До недавних пор ученые строили теории о том, что наступление современности неумолимо приведет к снижению религиозности в мире. Проще говоря, модернизация равносильна секуляризации. В Европе из этого исходили такие теоретики, как Карл Маркс, Макс Вебер и Зигмунд Фрейд. Так же и в Соединенных Штатах, социологи, имевшие влияние на ход политических процессов, в частности Уолт Ростоу и Дэниел Белл, предсказывали что наступление современности неминуемо приведет к упадку религии.

Сегодняшний мир доказывает ошибочность этих суждений. Жители быстро индустриализующихся стран БРИК — бразильцы, россияне, индийцы и китайцы — все чаще обращаются к вере. То же самое касается некоторых ультрасовременных стран, меняющихся под давлением глобализации, — таких как Южная Корея и Турция, светский характер которой прописан в конституции. Быстро растут христианские и мусульманские общины и в Африке, которая в общем и целом значительно продвинулась в экономическом плане. Более того, обращаясь к религии, жители глобального Юга тяготеют к крайним формам благочестия вроде протестантского евангелизма, пятидесятничества и консервативных форм католичества и ислама. В нашем мире постмодерна эти якобы архаичные мировоззрения вовсе не исчезают, а процветают.

По крайней мере, теоретически Соединенные Штаты должны быть готовы действовать в мире геополитики, основанной на религии. Два последних президента — Джордж Буш и Барак Обама — по всеобщему мнению глубоко религиозны и хорошо разбираются во многих положениях христианства. Различается их подход к внешней политике, но оба они прямо ссылаются на доктрины вероучения. Реагируя на теракты 11 сентября и кризис вокруг Ирака, Буш изображал Соединенные Штаты как избранную нацию. «Мы, американцы, верим в себя, но не только в себя, — заявил он в своем послании Конгрессу 2003 года. — Мы не знаем — мы не можем притязать на знание путей Провидения, но мы можем довериться им, уповая на любящего Бога, который стоит за всей жизнью и всей историей. Пусть же ныне Он ведет нас».

Столь же категорично делает акцент на религии и Обама. Он назвал Соединенные Штаты иудео-христианской страной и заявил в феврале, что в истории США великие реформаторы действовали, «руководствуясь своей верой и своими ценностями, встречая порой сопротивление». Религиозная этика оказывает влияние и на внешнюю политику: как сказал вслед за этим Обама, «Когда я решаю поддержать выделение помощи иностранным государствам или предотвратить кровопролитие в таких странах, как Уганда, или противодействовать такому злу, как торговля людьми, речь идет не просто об укреплении альянсов, продвижении демократических ценностей или подтверждении статуса Америки как мирового лидера... Также речь идет о библейском призыве делать добро малым сим, бедным, тем, кто оказался на обочине нашего общества».

Однако странно, что ни Буш, ни Обама не достигли особого успеха, пытаясь подкрепить дипломатические и стратегические цели Соединенных Штатов авторитетом религии. Буш слишком верил в американскую исключительность и связанную с ней особую добродетель Соединенных Штатов. Тем самым он настраивал против себя тех, кто не разделял это видение. А возвышенной риторике Обамы не всегда соответствуют реальные действия.

Религия занимает центральное место во многих ключевых выступлениях Обамы на внешнеполитическую тематику. В нескольких важных речах, произнесенных в 2009 году, он пользовался религиозными идеями и ценностями для поддержки распространения демократии, прав человека и войны с террором. В Китае он объявил, что подлинная демократия и социальная стабильность невозможны без уважения «свободы самовыражения и вероисповедования». Принимая Нобелевскую премию мира, он, призвав на помощь теологию иронии Рейнгольда Нибура, предупредил, что порой Соединенным Штатам приходится применять вооруженные силы для поддержания мира и справедливости в грешном мире. И особо примечательна была речь Обамы в Каире, где он увещевал мусульман, иудеев и христиан региона, говоря, что мир и благополучие никогда не настанут, если они не научатся терпимо относиться к вере друг друга: «Свобода в Америке неотделима от свободы вероисповедания... Именно этот дух нужен нам сегодня. Люди в каждой стране должны иметь возможность выбирать веру и жить в ней, основываясь на убеждении разума, сердца и души». Таков путь мира.

Риторика важна, но дипломатия основывается на реальных действиях. А на этом фронте дела у Белого дома обстоят не лучшим образом. Обаме потребовалось 18 месяцев для того, чтобы назначить директора управления государственного департамента по свободе вероисповедания в мире, которое отслеживает, насколько другие государства уважают религиозную свободу собственных граждан. Кроме того, он не слишком активно продвигает цели в области религиозной свободы на Ближнем Востоке, которые изложил прежде всего в своей каирской речи.

