Под занавес 2011 г. в Каире было подписано очередное соглашение о «национальном примирении» между двумя ведущими палестинскими группировками — движением «светских националистов» ФАТХ и организацией исламских фундаменталистов ХАМАС. Острое идеологическое и политическое соперничество между ними перешло в прямую силовую конфронтацию после того, как летом 2007 г. радикальные исламисты из ХАМАСа устроили в секторе Газа военный переворот, насильственно устранив там от власти конкурентов из ФАТХа. В силу этого территории, управляемые Палестинской национальной администрацией (ПНА) окончательно распались на два анклава — «Фатхленд» на Западном берегу р. Иордан и «Хамасстан» в секторе Газа.

Попытки достичь примирения между двумя организациями предпринимались неоднократно. И столь же регулярно эти «мирные договоренности», в которые стороны пытались втянуть еще дюжину действующих в палестинских анклавах организаций, нарушались через считанные дни или недели после их подписания. Именно поэтому мало кто возлагал особые надежды на подписанное в том же Каире в мае 2011 г. очередное соглашение о прекращении силового противостояния группировок, взаимном освобождении заключенных и формировании временного правительства «национального единства». Последнее должно было состоять из формально независимых «профессионалов» и просуществовать до выборов председателя и парламента ПНА, которые в течение года должны были пройти на территории обоих анклавов.

Прогноз комментаторов, которые, ссылаясь на предыдущий опыт взаимоотношения двух организаций, полагали, что это соглашение, как и все предыдущие, имеет хороший шанс стать недолговечным, казалось бы, вполне подтвердился уже через несколько недель, когда лидеры ФАТХа и ХАМАСа вновь вступили в жесткое противостояние, обвинив друг друга в срыве договоренностей.

Однако 22 декабря 2011 г. глава ФАТХа и ПНА Махмуд Аббас (Абу-Мазен) и глава Политбюро ХАМАСа Халед Машаль вновь встретились в Каире и подписали договор о «национальном согласии и стратегическом партнерстве». Договор предусматривал не только урегулирование конфликта между двумя ведущими палестинскими организациями, что заявлялось и в прошлом, но и абсолютно новую договоренность о присоединении ХАМАСа и другой радикальной исламистской группировки — «Исламского джихада» к Организации освобождения Палестины (ООП), причем без обязательств последних признать прежние соглашения ООП/ПНА с Израилем. Понятно, что и научно-аналитические, и политико-дипломатические круги пытаются ответить на далеко не праздный вопрос, идет ли в данном случае речь об очередном «соглашении-однодневке», или данное примирение отражает некие долгосрочные подвижки в среде палестинских арабских элит.

Как нам уже не раз приходилось отмечать, конфликт между ведущей организацией ООП ФАТХ и ХАМАСом имел различные измерения. «Светские националисты» из ФАТХ/ООП, по крайней мере на словах, заявляли о своей приверженности идее урегулирования конфликта с Израилем по модели «два государства для двух народов». В то же время исламские фундаменталисты из ХАМАСа, согласно их официальной платформе, в принципе не готовы признать право Израиля на существование в каких бы то ни было границах.

Следует также иметь в виду, что эти, как и еще три десятка как входящих в ООП, так и конкурирующих с ней «бывших» и действующих палестинских организаций фактически являются политическими и военными подразделениями различных родоплеменных и религиозных групп, из которых реально и состоит арабо-палестинское общество. И потому конфликт между этими организациями, помимо идеологии, в не меньшей, а возможно, и большей степени на практике является борьбой за власть и раздел финансовых потоков и прочих экономических ресурсов между упомянутыми этноконфессиональными общностями.

Поэтому многочисленные попытки посредников примирить враждующие палестинские фракции до сего дня оказывались безуспешны. Вместе с тем нельзя не заметить и некоторые обстоятельства, которые, не исключено, могут действовать в направлении несколько большей, чем ранее, заинтересованности лидеров ФАТХа и ХАМАСа в соблюдении достигнутого соглашения если не в долгосрочной, то в кратко-, а возможно, и среднесрочной перспективе.

Интерес Махмуда Аббаса

Мотивы лидеров ФАТХа поддерживать достигнутые договоренности могут быть объяснены в свете негативных для них итогов их обращения в Совет Безопасности ООН с требованием одностороннего, вне контекста переговоров с Израилем, провозглашения палестинского государства на условиях и в границах, которые Израиль не готов принять в принципе. Этот на данном этапе неудачный демарш Абу-Мазена, видевшего в нем выход из логического капкана, в который он попал вследствие провала лоббируемой «ближневосточной четверкой посредников» концепции «ускоренного урегулирования палестино-израильского конфликта», привел к резкому снижению интереса Израиля к ПНА как порождению уже практически исчерпавшего себя, по мнению многих израильтян, «норвежского процесса».

