В 2012 году, когда газета "Нью-Йорк Таймс" (The New York Times) была охвачена паникой по поводу своего финансового будущего, она занялась туристическим бизнесом. Она начал продавать "Путешествия Таймс" ("Times Journeys"), в которых опытный специалист-репортер был бы вашим гидом в путешествии в Берлин или на Галапагосские острова.

Такие поездки позволили заработать немного денег, но их было дорого организовывать и сложно проводить — особенно летом 2019 года, после того как "Нью-Йорк Таймс" начала организовывать и проводить поездки для подростков. Случались неприятные истории: по словам пресс-секретаря издания, в Сеуле в торговом пассаже полиция задержала двоих подростков, которых обвинили в краже.

Да и сами репортеры не всегда были готовы воспринимать уверенные в своей правоте высказывания подростков, сформировавшихся в тепличных условиях американских элитных средних школ. Во время поездки в Израиль учителя-инструкторы упрекнули одного репортера за его тон в беседе о будущем нефтяной промышленности.

На эту тему:
Прочтите статью, которую "Нью-Йорк таймс" от вас скрыла
Cамоликвидация левого фронта

А потом летом того года была поездка в Перу. Родители неугомонных молодых и любящих приключения "меритократов" заплатили 5490 долларов (плюс авиаперелет) за две недели изучения "Системы здравоохранения и развития в Андах". Во время этой поездки репортер Дональд Макнил-младший (Donald McNeil Jr.) несколько раз вступал в ожесточенные споры по болезненному расовому вопросу с учениками, среди которых не было ни одного чернокожего. В итоге из-за их жалоб его карьере известного журналиста, освещавшего в "Нью-Йорк Таймс" вопросы здравоохранения, пришел конец, и газета вновь оказалась в центре национальной дискуссии о журналистике, расизме и труде. Высказывания Макнила были впервые процитированы в интернет-издании "Дейли Бист" (The Daily Beast), а потом их публиковали в "Вашингтон Пост" (The Washington Post), "Вэнити Фэйр" (Vanity Fair), "Си-Эн-Эн" (CNN), "Слейт" (Slate), "Нью-Йорк Пост" (The New York Post)и других. После того, как эта тема была освещена во всех подробностях, журнал "Нью Рипаблик" (New Republic) на прошлой неделе задался вопросом: "А может, хватит уже вникать в каждое кадровое решение, принимаемое в „Нью-Йорк Таймс"?".

Еще не время.

Зацикленность на газете "Нью-Йорк Таймс" связана с ее необычным, возможно, паталогически воспринимаемым центральным местом в американских новостях, культуре и политике. Ее действия — и действия ее внутренних сообществ — имеют огромное символическое значение. Именно это поразило меня больше всего, когда я присоединился к коллективу газеты год назад и написал, что "поскольку „Нью-Йорк Таймс" теперь затмевает и отодвигает на задний план значительную часть СМИ, культурные и идеологические битвы, которые раньше вспыхивали между новостными организациями, теперь разыгрываются внутри „Нью-Йорк Таймс"". К тому же, медиа-амбиции "Нью-Йорк Таймс" повысили ее статус культурного громоотвода. Это уже не просто источник информации. Это издание стремится быть голосом, шепчущим новости вам на ухо по утрам, учебным планом на уроке истории вашего ребенка и руководством по карамелизации лука-шалота для блюда из макарон, которое вы готовите на ужин.

Уверяю вас, в "Уолл-стрит Джорнал" (The Wall Street Journal) и "Вашингтон Пост" также разыгрываются интересные кадровые драмы. Но почему-то они не производят сенсацию, как коллизии общественно-нравственного характера — с жаркими дебатами в "Твиттере", разделами в социальных сетях, где пользователи выражают свою поддержку, а также страницами для писем читателей, служащими ареной для публичных споров.

Но в силу исключительного статуса "Нью-Йорк Таймс" ее руководство в период громких отставок и увольнений вынуждено настойчиво и безуспешно заявлять о том, что увольнения отражают обычную, конфиденциальную и сложную практику использования человеческих ресурсов. Руководство "Нью-Йорк Таймс" все равно, например, не признается вам, что уволило редактора Джеймса Беннета (James Bennet) из-за содержания статьи, призывающей к использованию военной силы в ответ на происходившие летом волнения с требованием расовой справедливости. Но мы обнаружили, что никто не хочет слушать нетривиальные объяснения нашего руководства.

