В прошлом месяце исполнилось 140 лет со дня рождения Марселя Пруста. «Longtemps, je me suis couche de bonne heure» («Давно уже я привык укладываться рано») — так начинается одна из величайших книг мировой литературы — «В поисках утраченного времени». Странный роман странного автора и странного человека. Марсель Пруст родился 10 июля 1871 года в парижском пригороде Отей, куда его родители бежали, опасаясь стать жертвами Парижской коммуны. Его отец был известным врачом, профессором медицины; мать, Жанна Вейль, происходила из семьи богатых евреев из Эльзаса. По материнской линии Пруст был дальним родственником Карла Маркса. Семейные обстоятельства наложили отпечаток на мировосприятие Пруста. Отец его был верующим католиком, жестким человеком, доминантной фигурой в семье. Мать, мягкая и податливая, обычно уступала отцу. Вступая в брак с католиком, она вынуждена была дать обещание воспитывать детей в католической вере, хотя сама не приняла католицизм, отстранившись при этом от иудаизма и стараясь избегать еврейской среды. Прусту была присуща трагическая раздвоенность: с одной стороны, постоянное стремление проникнуть в высший свет французского общества, с другой — ощущение, что он в значительной мере там изгой и всегда им останется.

Когда шел процесс по делу Дрейфуса, Пруст с одобрения матери с самого начала солидаризировался с теми, кто выступал за пересмотр приговора, в то время как отец оставался антидрейфусаром. Не обнаружив своей фамилии в опубликованном списке лиц, подписавших протест полковника Пикара, бывшего начальника французской разведки, деятельность которого в значительной мере способствовала пересмотру дела Дрейфуса, Пруст написал в газету: «Я знаю, что мое имя ничего не прибавит списку. Но то, что я буду в этом списке, даст кое-что моему имени». По-видимому, именно дело Дрейфуса послужило для Пруста реальным толчком к тому, чтобы ввести еврейские образы в свои произведения.

Философия Пруста — это не только последовательный субъективизм, но и последовательный идеализм. Истина, красота, счастье существуют лишь внутри нас. Любовь мы носим в себе, это потребность сердца, а любимая женщина — просто случайность, позволившая ей проявиться. В троице европейского модернизма (Джойс–Пруст–Кафка) Пруст, пожалуй, самый архаичный автор, связанный скорее с веком ушедшим, а не с веком наступившим. Большая часть его жизни пришлась на самый спокойный и стабильный период европейской истории, время между двумя войнами, франко-прусской и Первой мировой, ознаменовавшей рождение «не календарного, настоящего XX века». Еврейская тема преломляется в романах Пруста как физическое либо психологическое присутствие евреев и как их воздействие на других персонажей. Евреи — герои Пруста — относятся к трем различным категориям (в соответствии с их местом в обществе). На вершине этой пирамиды — Шарль Сван, сын процветающего биржевого маклера, вхожий, однако, в аристократические круги. Противоположность Свана — плебей Альбер Блок и его многочисленная родня, малокультурная и несколько вульгарная. Основная черта характера Блока — неудовлетворенный снобизм. Блок становится известным писателем, публикующимся под псевдонимом Жак де Розье; свою дочь он выдает замуж за католика, то есть за того, кто в глазах прустовского общества обладает несравненно большей респектабельностью. Наконец, третий персонаж — Рашель, которая совершает головокружительную карьеру от проститутки до прославленной актрисы.

Все еврейские герои романов Пруста испытывают унизительное чувство неполноценности в светском обществе. Из них только Сван пытается с помощью искусства облегчить свои душевные муки.

На закате жизни Сван приходит к осмыслению своего еврейского происхождения, так как, по словам рассказчика, «он принадлежал к той стойкой и упорной еврейской расе», отличающейся «своей энергией и противостоянием смерти». Самым сильным огорчением Свана перед смертью было осознание того, что он не доживет до окончания дела Дрейфуса.

Прустовский «поток сознания» оказал воздействие на развитие психологического романа в западной литературе XX века. Прусту удалось запечатлеть сложный психологический облик современных ему представителей разных слоев французского общества, глубоко проникнуть в процесс восприятия мира человеком. Тонкость проникновения Пруста в человеческую психику была использована и своеобразно переработана такими мастерами, как Стефан Цвейг, Франсуа Мориак, Альберто Моравиа и другие.

Материал подготовил Николай Лебедев