В результате нынешнее руководство Израиля проявляет все большую готовность формализовать, на уровне практической политики, реально существующий распад территории, управляемой ПНА, на два анклава, и соответственно, принять самостоятельную линию по отношению к каждому из них в качестве долгосрочной стратегической перспективы. В случае режима Абу-Мазена речь идет об ограничении формата отношений с ним вялотекущими переговорами (что, собственно, сегодня и происходит под эгидой короля Иордании), отдавая себе при этом отчет, что шансы на реальную договоренность, по мнению большинства израильских экспертов, в современной ситуации стремятся к нулю.

Что касается «Хамасстана» в Газе, остающейся плацдармом для регулярных террористических вылазок против израильского юга, то одной из возможных приоритетных стратегий является принятие — пусть и как временное решение — модернизированного варианта достаточно старой идеи «управления кризисом в Газе без управления Газой». Речь идет о фактическом признании правительства ХАМАСа во главе с Исмаилом Ханией сувереном Газы с одновременным возложением на него ответственности за все, что там происходит.

На практике это означает некую возможность неофициального, но без оглядки на Рамаллу диалога с режимом Хании, без необходимости вновь оккупировать Газу или вести с ХАМАСом, как требовали израильские ультралевые, прямые переговоры на его условиях. Именно в рамках такого подхода была завершена сделка по обмену находившегося в многолетнем плену в Газе израильского военнослужащего Гилада Шалита на 1027 палестинских заключенных, против чего все это время резко возражал Абу-Мазен. Власти Израиля также пошли на некоторое ослабление режима дипломатической блокады правительства исламистов в секторе. (В частности, глава этого правительства И. Хания впервые за много лет получил возможность отправиться с «официальным» визитом в Турцию и ряд арабских стран, причем в Иерусалиме явно было решено игнорировать по-восточному звонкие и цветистые, но достаточно бессмысленные угрозы в адрес Израиля, которыми Хания украшал свои сделанные в ходе этой поездки публичные заявления.)

Но одновременно данная схема отношений превращает ХАМАС и его инфраструктуру в легитимный объект жесткого и немедленного возмездия в случае перехода террористами (не важно — членами самого ХАМАСа или одной из еще более радикальных исламистских группировок) неофициальной, но четко выраженной «красной черты», с чем лидеры ХАМАСа де-факто пока вынуждены соглашаться. В любом случае все это означает, что оба палестинских анклава приобретают пониженный, по сравнению с ПНА, статус. А сами палестинские арабы, при развитии событий в этом направлении, уже в ближайшей перспективе теряют позицию самостоятельного, вне исключительного контекста их отношений с Израилем, субъекта региональной и мировой политики.

Понятно, что Абу-Мазену и его соратникам крайне важно сохранить если не за ПНА, то хотя бы в этой ситуации за ООП (с момента создания в 1964 г. до подписания с Израилем «соглашений Осло», числившейся во многих странах террористической организацией) статус самостоятельного фактора международной дипломатии и «легитимного представителя» всех палестинцев — на Западном берегу, в Газе и диаспоре. Именно в рамках этой логики в новое «временное руководство» ООП, во главе которого остался Абу-Мазен и куда в полном составе вошли прежние члены исполкома этой организации, впервые были включены лидеры ХАМАСа Халед Машаль и «Исламского джихада» Рамадан Салах, и четыре так называемых независимых представителя (трое из них уже определены — это Муниб аль-Масри, Мустафа Баргути и Ясер аль-Вадиа, четвертое место как раз и зарезервировано для представителя «палестинской диаспоры»).

Обозреватели также отметили, что помимо этих лиц при подписании протокола о подобном реформировании руководящих структур ООП также присутствовали лидеры соперничающих с ФАТХом и ХАМАСом двух более мелких палестинских группировок — Демократического фронта освобождения Палестины и Народного фронта освобождения Палестины. Собственно, именно этот факт дал формальный повод председателю Палестинского национального совета (высший «законодательный» орган ООП) Салиму Заануну утверждать, что тем самым «ООП укрепила свой прежний статус единственного легитимного представителя палестинского народа»*.