Но, хотя вера важна, требуется определенная осторожность. Как показывает дипломатическая история, в делах религии лидерам США следует быть осмотрительнее. Не все разделяют религиозное мировоззрение Соединенных Штатов, которое состоит из порой конфликтующих друг с другом элементов: представления о том, что Соединенные Штаты — богоизбранная нация, и приверженности религиозной свободе, корни которой уходят в отделение церкви от государства. В прошлом, когда американские лидеры проповедовали первое, у них быстро возникали проблемы, как например, когда президент Уильям Маккинли оправдывал захват Филиппин в 1899 году и последовавшую за ним кровопролитную войну во имя утверждения христианской добродетели. Аналогичную оплошность, не сулившую ничего хорошего в Афганистане и Ираке, допустил Джордж Буш, который вскоре после терактов 11 сентября говорил о «крестовом походе» против терроризма исламских фундаменталистов.

Однако за все приходится платить. Администрации, пренебрегавшие религией, недооценивавшие ее или принижавшие ее роль, получали неожиданные удары. Например, внешняя политика Джона Кеннеди так и не оправилась от последствий его невежества: президент ничего не знал о буддистских монахах, нарушивших политическое равновесие в Южном Вьетнаме. Буддистский кризис, разгоревшийся в мае 1963 года и продолжавшийся несколько месяцев, ослабил режим Нго Динь Зьема, который поддерживали Соединенные Штаты. «Как это могло случиться? Кто эти люди? Почему мы не знали о них раньше?» — такие вопросы после начала восстания задавал раздраженный Кеннеди о буддистах, которые всего-навсего представляли 90 процентов населения Южного Вьетнама. Разумеется, Зьем был свергнут, и политическая нестабильность, возникшая после этого, непосредственно привела к эскалации и американизации войны во Вьетнаме. В конце 1970-х Джимми Картер, еще один президент, желавший очистить политику от веры, подобным образом недооценил усиление политического ислама в Иране. Проблемой как Кеннеди, так и Картера была не триумфалистская религия, а нереалистичное желание рассматривать международные отношения через чисто светскую призму.

Между тем, американские президенты и политики действуют наиболее эффективно, когда утверждают, что религиозная свобода является коренным и основополагающим человеческим правом, которое должно защищаться и распространяться по всему миру — не только как благо само по себе, но и как способ укрепления национальной безопасности США. Взгляните на пример президента Франклина Д. Рузвельта. За несколько лет до нападения японцев на Перл-Харбор Рузвельт хотел, чтобы Соединенные Штаты более действенно противостояли нацистской Германии и имперской Японии. Он не призывал непосредственно к вооруженной интервенции, но уже в 1937 году выявил угрозу Соединенным Штатам, исходящую от Германии и Японии.

Однако Рузвельт имел дело с двумя препятствиями: во-первых, с изоляционизмом, господствовавшим среди американской общественности, которая была против участия в международных делах, и, во-вторых, убежденностью в том, что ни Германия, ни Япония не способны напасть на континентальные Соединенные Штаты, не говоря уже о вторжении. Чтобы преодолеть два этих препятствия, ФДР обратился к вопросу религиозной свободы. Религия, заявил он в начале своего послания Конгрессу 1939 года, является основанием любой цивилизации, поскольку служит источником демократической политики; в свою очередь, благодаря демократии возможен всеобщий мир. Без религиозной свободы, говорил он, не может быть демократии. А без демократии не может быть всеобщего мира.

Рузвельт бесчисленное множество раз возвращался к этой своей теории демократического мира, основанного на религии, и до, и после вступления США в войну, в том числе в знаменитом послании Конгрессу 1941 года, когда он сформулировал Четыре свободы (в том числе свободу вероисповедания). Изобразив нацистов угрозой религиозной свободе — и всем религиям, не только иудаизму — он одним махом решил две проблемы: это позволило ему воспользоваться словами и образами, знакомыми почти всем американцам, чтобы объяснить угрозу общественности, настороженно относящейся в участию в мировых делах. В условиях все более взаимозависимого мира это позволило ему утверждать, что нацисты являются угрозой национальной безопасности США, поскольку они угрожают определенным ценностям, на которых держатся международная открытость и мировой порядок. Слив воедино интересы и идеалы США, Рузвельт создал мощное обоснование для антинацистской политики, которое позволило ему начать поставки по ленд-лизу в Соединенное Королевство и Советский Союз и вести борьбу с германским флотом еще до декабря 1941 года. Когда Соединенные Штаты вступили в войну, религия была важной частью идеологии, указывавшей им путь к победе.

В мире, который во все большей степени характеризуется усилением религии, Обаме было бы целесообразно поступить так же. Продвижение демократии важно, но оно было бы гораздо эффективнее, если бы шло в связке с распространением религиозной свободы.

Недемократические практики и нарушения прав человека в других странах караются дипломатическими и экономическими мерами: наказание должно ожидать их и за нарушение свободы вероисповедания своих граждан — речь идет и о политическом давлении и даже, возможно, о санкциях. Ясно, в каком направлении движутся сегодня модернизирующиеся государства. Теперь задача Вашингтона — скорректировать способ взаимодействия с ними, поскольку в прошлом умение говорить на языке веры служило Соединенными Штатам хорошую службу. Если Белый дом начнет практиковать то, что проповедует, Соединенные Штаты обретут очень большую и очень важную аудиторию.

Эндрю Престон, "Foreign Affairs", США