Пожилой мужчина в темном, повидавшем виды костюме ведет своих гостей по узким улочкам лагеря Бурдж-эль-Бараджна в Бейруте вдоль нескончаемой череды построек, ставших приютом для тысяч и тысяч палестинских беженцев. Здесь с трудом могут разойтись два человека, то и дело приходится прижиматься к стене, чтобы пропустить мопед - основное средство передвижения в лагере.

Прямо над головой, на уровне человеческого роста, переплетаются электрические провода, связывая стоящие вплотную дома причудливой паутиной. "В прошлом году от удара током погиб ребенок. У нас десятки людей из-за этого погибали", - рассказывает спутник.

В отличие от чужаков, не привыкших передвигаться в подобных условиях, местные жители довольно легко тут ориентируются. Кажется, что без провожатых выбраться из узких лабиринтов невозможно: никаких стандартных ориентиров нет, а на мобильных картах большинство улочек просто отсутствует.

В какой-то момент группа останавливается перед дверью, на первый взгляд ничем не примечательной. Хозяева приглашают войти. Маленькая, скромно обставленная комната, табачный дым, флаг на стене напротив входа. Это местный штаб Народного фронта освобождения Палестины (НФОП). Гостям предлагают сесть, угощают кофе. Пожилой палестинец располагается за письменным столом. "Надеемся ли мы вернуться на родину?.." - начинает он ответ на первый вопрос.

70 лет спустя

В Ливане, по данным Ближневосточного агентства ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ (БАПОР), зарегистрировано более 470 тыс. беженцев. Это люди, покинувшие свои дома во время арабо-израильской войны 1948-1949 годов, и уже несколько поколений их потомков. Примерно половина из них проживает в 12 официальных лагерях, которые находятся преимущественно на западе страны. После начала в 2011 году сирийского кризиса сюда также прибыли еще тысячи беженцев.

Расположенные на юге ливанской столицы лагеря Шатила и Бурдж-эль-Бараджна представляют собой, скорее, не лагеря в традиционном понимании, а городские трущобы с тесной застройкой, нищетой, перенаселенностью, мусором на улицах и почти полным отсутствием инфраструктуры. Однако, по сути, это страна в стране: здесь не действуют ливанские законы, местные власти сюда не заглядывают, а жизнь внутри лагеря люди, как правило, налаживают своими силами.

Права и возможности у беженцев сильно ограничены. Например, они не могут работать по десяткам специальностей, владеть недвижимостью, лишены доступа к государственной системе здравоохранения и образования. Чтобы получить эти услуги за пределами лагеря, нужно обращаться в частные учреждения. Это не по карману большинству мигрантов.

Оба лагеря в этом году "отмечают" 70-летие. До сих пор перспективы возвращения беженцев домой с учетом тупика в палестино-израильском урегулировании очень туманны.

Беженцы новые и старые

Шатила встречает бесконечными рядами лавок, где торгуют фруктами, обувью, электроникой и углем. На колоритный восточный базар этот рынок, однако, не похож совершенно. Здесь жители лагеря могут купить необходимое, но туриста местные пейзажи и "ароматы" быстро отпугнут: запахи гниющей пищи, огромная свалка, где пасутся бродяжнического вида овцы, а дети выискивают еще пригодные к использованию вещи, витрины с куриными тушками соседствуют с клетками с живыми, но сильно потрепанными птицами, вездесущие мопеды, под колесами которых очень легко может оказаться нога зазевавшегося пешехода. По словам одного из местных жителей, большинство торговых точек принадлежит сирийцам, причем цены здесь ниже, чем на других рынках Бейрута.

Владелец маленького магазинчика электроприборов, сирийский беженец, рассказывает, что получил его от отца, которому удалось перебраться в Швецию. Сам он фармацевт, но работать здесь по специальности не может. "Надеюсь тоже уехать в Швецию, к семье. Обращался к людям, которые обещали сделать документы, отдал большие деньги, но они меня обманули и исчезли. Теперь пытаюсь сделать все через ООН, но это потребует времени", - поделился сириец.

Другой семье из Сирии повезло больше. "Мы с дочерьми скоро улетаем в Австралию", - рассказывает обитательница квартиры в одном из домов. Здесь, как и в других жилищах, минимум удобств и старая мебель, но при этом чисто и нет бардака, который ожидаешь увидеть, поднимаясь по обшарпанной и грязной лестнице дома.

Изначально в лагере было возведено порядка 500 строений, со временем они приросли новыми этажами, причем такое стихийное строительство велось без соблюдения каких-либо норм. Точное число проживающих здесь людей назвать не может никто. БАПОР зарегистрировало около 11 тыс. палестинских беженцев, однако, по неофициальным данным, реальные цифры куда более пугающие - от 22 тыс. до 40 тыс., причем почти половину из них теперь составляют сирийские мигранты.

