Еврейский примитивизм

Глава "Ваэтханан" начинается словами: "И умолял я Господа в то время, говоря: Владыка Господи! Ты начал показывать рабу Твоему величие Твое и крепкую руку Твою; да кто же тот Бог на небе и на земле, который сделал бы подобное деяниям Твоим и подвигам Твоим? Дай перейду я и посмотрю на эту землю добрую, которая за Иорданом, на эту гору прекрасную и на Леванон. Но разгневался Господь на меня за вас и не послушал меня, и сказал мне Господь: полно тебе, впредь не говори Мне более об этом. Взойди на вершину горы и взгляни глазами своими на запад и на север, и на юг, и на восток, и посмотри глазами своими, ибо ты не перейдешь этого Иордана" (3:23-29).

Эпизод этот невольно озадачивает: величайший пророк, как ни один другой человек приближенный к Богу, созерцавший высшие миры, почему-то как малый ребенок стремится "пощупать" свою вожделенную цель, страстно желает узреть ее телесными глазами?

Почему так важно было Моше "посмотреть на эту землю добрую", ступить на нее своими ногами? И почему так важно было Всевышнему лишить его этой радости?

Может быть затем, чтобы научить Моше высшей мудрости, научить отрешенности, заставить понять, что оно того не стоит?

Для носителей многих вер такое истолкование само собой разумеется. Действительно, казалось бы, вся смысловая концентрация собрана не в иллюзорном, текучем материальном мире, а в мире идеальном, там, где вечность! И тем не менее, в иудаизме значимость материального посюстороннего существования чрезвычайно высока.

Эта парадоксальная диспозиция ценностей содержит ключ к самой величайшей загадке бытия - а именно его - этого бытия - дуальности, к загадке разделенности, даже разорванности существования на два мира - материальный и идеальный. Что за этим разрывом скрывается? Зачем приключился Большой взрыв, развернувший пространство и время, а в конце концов породивший видимый Космос и его пресловутого "наблюдателя"? Неужели Богу нельзя было ограничиться "наблюдателями" ангельскими? Этими блаженными обитателями идеального мира, исходно не подлежащими никакому тлену?

Итак, Тора, определенно, ценит желание "насытить очи видением", и находит желание Моше "переступить Иордан" в высшей степени уместным. Более того, Тора на каждом шагу акцентируется не на потустороннем, а на земном воздаянии, она поощряет человека "хлебом досыта" и "дождями вовремя", она завлекает его "продлением дней", т.е., казалось бы, совершенно фиктивной приманкой, так как любой последовательности дней конец рано или поздно наступит ("и это суета").

Критики иудаизма видят в этой особенности примитивизм, бескрылый материализм, резко отличающий иудаизм от прочих "духовных" "просветленных" религий, приверженцы которых обращаются к техникам Высшей Силы с тем, чтобы она устранила их из этого мира, развоплотила навсегда, освободила бы их из "темницы плоти".

Ни Сократу, ни Сиддхартху Гаутаме, ни Мани не составило бы особого труда справиться со своим желанием пересечь реку. Они давно пришли к выводу, что ни к чему материальному на этой земле не следует стремиться. Они постигли, что высшее блаженство состоит в том, чтобы избавиться от обманчивых вожделений и погрузиться в созерцание вечных идей.

Иудаизму, разумеется, также знакома эта позиция. Еврейские мудрецы соглашаются с тем, что "в грядущем мире не едят, не пьют, не размножаются, не торгуют, не завидуют, не ненавидят, не соперничают, но праведники сидят в венцах и наслаждаются сиянием Шехины" (Брахот (17.а).

И в то же время подход иудаизма (равно как и примкнувшего к нему христианства) отмечен строгим паритетом между ценностью земной жизни и жизни грядущей. Как сказано в "Перкей Авот": Рабби Яаков говорил: "этот мир - преддверие будущего мира; приготовь себя в преддверии, чтобы войти в чертог". Он говорил: "лучше один час раскаяния и добрых дел в этом мире, чем целая жизнь в мире грядущем; но лучше один час душевного покоя в мире грядущем, чем целая жизнь в этом мире". (Глава 4:16,17)

Преддверие

Итак, особенность еврейского взгляда состоит в том, что признавая радикальное различие между "тщетным" преддверием и "незыблемым" чертогом, он придает им равную онтологическую значимость.

Сожаление: "Эх, не дожил, имя рек!" - вырывается из уст не только атеистов, но и верующих людей, казалось бы, должных понимать, что душа усопшего находится полностью в курсе текущих событий. Стремление "пощупать" свою земную цель хранится в генах иудеев, в генах, унаследованных ими от Моше.

Чтобы обрести вечное духовное зрение, необходимо на время воспользоваться зрением телесным. Рабби Хаим из Воложина в книге "Нефеш а-хаим" (1:11) приводит слова Талмуда: "У всего Израиля имеется удел мира грядущего ("хелек леолам аба")" и поясняет это изречение следующим образом: "Не сказано "в грядущем мире" - "беолам аба", что значило бы, что грядущий мир существует с момента творения сам по себе, и если человек удостоится, то получит в нем место, но истина состоит в том, что грядущий мир - это дело рук самого человека, который сам творит свою участь своими делами".

Итак, сей временный мир - это мир шанса, мир возможности стать собой, поэтому весь он соткан из "ничего", из текущего меняющегося потока. "Мир сей" - это мир становления реальности, той реальности, которая, скрывшись в свой час за пеленой смерти, наполнит вечностью посмертное бытие, явит соразмерного Творцу "наблюдателя".