Мотивы лидеров ХАМАСа

Понятно, что содействие политическому выживанию их многолетних соперников, а временами и открытых врагов или альтруистическая идея «преодоления аномального раскола палестинской нации», как выразился при подписании Каирского соглашения о «национальном примирении и стратегическом партнерстве» глава Политбюро ХАМАСа Халед Машаль, не были, мягко говоря, главным приоритетом радикальных исламистов. Их мотивы были существенно более прагматичными и формировались под влиянием трех важных обстоятельств.

Первым был учет возможностей, которые, по мнению лидеров ХАМАСа, открывают перед ними непосредственные итоги так называемой арабской весны — волны протестных движений, на протяжении декабря 2010 г. и всего 2011 г. потрясавших целый ряд умеренных, в том числе прозападных, авторитарных арабских режимов. Инициаторы многих из этих движений — представители либерально-реформистски ориентированных интеллигентских кругов, как и следовало ожидать, вскоре оказались на обочине процесса, а место во главе «протестующих народных масс» в большинстве случаев заняли хорошо организованные и сплоченные исламские фундаменталисты.

Машаль в многочисленных интервью после каирской встречи вполне откровенно заявлял, что «арабская весна», по замыслу или в силу обстоятельств, дала исламским элементам удачную и международно приемлемую модель захвата власти. И действительно, ранее преследуемые «светскими» авторитарными режимами радикальные исламистские организации получили легальный статус, и соответственно, доступ к ресурсам власти и собственности.

Исламисты продемонстрировали серьезное влияние в Марокко, Тунисе, Ливии, но особенно в Египте, где местные «Братья-мусульмане» после 57 лет подпольной деятельности впервые приняли участие в выборах в парламент (сентябрь 2011 – январь 2012 гг.). Политическое крыло «Братьев-мусульман» — Партия свободы и справедливости — получило 230 из 498 парламентских мест, реальный шанс его возглавить, а затем, возможно, и сформировать правительство страны. Салафитская партия света («Хизб ан-Нур») заняла второе место.

С точки зрения палестинского филиала этих же египетских «Братьев-мусульман» — ХАМАСа, египетский сценарий вполне подходит для «мирного и легитимного» перехода, на платформе международно признанного ООП, власти в руки исламистов и на территориях, заселенных палестинскими арабами. Причем, как и в случае с Тунисом и Египтом, лидеры Запада (которые пока, по крайней мере внешне, демонстрируют готовность поверить в перспективы «политической нормализации» так называемых умеренных исламистов), по мнению палестинских исламских фундаменталистов, не смогут позволить себе сказать им «нет» — по крайней мере в наиболее сложный период становления нового режима.

Во-вторых, «примирение» с ООП должно обеспечить плавность постепенной переориентации лидеров ХАМАСа с Тегерана на новых патронов из числа радикализирующихся суннитских режимов. Критическую роль в этом плане сыграла потеря базы ХАМАСа в Сирии, правящий в которой алавитский режим, будучи ближайшим союзником Ирана, многие годы служил каналом передачи палестинским исламистам иранских денег, оружия и инструкторов. Собственно, необходимость перебазирования в более спокойное место «заграничного бюро» ХАМАСа из Дамаска — столицы, раздираемой внутренним конфликтом страны, лидер которой того и гляди сделает и своих, и чужих исламистов козлами отпущения своих проблем, обсуждалась давно. Среди возможных адресов прорабатывались Катар, Египет и Иордания, и именно этот последний вариант оказался основным. Именно вышеупомянутая исламизация умеренных суннитских режимов, прежде всего Египта, по мнению Машаля и Хании, заставит их поддерживать не ФАТХ, а именно ХАМАС. (Тем более что главным протеже Ирана в палестинских анклавах постепенно становится не ХАМАС, а «Исламский джихад».)

В-третьих, хамасовцы в этой связи рассчитывают, что утвердившись в легитимных в глазах Запада госструктурах арабских стран, радикальные исламисты предоставят ХАМАСу «зонтик безопасности» от повторения ЦАХАЛом операций типа проведенных, соответственно, в 2001 г. на Западном берегу и в 2008 г. в Газе «Защитная стена» и «Литой свинец», и физической ликвидации режима ХАМАСа и его лидеров, что бы они ни делали и как бы себя ни вели. В свою очередь, как подчеркнуло на встрече в Каире с М. Бади, лидером египетских «Братьев-мусульман» руководство ХАМАСа, «будущий исламский режим Египта вполне сможет рассчитывать на контролируемые ХАМАСом территории как передовой рубеж борьбы с Израилем». Речь, разумеется, идет не о сегодняшнем дне, а о том моменте, когда, как надеются радикальные исламисты, баланс сил в Египте и арабских странах зоны «арабо-израильского конфликта» изменится в их пользу. A до тех пор палестинские исламские фундаменталисты полагают целесообразным не делать резких движений и изо всех сил демонстрировать свою «политическую умеренность».

