250-300 тыс.), либо служат в частях ХАМАС и других боевых организаций (только их суммарно около 50 тыс.), либо трудятся в военном строительстве и кустарной военной промышленности, либо обеспечивают хамасовскую машину необходимыми ей услугами.

Тех, кто вне этой системы, просто меньше. Кто-то из них бежит из Газы (примерно по 10 тыс. в год), кто-то пытается выбраться в Израиль, кто-то барахтается в остатках местной экономики. Важно, что режим без них всех легко может обойтись.

Три предварительных вывода

1. У режима ХАМАС нет не только идейных, но и материальных мотивов для какого-либо мирного перерождения. Он вполне гармоничен, опирается на семидесятилетнюю местную традицию и может быть либо уничтожен, либо сохранен таким, как есть. Перевоспитать его, комбинируя давление и уступки, невозможно.
2. Сектор Газа как целое и его жители порознь не имеют никакого опыта мирного существования за собственный счет. Имеющиеся у большинства из них навыки нацелены на отправление идеологических и боевых практик, а не на труд обычного типа. Предоставить их самим себе в надежде, что они как-то справятся, нереалистично.
3. Единственной некризисной альтернативой хамасовскому режиму является поэтому внешнее управление, объединенное с внешним финансированием, причем введенное на достаточно долгий период. Но на сегодня не просматривается никого, кто был бы готов и способен это осуществить.

Сергей Шелин - социальный и экономический аналитик