Как человек не находил себе помощника среди зверей, так Бог не находил его среди ангелов. Богу был необходим партнер, соразмерный Ему по самости, по волеизъявлению, по царственному достоинству. И ради него - этого партнера - Он и произвел Большой взрыв.

Но сотворение одновременно являлось также и отторжением, отделением творения от своего Источника. Не случайно на языке ТАНАХа слова "брия" - сотворение, используется также как "отсечение": "И гора будет твоей, а так как лесиста она, то расчистишь ("увереато") ее" (Иеошуа 17:18), "И забросает их камнями толпа, и изрубят ("увера") их мечами своими" (Иехескель 23:47).

Иными словами, Бог сотворил этот мертвенный преходящий материальный мир, чтобы в нем, в этом мире смерти, самостоятельно зародилась достойная Его жизнь.

Этот мир закономерно выглядит "темницей", выглядит "следственным изолятором" души. Но таким образом оторванная от высших миров, подвергающаяся строгому дознанию человеческая душа становится собой, становится достойной своего Создателя, или… исчезает, словно и не было ее.

Световой барьер

Итак, материальный мир - это та среда, в которой душа может осуществить волеизъявление, после чего "преддверие", "телесный изолятор" ею покидается. Как это происходит?

Границей между телесным миром и миром идей, безусловно, служит свет. Не обладая массой и протяженностью, он существует вне времени. Преодолевая расстояния в миллиарды световых лет с точки зрения внешнего наблюдателя, сам свет "наблюдает" себя присутствующим повсюду одновременно, включая момент Большого взрыва. Но, не обладая ни массой, ни протяженностью, свет вместе с тем на массы и протяженные тела воздействует. Свет соприкасается и с тем миром, и с этим. Свет - это барьер, разделяющий идеальный и материальный миры. Не "тело", а прежде всего свет - это темница души.

Один из первых мыслителей, обративших внимание на то, что световой барьер - это барьер, отделяющий мир реальный от мира идеального, был А.Ф. Лосев. В своей книге "Античный космос и современная наука" (1927) он пишет: "Можно признать возможность выхода за пределы мира. Однако это есть скорее не выход, а некое специфическое изменение того же самого мира. Современная физика, основываясь на принципе относительности, мыслит себе величину тела не абсолютной, но зависимой от движения. Тело укорачивается в направлении своего движения. Размер этого укорочения зависит от скорости движения тела и от скорости света. Теоретики относительности предполагают, что скорость невозможна больше скорости света. В этом весьма позволительно усомниться. Если же усомнимся, то мы должны рассуждать так. При скорости движения тела, равной скорости света, длина его равняется нулю. Но тогда масса его бесконечна и время его - бесконечно велико, т.е. есть вечность. Таким образом, платоновские идеи, вернее, тела, как абсолютные носители идей, или - абсолютные воплощенности идей, оказываются вполне мыслимыми математически. (Идея) это есть тело, движущееся со скоростью света, массивное в бесконечной степени и свое время собравшее во всей его бесконечности".

Мне кажется, что нет необходимости подвергать сомнению постулат непреодолимости светового барьера. Точнее, это преодоление, как мне кажется, следует искать не столько в "физической", сколько в "метафизической" плоскости. Все становится на свои места, если физическое учение о космосе дополнить метафизическим учением о микрокосмосе.

Наблюдатель не может вырваться из мира и наблюдать его снаружи, наблюдать как некое целое суверенное тело. Он не может этого сделать, уже хотя бы потому, что сам является частью этого мира (чтобы произвести подобный трюк, нужно быть бароном Мюнхгаузеном).

Выйти за пределы мироздания, так чтобы оказаться "снаружи" его, принципиально невозможно. Приближение к "краю" обращается возвращением в исходную точку. Таким образом, бессмысленно удаляться в мировое пространство. Край космоса следует искать повсюду, и именно ту точку, в которой космос способен увидеться нами как целое, т.е. стянувшимся в какую-то "физиономию", и следует признать этим краем, точкой бесконечной кривизны, точкой прорыва во-вне.

Многое станет нам понятным, если мы допустим, что такой точкой бесконечной кривизны, таким "краем" мироздания, таким его "внешним" ликом являются его многочисленные "внутренние" лики - а именно органические существа. Действительно, микрокосм - это не только человек (хотя он и в первую очередь). Как поясняет Рамбам, "при всем том, что мы говорили относительно подобия мирового целого человеческому индивидууму… эта аналогия целиком применима к любой животной особи... О человеке же это говорится благодаря присущему ему разума" ("Путеводитель заблудших" Гл 72).

Чтобы пробить световой барьер, живому существу нет необходимости разгоняться до безумных скоростей относительно других существ, звезд и галактик. Чтобы "выйти за край вселенной", ему достаточно завершить свою микрокосмическую миссию, и в тот же миг унестись на бешеной скорости в неожиданно распахнувшийся перед ним черный тоннель, как сказано: "и отцветет миндаль; и отяжелеет кузнечик, и рассыпется каперс; ибо уходит человек в вечный дом свой". Так преодолевается световой барьер, так временное протяженное тело, разрушаясь, высвобождает лишенную протяженности вечную душу: "и откатится золотая чаша, и разобьется кувшин у источника, и покатится колесо в яму; и прах возвратится в землю, чем он и был, а дух возвратится к Богу, Который дал его" (Коэлет 12).