Единая платформа?

Как можно заметить, и у ФАТХа, и ХАМАСа были свои причины заключить очередное соглашение о «национальном единстве», причем обе стороны полагают, что им, в конце концов, удастся переиграть своих конкурентов. Что же касается перспективы долгосрочного сотрудничества между этими группировками, то оно имеет перспективу либо на платформе ФАТХа/ООП, либо на платформе ХАМАСа. Ни то, ни другое не представляется сегодня реальным. Хотя ряд обозревателей и отмечают, что лидеры ФАТХа не исключают окончательного выхода из переговорного процесса с Израилем и возвращения к изначальной террористической активности своей организации. Вряд ли это сегодня является их первым приоритетом, коль скоро это означает полный демонтаж выстроенного за почти двадцать лет механизма получения и «освоения» политических, дипломатических и особенно финансовых ресурсов между палестинскими арабскими элитами и их семейно-клановыми группами.

Но еще менее вероятным выглядит радикальное изменение антиизраильской платформы ХАМАСа. Его лидеры, подписав соглашение с ФАТХом в декабре 2011 г., вроде бы заявили о переходе к «народному сопротивлению». Ряд израильских обозревателей (в основном из числа симпатизирующих левому лагерю) поспешили определить это как отказ исламистов от вооруженных методов и шаг на пути к их «нормализации» и готовности признать право Израиля на существование. Однако в официальном заявлении от 27 декабря 2011 г. руководство ХАМАСа постаралось развеять это заблуждение, настаивая на «легитимности и праве на все формы борьбы», включая «джихад с оружием в руках» и теракты-самоубийства. А глава отдела внешних связей ХАМАСа Осама Хамдан в одном из интервью вполне откровенно уточнил, что целью этой деятельности «было и остается освобождение [от евреев] всех земель между рекой [Иордан] и [Средиземным] морем».

Все это, как нетрудно заметить, входит в серьезное противоречие с декларируемым ФАТХом принципом территориального компромисса с Израилем. И потому непонятно (а, точнее, вполне понятно), как на новое «стратегическое партнерство» ФАТХа и ХАМАСа должны реагировать Израиль и даже наиболее позитивно настроенные к палестинцам лидеры стран Запада. Последние, как известно, при любом варианте развития событий настаивают на выполнении любым палестинским руководством требований отказа от террора, признания Израиля и всех ранее заключенных палестино-израильских договоренностей.

Ход, который в свое время предложил Абу-Мазен, «вывести за скобки идеологические разногласия» его организации с ХАМАСом как сугубо внутреннюю тему самих палестинцев и иметь дело с лидерами ООП — организацией, с которой Израиль, собственно, и подписывал «соглашения Осло», — сегодня не работает. Даже те, кто готов был ранее принять эту схему (включая некоторую часть израильских левых), не могут не замечать, что речь сегодня идет о присоединении радикальных исламистов даже не к ПНА, структуре с неопределенным статусом, а к самой ООП. Тем более что руководители ХАМАСа продолжают заявлять о том, что полное слияние их движения с этой организацией и признание авторитета ее учреждений произойдет не ранее, чем высший орган ООП — Палестинский национальный совет — изменит ее политическую платформу и будет действовать в направлении отмены договоров с Израилем «Осло-2»и «Уай-Плантейшн».

Таким образом, параметры второго, как и первого каирского соглашения, по-прежнему существенным образом игнорируют фундаментальные расхождения в позициях обеих организаций. Это дает основание предполагать, что, несмотря на изложенные выше обстоятельства, сближающие «светских националистов» и радикальных исламистов, есть все шансы, что их новые попытки «договориться не договариваясь», будут немногим эффективнее предыдущих.

*Высказывания лидеров ООП и ХАМАСа цитируются по публикации: Jonathan D. Halevi, "Will Palestinian Reconcilliation Lead to a Hamas Takeover of the PLO?", Jerusalem Viewpoints, No. 587, January-February 2012.