Вся страна затаила дыхание, следя за развитием беспорядков, которые вырвались из социально неблагополучных пригородов и распространились по всей стране. Протесты начались после того, как 27 июня неподалеку от Парижа полиция застрелила 17-летнего молодого человека из франко-алжирской семьи.

Вообще-то, Франции к подобным беспорядкам не привыкать. Но накал страстей, причем как в рядах сторонников полиции, так и среди тех, кого возмутили ее действия, такой, какого не было с лета 2005 года.

Президент Макрон явно изо всех сил пытается взять ситуацию под контроль. Но его главный политический противник в рядах крайне правых, Марин Ле Пен, вполне может обойти его в рейтинге общественных симпатий, учитывая ее жесткую антииммиграционную политику, которая, по ее словам, необходима для безопасности страны.

Если прямо сейчас посмотреть на то, что происходит в Европе, то очевидно, что и на севере, и на востоке, и на западе ультраправые партии переживают заметное возрождение. Причем не так уж важно, какой политики они придерживаются: ностальгического национализма, национализма популистского толка, или консерватизма с неофашистскими корнями.

После опустошившей Европу Второй мировой войны большинство избирателей считали, что голосовать за крайне правых просто неприлично, а основные политические партии самого разного толка категорически отказывались с ними сотрудничать. И вот все эти устоявшиеся в общественном сознании табу стали постепенно разрушаться.

В 2000 году я жила в Вене. Тогда австрийские правоцентристы неожиданно оказались в одной постели с ультраправой "Партией свободы", создав с ней коалиционное правительство. Об этом на первой полосе писали газеты по всему миру, а ЕС даже упредительно ударил по Австрии дипломатическими санкциями.

Прошло немногим более 20 лет, и у руля третьей по величине экономики ЕС, Италии, стоит Джорджа Мелони, возглавляющая партию с неофашистскими корнями. В Финляндии после трехмесячных переговоров ультраправая националистическая партия "Истинные финны" вошла в коалиционное правительство.

В Швеции партия "Шведские демократы", решительно выступающая против иммиграции и мультикультурализма, является второй по величине партией в парламенте и поддерживает правое коалиционное правительство.

В Греции в прошлое воскресенье три ультраправые партии получили достаточно мест, чтобы пройти в парламент, а в Испании успех на недавних региональных выборах несколько сомнительной националистической партии Vox, первой ультраправой партии после смерти в 1975 году фашистского диктатора Франко, превзошел все ожидания.

Ходят слухи, что после всеобщих выборов через три недели партия Vox может даже сформировать коалиционное правительство с консерваторами.

Кроме того, ультраконсервативные правительства с авторитарным уклоном есть и в Польше, и Венгрии.

Этот перечень можно продолжать и продолжать.

К нему можно отнести даже Германию, которая до сих пор крайне осторожно относится к своему фашистскому прошлому.

Согласно недавним опросам, крайне правая "Альтернатива для Германии" (AfD) опережает или идет рука об руку с социал-демократами (СДПГ) канцлера Шольца. В минувшие выходные ее кандидат впервые занял пост местного лидера. СДПГ назвала это "политическим прорывом плотины".

Так что же происходит? Действительно ли миллионы и миллионы европейских избирателей открыто симпатизируют крайне правым или склоняются в их сторону? Или это не столько выражение политических предпочтений, сколько протестное голосование? Или же - признак поляризации общества и огромной пропасти между либеральными избирателями городов и консервативной глубинкой? Да и что мы вообще имеем в виду, когда навешиваем на какие-то партии ярлык "крайне правых"?

Посмотрите, как жестко могут звучать голоса некоторых конвенциональных политиков, особенно перед выборами, когда речь заходит об иммиграции (например, правоцентристский премьер-министр Нидерландов Марк Рютте), или о безопасности (самопровозглашенный центрист Эммануэль Макрон).

Директор Европейского совета по международным отношениям Марк Леонард говорит, что на наших глазах разворачивается политический парадокс: многие мейнстримовские политики присваивали лозунги крайне правых, надеясь получить поддержку их сторонников на выборах, но тем самым они сами сделали крайне правых более популярными.

Одновременно ряд ультраправых партий в Европе намеренно придвинулся к политическому центру в расчете привлечь избирателей-центристов.

В качестве примера можно взять отношение к России. Большинство крайне правых партий традиционно имели тесные связи с Москвой. Однако после полномасштабной войны, развязанной Владимиром Путиным в Украине, такое отношение стало как минимум неловким, что заставило их лидеров изменить свою риторику.

Марк Леонард считает, что отношение ультраправых к ЕС является еще одним примером централизации правой части политического спектра.

После того как Британия проголосовала за выход из ЕС в 2016 году, Брюссель опасался эффекта домино, ожидая, что за "брекситом" последует "фрексит" (уход Франции), "даксит" (уход Дании), "италексит" (уход Италии) и целый ряд других "екситов", этот список можно продолжить.

В то время в целом ряде европейских стран партии, выступающие с позиций евроскепсиса, пользовались немалой популярностью. Однако с годами многие из них решили прекратить агитацию за выход из ЕС или отказ от общеевропейской валюты, поскольку оба этих шага были для большинства избирателей слишком радикальными.

Их лидеры внимательно изучили возможные социальные, политические и экономические последствия и пришли к выводу, что выход из ЕС приводит к еще большей дестабилизации и так не слишком стабильного мира.

А поводов для беспокойства предостаточно. Вы только подумайте: пандемия Covid-19, жизнь по соседству с агрессивной и непредсказуемой Россией, беспокойство по поводу Китая, борьба с растущими ценами — и это на фоне того, что миллионы европейских семей все еще не оправились от финансового кризиса 2008 года.

Согласно опросам общественного мнения, ЕС у европейцев сейчас пользуется большей популярностью, чем на протяжении многих предшествующих лет.

Поэтому правые изменили риторику и говорят сейчас о реформировании Евросоюза, но не о выходе из него. Если верить оценкам, то на выборах в будущем году они могут получить немало мест в Европарламенте.

Директор европейской программы Института Монтеня из Парижа Джорджина Райт сказала мне, что, по ее мнению, возрождение крайне правых в Европе во многом связано с недовольством политическим мейнстримом. Например, в сегодняшней Германии каждый пятый избиратель говорит, что недоволен нынешним коалиционным правительством.

По мнению Райт, многим европейским избирателям нравится откровенность правых партий, и их раздражает поведение традиционных политиков, которые все никак не могут решить три главные проблемы европейского общества:

• Национальная идентичность — как ее сохранить, стоит ли проводить политику открытых границ и как предотвратить дальнейшую эрозию традиционных ценностей?
• Экономика — зачем нужна глобализация и как сделать так, чтобы дети и внуки жили лучше своих родителей?
• Социальная справедливость — как ее достичь? У многих европейцев есть ощущение, что национальные правительства не контролируют правила, регулирующие жизнь граждан.

Все эти вопросы плавно перетекают в дебаты о месте и объеме "зеленой" энергии в Европе.

В этом году на провинциальных выборах в Нидерландах правое популистское движение "Фермер-Гражданин" получило самое большое среди всех партий количество мест в верхней палате парламента.

Во Франции Эммануэль Макрон столкнулся с "желтыми жилетами", в числе которых были и крайне правые группировки, протестовавшие против роста цен на бензин и попыток властей ограничить передвижение граждан в автомобилях.

В то время как в Германии общественное беспокойство и гнев по поводу необходимого финансирования сдерживают Партию зеленых, заседающую в правительстве, от проведения обещанных экологических реформ.