Сделано по-еврейски

В ночь ближайшего полнолуния еврейский народ встречается за пасхальным столом. Временно в трапезе отсутствует центральное блюдо - пасхальный агнец, но в остальном все идет, как по писанному: "Агнец без порока, самец однолетний должен быть у вас; из овец или из коз возьмите его. И да будет он у вас в хранении до четырнадцатого дня сего месяца, тогда пусть зарежет его все собрание общины Израильской в вечерние сумерки. И пусть возьмут крови (его) и наведут на оба косяка и на притолоку в домах, в которых будут есть его. И пусть съедят мясо в ту же самую ночь, жаренным на огне; с опресноками и с горькими зельями будут есть его… А Я пройду в эту же ночь по земле Египетской и поражу всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота, и над всеми Богами Египетскими совершу расправу. Я Господь. И будет та кровь для вас знаком на домах, где вы находитесь, и увижу кровь, и пройду мимо вас, и не будет среди вас язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую. И да будет вам день сей в память, и празднуйте его как праздник Господу в роды ваши; как установление вечное празднуйте его. Семь дней ешьте опресноки; точно к первому дню устраните квасное из домов ваших, ибо всякий, кто будет есть квасное с первого дня до седьмого дня, душа та истреблена будет из среды Израиля" (12:1-20).

Итак, в полнолуние месяца Нисана евреи собираются за накрытым столом "в память" об исходе их предков из Египта. Необычная, чудесная ночь.

Между тем всю необычность и уникальность исхода, равно как и учрежденного в его память праздника, можно оценить, если сравнить его с одноименным праздником христианских народов.

Христиане не вспоминают об избавлении евреев, вместо этого они вспоминают, как некогда отпраздновал это праздник основатель их религии.

В исходе евреев они усматривают лишь "прообраз" истинного избавления, а именно воскресения Иисуса, случившееся, по их вере, на еврейский Песах.

На протяжении веков это не афишировалось, но никогда не являлось секретом, что знаменитый тропарь "(некто) воскресе из мертвых, смертию смерть поправ" взят из песнопений в честь "умирающего и воскресающего" Диониса. Что же касается современных ученых, то они усматривают в этом культе выраженную "структуру".

Создатель структурализма Леви-Стросс (1908-2009) пришел к выводу, что религиозные представления задаются досознательными понятийными структурами ("бинарными оппозициями"). Поэтому мифы и легенды народов мира, даже проживающих на разных континентах, и даже на далеких изолированных островах в основе своей совпадают.

Расцветшее в ХХ-ом веке сравнительное религиоведение произвело множество смелых разоблачений.

В своей книге "Очерки сравнительного религиоведения" последователь Леви-Строса Мирча Элиаде (1907-1986) пишет: "Образы богов растительности (Таммуза, Аттиса, Осириса и других) и мифы о них возникли не из факта периодического исчезновения растительности и ее появления вновь; по крайней мере, не из простого наблюдения, эмпирического и рационального, этих "естественных" явлений. Появление и исчезновение растительности всегда воспринималось - в перспективе магико-религиозного опыта - как знак периодического Творения мира. Страдания, смерть и воскресение Таммуза, какими они явлены нам в мифе и в том, что они открывают, столь же далеки от "естественных феноменов" зимы и весны, как образы мадам Бовари и Анны Карениной от адюльтера. Драма смерти и воскресения растительного мира раскрывается нам посредством мифа о Таммузе, а не наоборот.

Миф о Таммузе и мифы о богах, ему подобных, раскрывают такие аспекты природы Космоса, которые далеко выходят за пределы сферы растительной жизни; они говорят, с одной стороны, о фундаментальном единстве жизни и смерти, а с другой - о тех надеждах, которые человек не без основания извлекает из этого фундаментального единства относительно своей собственной жизни после смерти. С этой точки зрения мы можем рассматривать мифы о страданиях, смерти и воскресении растительных богов как парадигмы для человеческой судьбы: они раскрывают "природу" лучше и глубже, чем какой бы то ни было эмпирический или рациональный опыт; именно для сохранения и возобновления этого Откровения и должны постоянно воспроизводиться и праздноваться эти мифы. Появление и исчезновение растительности как таковой, как "космического явления" означает лишь то, что оно есть: периодическое появление и исчезновение растительной жизни. Лишь миф может преобразовать это событие в категорию: с одной стороны, потому, разумеется, что смерть и воскресение растительных богов выступают в качестве архетипов всех смертей и всех воскресений, в какой бы форме и в какой бы плоскости они ни происходили, но и потому, с другой стороны, что они оказываются более совершенным средством раскрытия человеческой судьбы, нежели какие бы то ни было рациональные или эмпирические средства".

"Дело было не только в предчувствии воскресения, которое должно последовать за смертью, но и в утешительной силе страданий Таммуза для каждого отдельного человека. Любое страдание можно вытерпеть, если вспомнить о драме Таммуза", - пишет автор в другой книге "Космос и история".

Со своей стороны отмечу, что жертвоприношения Таммузу были человеческими и нередко производились в форме распятие на кресте!

Итак, подменив сказочные мифологические образы конкретно-историческим евреем, христиане изготовили достаточно новую, но в то же время вполне архетипическую религию, религию обслуживающую определенные запросы человеческой души.

Между тем в исходе сынов Израиля из Египта эксклюзивно все от начала и до конца. Еврейский Песах растет не из потребностей человеческой психики, не из космических архетипов, не из "структуры", а из духовной действительности, из откровения Живого Бога такого, каков Он есть.

Онтологическое доказательство

Как бы предвещая учение Леви-Стросса и его последователей, инвентаризовавших все религиозные культы прошлого и настоящего, Всевышний прорек: "Спроси о временах прежних, которые были до тебя, со дня, в который Бог сотворил человека на земле, и от края неба до края неба: сбылось ли когда подобное этому великому делу, или слыхано ли подобное сему? Слышал ли народ глас Бога, говорящего из среды огня, - как слышал ты, - и остался в живых? Или попыталось ли божество явиться взять себе народ из среды народа испытаниями, знамениями и чудесами, и войною, и рукою крепкою, и мышцею простертою, и ужасами великими, как все, что сделал для вас Господь, Бог ваш, в Египте пред глазами твоими? Тебе дано было видеть, чтобы ты знал, что Господь есть Бог, нет более, кроме Него. С неба дал Он тебе слышать глас Свой, дабы научить тебя, и на земле показал тебе великий огонь Свой, и слова Его слышал ты из среды огня" (Дварим 4:32-36).

Прочитайте от корки до корки книгу Фрезера "Золотая ветвь", выучите наизусть книгу Элиаде "Очерки сравнительного религиоведения", но вы не найдете там, как празднуют свои "песахи", свои чудесные избавления из векового рабства "мышцей простертой", ни индейцы центральной Америки, ни древние кельты, ни полинезийские аборигены с загадочного осторова Пасхи. Никто "от края неба до края неба" не знаком с архетипом исхода одного народа из среды другого.

Но если никаких "структурных" оснований у еврейского Песаха нет, если "миф исхода" не самозарождается в недрах человеческой психики, то значит, у него имеются истинные основания, основания исторические!

То, что евреи раз году собираются за пасхальным столом, является онтологическим доказательством подлинности исхода, является доказательством его историчности, а не "мифологичности".