Думаю, это признак того, что исключительное положение "Нью-Йорк Таймс" в американских новостях, наверное, ненадежно. Это пристальное внимание в сочетании с процветающим бизнесом цифровой подписки, из-за чего компания еще более обязана подписчикам левого толка, еще больше становится заложницей их мнений, может еще и подтолкнуть ее в более узкое и более левое политическое русло, сделав ее своего рода американской версией газеты "Гардиан" (The Guardian). То есть, в сторону, противоположную заявленной ею более широкой стратегии.

Одним из первых и умеренных признаков того, что "Нью-Йорк Таймс", возможно, немного сосредотачивается, определяя основной объект своего внимания, является то, что, по словам официального представителя издания, возобновлять программу путешествий в следующем году газета не собирается. Проектов у "Нью-Йорк Таймс" может быть множество, но держать туристическое агентство, которое бросает несдержанных 65-летних журналистов буквально в джунгли со стаей крутых подростков, — это уже слишком.

То, что произошло в Перу, тоже было своего рода столкновением между прежней "Нью-Йорк таймс" и следующим поколением ее основной читательской аудитории, образованной и глобально мыслящей элитой. Старшеклассница, оказавшаяся в центре этой истории, Софи Шепард (Sophie Shepherd), не входит в число подростков, которые на условиях анонимности общались с другими СМИ. По словам Софи и еще двух школьников, во время их "путешествия старшеклассников", именно она больше всего разговаривала с г-ном Макнилом и проводила с ним больше всего времени.

В то время ей было 17 лет, и она только что закончила 12-й класс в Академии Филлипса в Эндовере, закрытой школе, которую иногда считают лучшей в Америке. Она из тех подростков, которые с радостью поговорят с корреспондентом "Нью-Йорк таймс" о здравоохранении и, возможно, включат это приключение в свое резюме. Она даже прочитала по совету г-на Макнила вышедшую в 1997 году книгу Джареда Даймонда (Jared Diamond) "Ружья, микробы и сталь" ("Guns, Germs, and Steel"), получившую Пулитцеровскую премию, в которой утверждается, что к глобальному господству европейской цивилизации привели экологические и географические факторы. Книга подверглась критике за детерминистский взгляд, который, похоже, освобождает колониальные державы от ответственности за их выбор.

Как рассказала мисс Шепард, когда в первое утро путешествия они вышли из хостела, она увидела, что г-н Макнил идет один и догнала его. Она спросила его о критике в адрес книги.

"Он очень быстро стал защищаться, — вспоминала она. — Это всего лишь книга, в ней просто говорится об этом, это очень просто, это не расизм".

По ее словам, она пошла на попятную, извинилась и "чувствовала себя ужасно виноватой — как будто я, должно быть, предстала в его глазах ненормальным либералом, нетерпимым к малейшему возражению".

Она рассказала, как в тот день за обедом она села за столик рядом с г-ном Макнилом в кафе, из которого открывался вид на узкие улочки города. Он разговаривал с другим школьником и произнес слово на букву "н" (речь идет об оскорбительном слове "ниггер", которое нельзя писать в "Нью-Йорк таймс" — прим. перев.), обсуждая тему расизма. По ее словам, некоторые подростки отреагировали почти машинально, выразив свой протест против использования этого слова в любом контексте.

"Я очень привык к тому, что люди — мои бабушки и дедушки или родители других людей — говорят то, чего они на самом деле не думают, говорят бестактные слова, — сказал в разговоре со мной другой старшеклассник, которому тогда было 17 лет и который сейчас учится в одном из университетов Лиги Плюща. — Вы поправляете их, говорите им: „Так нельзя говорить", и обычно люди очень извиняются и реагируют на то, что их поправляют. А он — нет".

Мисс Шепард сказала, что, по ее мнению, это неприличное слово, но это было далеко не самое худшее, что произошло во время поездки, о чем она записала в дневнике, в который заглядывала, рассказывая мне подробности. И еще она испытывала жалость к г-ну Макнилу. "Вокруг него сложилась атмосфера неприязни к нему, — сказала она. — Он был каким-то сварливым стариком".

Но мисс Шепард не очень-то общалась с другими участниками поездки, поэтому продолжала беседовать с ним. Несколько дней спустя, после восхождения на Мачу-Пикчу, она ужинала с г-ном Макнилом в "Эль-Альберге", одном из нескольких довольно симпатичных ресторанов в городке Оллантайтамбо в Андах.

По дороге она рассказывала о своем любимом предмете в Эндовере — истории американского образования, которая вся строилась вокруг проблемы расовой дискриминации. Она вспомнила, как он ответил, что "это обидно, потому что чернокожие американцы по-прежнему обвиняют систему, но расизма больше нет, больше нет ничего такого, что против них — они могут выходить из гетто, если хотят".

