Изначально Ханука была мужским праздником. Женщины не воевали, не могли быть священниками, не учили Тору. Но во время правления Селевкидов именно женщины были повседневными хранительницами религии: тайно совершали обрезание младенцев, несмотря на грозящую смертную казнь; соблюдали кашрут и Шаббат в доме; передавали детям язык, молитвы и память. Женщины снабжали повстанцев едой, одеждой, информацией; укрывали беглецов; поддерживали связь между отрядами в горах.
У мужчин был свой герой, даже герои - братья Маккавеи, а у женщин не было. Пока в средние века не появилась история Юдифи.
Ассирийский полководец Олоферн осаждает еврейский город. Город готов сдаться. Юдифь, благочестивая красавица-вдова, идет в лагерь врага. Очаровывает Олоферна, кормит его соленым сыром. У него начинается жажда, он выпивает много вина и засыпает. Юдифь обезглавливает его и приносит его голову в город. Враги в панике бегут; город спасен.
Юдифь не упоминается в книгах Маккавеев, книга Юдифи не входит в еврейский канон, она описывает события вне четких исторических рамок, и не привязана к восстанию Маккавеев.
Почему же Юдифь начали вспоминать в Хануку? Потому что ее история идеально совпадала с духом Хануки: маленький народ против огромной внешней силы; победа не числом, а с помощью мужества, веры и находчивости; спасение в момент крайней опасности.
Книга Юдифи была написана, вероятнее всего, во II-I вв. до н. э., то есть примерно в ту же эпоху, что и восстание Маккавеев. Утраченный оригинал, скорее всего, был на иврите или арамейском. История сохранилась в греческом переводе, вошла в Септуагинту (древнегреческий перевод Ветхого Завета) и христианский канон, но не вошла в Танах.
В ранних источниках Хануки Юдифи нет. Связь возникает позже, примерно в раннем Средневековье (VIII-X вв.), когда мидраши (толкования Торы) переносят историю Юдифи во времена Хасмонеев, Олоферна отождествляют с селевкидским военачальником, ассирийцы действуют как греческая армия, а Иерусалим существует как бы вне времен. Это не ошибка, а осознанное переписывание памяти, не летопись, а повесть-притча.
Создается и новая традиция: молочные блюда на Хануку, потому что Юдифь усыпляет врага с помощью соленого сыра.
История Юдифи в европейском искусстве — это история того, как один и тот же библейский сюжет менял смысл в зависимости от эпохи, ее страхов и представлений.
В раннем средневековье миниатюры, витражи, рельефы соборов изображают Юдифь прежде всего как символ божественной помощи, инструмент Божьей воли, аллегорию смирения и веры, победы Бога над злом.
С началом Возрождения Юдифь превращается в героиню, символ гражданской доблести. Скульптура Донателло "Юдифь и Олоферн" стояла у Палаццо Веккьо во Флоренции как политическая аллегория: даже слабый народ может свергнуть деспота.
Во времена позднего Возрождения, у Боттичелли и Джорджоне Юдифь прекрасна и грустна, смысл смещается с победы как таковой на ее цену.
В XVII веке, в эпоху барокко, "Юдифь, обезглавливающая Олоферна" Караваджо - это действие, кровь, страх, сопротивление. Юдифь не героиня, и не аллегория, а живая женщина, которой страшно, но у которой нет выбора.
Юдифь Артемизии Джентилески - сильная, уверенная женщина, субъект действия, а не символ. Для XVII века такая женщина — вызывающее нарушение нормы.
Читайте также
У немцев и голландцев Юдифь становится соблазнительницей, холодной, почти роковой. На картине Кранаха она выглядит победительницей, держит голову Олоферна как трофей.
А потом наступает XIX век, век романтики, декаданса и femme fatale. У Коро Юдифь романтически смотрит вдаль посреди мягкого, приглушенного пейзажа. У Климта Юдифь превращается в эротический символ, символ победы красоты и желания над разумом и силой. Голова Олоферна почти исчезает — важно не спасение народа, а сила страсти.
После Холокоста образ слабого добра, выстоявшего против громадной силы абсолютного зла снова становится актуальным. В еврейском контексте Юдифь все чаще рассматривают как модель ненасильственного одиночного сопротивления, как альтернативу тотальному милитаризму, эдакий символ древних точечных ликвидаций.
XXI век, век феминизма и вокизма, делает Юдифь символом женского сопротивления, сопротивления через травму и сложный моральный выбор.
Но после всех этих долгих и красивых рассуждений, самой устойчивой и массовой формой присутствия Юдифи в нашей жизни остается обычай - соблюдаемый не всеми и не всегда, но обычай - есть сыр на Хануку.
Редкий случай, когда женская история породила кулинарный ритуал, а ритуал оставил женщину в истории.