По словам местного старожила, палестинца по имени Салех, проблем во взаимоотношениях с беженцами из Сирии нет, однако жизненные обстоятельства у этих двух категорий мигрантов разные. "Сирийцами занимаются другие организации, они здесь дожидаются квот и уезжают", - поясняет он.

Себя Салех до сих пор чувствует беженцем, хотя родился в лагере вскоре после того, как в 1948 году его родители прибыли в Ливан. У него восемь детей, и все они живут здесь же со своими семьями. Увлеченно рассказывая о жизни в Шатиле, он пессимистично оценивает возможность вернуться домой. "Американцы и израильтяне не хотят, чтобы у нас было свое государство, и будут этому препятствовать", - считает собеседник.

Цена жизни

С учетом существующих в Ливане ограничений беженцы находят способ заработка либо внутри лагеря, либо устраиваются в Бейруте на подсобную работу, стройку или в лавки, которыми владеют ливанцы. Зарплата зависит от объема работ да и от обычного везения, варьируется от $400 до $800 в месяц. При этом ежемесячно только на продукты среднестатистическая семья, как правило многодетная, тратит порядка $450.

Беженцы получают поддержку по линии благотворительных организаций и в рамках различных программ БАПОР. Однако, по словам обитателей лагеря, за последние годы объемы такого содействия сократились: созданное в декабре 1949 года для помощи беженцам из Палестины агентство сейчас переживает нелегкие времена. В августе 2018 года США, один из основных доноров БАПОР, объявили о решении прекратить его финансирование, сославшись на недостатки в работе учреждения. Еще больше осложнил ситуацию коррупционный скандал, в результате которого ряд стран летом этого года приостановил выплату взносов в бюджет БАПОР, а его глава Пьер Кренбюль в итоге подал в отставку.

На территории Шатилы действует ооновский медицинский центр, где можно получить бесплатные консультации, и две школы. С учетом низкого уровня жизни в лагере немного удивляет, когда вдруг в одном из закоулков встречаешь вполне современный салон красоты или школьников с нарядными рюкзаками и в идеально белых рубашках. Здесь есть небольшие магазины и простенькие кафе с пластиковой мебелью, даже можно заказать доставку на дом, например, кальяна.

Конфликты и споры, как рассказывают местные жители, решает так называемый комитет безопасности, который состоит из членов движений, входящих в состав Организации освобождения Палестины (ООП). Его представители, к примеру, могут сами поймать преступника и выдать его ожидающей за пределами лагеря ливанской полиции.

В состоянии войны

Граница между Шатилой и примыкающим к лагерю районом Сабра, где тоже живут беженцы, размыта. Официальным лагерем Сабра не является, тем не менее эти места неразрывно связаны, в том числе трагическими событиями. В сентябре 1982 года во время вторжения Израиля отряды ливанских фалангистов учинили расправу над мирными жителями лагеря, вырезав, по разным оценкам, от 700 до 3,5 тыс. человек. Пострадали эти места и во время Гражданской войны в Ливане в 1975-1990 годах.

О событиях тех лет в Сабре напоминает здание бывшего госпиталя, который принимал палестинских беженцев до середины 1980-х годов. Теперь в помещениях этого 12-этажного здания расположены квартиры, где тоже живут мигранты. Занавески вместо дверей, полумрак на грязной лестничной клетке, свисающие с потолка провода, обвалившаяся штукатурка. И истории пожилых женщин - матерей живущих здесь семейств, которые потеряли сыновей, мужей, родину.

Найти десять отличий

Лагерь Бурдж-эль-Бараджна, на первый взгляд, кажется чуть более благополучным, хотя по архитектуре и планировке, как и по уровню жизни, практически не отличается от Шатилы. Но здесь чище, более аккуратные торговые ряды, есть аптеки, игровой клуб, где дети проводят время за видеоиграми, стоматологические кабинеты.

Обитатели лагеря связывают это с тем, что в Бурдж-эль-Бараджне на постоянной основе проживает преимущественно палестинское население и влияние новоприбывших мигрантов гораздо меньше.

Официально в лагере зарегистрировано более 19 тыс. беженцев, но местные уверяют, что в действительности их намного больше - свыше 45 тыс. человек.

Дети учатся в одной из четырех ооновских школ, все они располагаются за пределами лагеря из-за нехватки места. А совсем недавно при содействии Палестинского общества Красного Полумесяца здесь открылась клиника, в которой есть рентген-кабинет, помещения для проведения простых операций и стационар.

О вере

"Надеемся ли мы вернуться на родину... - говорит пожилой палестинец. - Вы, должно быть, слышали про американскую "сделку века". Она не способствует тому, чтобы у нас была хоть какая-то надежда".

По его мнению, в подобных обстоятельствах очень важно воспитывать проживающую в лагерях молодежь так, чтобы она не забывала о главной цели палестинцев. "Мы здесь уже несколько десятков лет, но наши дети все так же горячо верят в эту идею. Поэтому да, конечно, после стольких лет в душе мы все еще верим, что вернемся домой".