По словам мисс Шепард, она пыталась спорить, но он не слушал ее, перебивал ее, когда она пыталась вставить слово, их голоса звучали все громче и привлекали внимание других школьников, двое из которых подтвердили то, что она рассказала о разговоре с Макнилом.

"Проблема таких либеральных институтов, как Эндовер, заключается вот в чем — в них вас учат, что мир должен быть таким-то и таким-то. При этом настоящий мир в реальной жизни совсем другой", — вспоминала она его слова. (Я послал г-ну Макнилу полную запись того, что рассказала мисс Шепард. Он сказал, что не будет отвечать публично, пока официально не уйдет из "Нью-Йорк Таймс" первого марта. "Я уверен, что у нас будут разные воспоминания о беседах, которые происходили очень давно", — написал он в электронном письме.)

От этих жалоб можно было бы отмахнуться, посчитав их нытьем заносчивых и избалованных подростков или эпизодом в идущем на экранах страны ситкоме о стареющих бэби-бумерах, пытающихся свести счеты с бесстрашными зуммерами (поколение, родившееся в период с 1997 по 2012 год — прим. ред.). Безусловно, в обеих версиях есть доля правды.

Но жалобы школьников не остались без внимания в "Нью-Йорк таймс" по причине, которая также не была понятна из опубликованных материалов об этих событиях — потому что доносы школьников на расистские высказывания педагога звучали правдиво. Дональда Макнила знают в газете как человека с непростым характером, что не имеет отношения к серьезным идеологическим вопросам и одновременно важно для понимания того, что произошло. Это человек, который состоялся, работая в "Нью-Йорк таймс", и некоторое время был женат на женщине, представлявшей третье поколение сотрудников "Нью-Йорк таймс". А начал он работать в газете в 1976 году. Он прошел путь от курьера до работавшего в ночную смену литературного обработчика статей, театрального обозревателя и корреспондента в Париже.

Для некоторых он был воплощением самодовольства и крутизны работника "Нью-Йорк Таймс" середины XX-го века, само присутствие которого делало событие новостью. Он мог быть великодушным коллегой, и даже некоторая прямота его высказываний приветствовалась в редакции, но он также иногда отталкивал от себя своих боссов и коллег. Он задавал острые вопросы бывшему издателю Артуру Сульцбергеру-младшему (Arthur Sulzberger Jr.) на ежегодном собрании сотрудников компании и был профсоюзным активистом, который "нападал" на руководство во время жестких переговоров по контракту в мрачные 2010-2011 годы. Коллеги по Гильдии газетных работников вспоминали, что он был преданным, эффективным организатором, но также приводил своих коллег в бешенство своей властностью и голосовал против контракта профсоюза на 2016 год, утверждая, что профсоюз должен был требовать большего.

Вряд ли были секретом и его политически некорректные взгляды. Когда в 2016 году он опубликовал книгу о вирусе Зика, озадаченный рецензент из научного рецензируемого журнала по биологии "Quarterly Review of Biology" отметил фрагменты текста о феминистках и гомосексуальном сексе и написал, что "именно с учетом стажа Макнила и его журналистского опыта случайные ошибки или бестактные и грубые отклонения от принципов науки выглядят еще более неприятно удивляющими".

Взгляды, которые вызывали удивление у экспертов из этого научного рецензируемого журнала по биологии, шокировали и подростков. Когда разъяренный Дин Баке (Dean Baquet), главный редактор, прочитал жалобы на то, что произошло в поездке в Перу в 2019 году, он сказал, что первым движением его души было желание уволить Макнила. Но профсоюз сыграл свою традиционную роль, ожесточенно сражаясь, чтобы защитить разоблаченного сотрудника. Профсоюз, по словам одного из участников переговоров, был готов обратиться в арбитражный суд, если компания попытается уволить Макнила за его поведение во время поездки.

Дональд Макнил, который был близок к увольнению, вернулся к выполнению своих обязанностей репортера довольно малопривлекательного раздела, посвященного здравоохранению. Он открыто говорил о том, что возьмет отступные в следующий раз, когда "Нью-Йорк Таймс" их предложит, и его карьера запросто могла бы на этом и закончиться.

Но затем, чуть больше года назад, по всему миру начал распространяться странный новый вирус, и г-н Макнил внезапно стал постоянным гостем популярного подкаста "Нью-Йорк таймс" — "Дейли" (The Daily). Его пессимистические пророчества будоражили — были прямыми, недвусмысленными, уверенными, иногда пугающими. Он превратился в голос, с помощью которого газета "Нью-Йорк Таймс" освещала кризис.

Г-н Макнил совершил одну серьезную ошибку в мае прошлого года, когда выступил на канале "Си-Эн-Эн" и призвал директора Центров по контролю и профилактике заболеваний уйти в отставку из-за того, как агентство действует во время пандемии коронавируса. "Его редакция обсудила с ним этот вопрос и еще раз повторила, что его работа заключается не в том, чтобы высказывать свое собственное мнение, а в том, чтобы излагать факты", — сказал тогда официальный представитель "Нью-Йорк таймс". Но он оставался центральной фигурой в освещении самого важного события в мире.

По словам двух источников, знакомых с ситуацией, "Нью-Йорк Таймс" включила его работу во время пандемии в число материалов, выдвинутых на Пулитцеровскую премию.

Этот статус и особое внимание, возможно, и стали причиной утечки и передачи в "Дейли Бист" информации о реакции в "Нью-Йорк Таймс" на поездку в Перу. Затем несколько сотрудников подготовили письмо, в котором говорилось, что "наше сообщество возмущено и испытывает серьезное беспокойство", и был задан вопрос, почему поведение г-на Макнила не помешало ему писать о важных событиях со сложными расовыми элементами. В письме говорилось не о том, чтобы его уволили, а о том, чтобы "Нью-Йорк Таймс" пересмотрела свою политику.

Другие журналисты сочли само письмо несправедливым, выпадом в отношении карьеры ветерана журналистики из-за слов, которые не были напрямую связаны с его журналистикой деятельностью. Некоторые чернокожие журналисты чувствовали, что их белые коллеги вместо того, чтобы беспокоиться о влиянии слов г-на Макнила, сплотились в его защиту. "Вы часто задаетесь вопросом, что ваши белые коллеги, которые льстят вам в лицо, на самом деле думают или говорят о вас или о таких людях, как вы, у вас за спиной", — написал в "Твиттере" чернокожий репортер по внутренней политике Джон Элигон (John Eligon).

Именно здесь запутанная, но в некотором смысле обычная управленческая проблема превратилась в нечто большее. Письмо сотрудников попало в руки журналистов других изданий и стало достоянием общественности. Стали известны внутренние разногласия Гильдии газетных работников по этому вопросу. Критики прочесывали старые работы г-на Макнила и выражали недовольство в "Твиттере". "Нью-Йорк Таймс" опять стала притчей во языцех.

После появления статьи в "Дейли Бист" г-н Макнил сказал руководству "Нью-Йорк Таймс", что не видит причин извиняться, но в течение 48 часов начал составлять проект письма с извинениями, сказал человек, непосредственно знакомый с этим документом. В течение следующей недели он обменялся несколькими черновиками с руководством "Нью-Йорк Таймс". К пятому февраля руководство "Нью-Йорк Таймс" ясно дало понять, что Макнила переведут в менее престижное место и что к нему могут постоянно возникать вопросы у отдела кадров компании. Неудивительно, что он подал заявление об увольнении. Редакция переслала его письмо с извинениями (оказавшееся к тому времени неожиданно длинным и подозрительно запоздалым) в электронном письме, в котором сообщалось о его увольнении по собственному желанию.

Вопросы об идентичности и политических пристрастиях "Нью-Йорк Таймс" вполне реальны. Устранить разногласия внутри редакции будет нелегко.

Но газета должна выяснить, как решить эти вопросы более однозначно: является ли "Нью-Йорк таймс" ведущей газетой для единомышленников, левых американцев? Или она пытается удержать то, что кажется исчезающим центром в разобщенной и охваченной серьезными разногласиями стране? Кто мы: левая Элизабет Уоррен (Elizabeth Warren) или центрист Джо Байден (Joe Biden)? Ясно одно, что решать эти вопросы путем увольнений или отставок, имеющих символическое значение, или обсуждаемых в отделе кадров, видимо, не лучший выход.

Газете "Нью-Йорк Таймс" придется серьезно разобраться в своей идентичности, а найти виноватых нам поможет следующее поколение нашей читательской аудитории — такие люди, как мисс Шепард, которая сказала, что ее больше всего удивляет разница между взглядами г-на Макнила и тем, что она читала в своей любимой газете.

"Этого я от „Нью-Йорк Таймс" не ожидала, — сказала она. — У вас есть „Проект 1619". Вы, ребята, делаете об этом все эти удивительные репортажи, и при этом можете говорить что-то подобное?".

Бен Смит (Ben Smith), (The New York Times, США)