Реформация по-мусульмански

Широко распространена точка зрения, будто единственный верный путь к победе над исламским терроризмом заключается в том, чтобы побудить мусульман реформировать ислам, лишить террористов их религиозно-идеологической опоры, восстановить против них "истинных" правоверных. Сразу оговорюсь, что дискуссии на эту тему ведутся только в правой части идеологического спектра. Левым все ясно: исламский терроризм не имеет ничего общего с исламом, ислам – религия мира! Так их наставляет великий вождь и учитель Барак Обама, а кто с ним не согласен, тот расист. И точка! Разговорчики в строю!

Поборники идеи реформы ислама рассуждают следующим образом: ислам застрял в VII веке, окостенел в своем догматизме и мертвым грузом придавил мусульманское общество, не позволяя ему нормально развиваться, вместо того чтобы по примеру христианства и иудаизма адаптироваться к меняющимся требованиям времени. В истории христианства и иудаизма, говорят сторонники теории органического развития общества, тоже были темные страницы, но обе религии реформировалась, поднялись на уровень требований гуманистического века и ныне ни для кого не представляют угрозы.

Проблема, однако, в том, что расхожая точка зрения не соответствует действительности. Призывать к реформе ислама – все равно что поливать улицу под дождем, ибо, как указывает Рэймонд Ибрагим на веб-сайте americanthinker.com, мусульманская религия уже претерпевает реформацию, на наших глазах откатываясь к кровавым заветам пророка Мохаммеда, проповедовавшего насилие, абсолютную нетерпимость и экстремизм. Такое утверждение звучит парадоксально, но только потому, что мы не даем себе труда вдуматься в содержание понятия "реформа". В западном понимании оно равнозначно прогрессу, повышению качества, исправлению ошибок и погрешностей. Однако словарное определение слова "реформа" нейтрально, оно означает лишь изменения, ведущие к совершенствованию в своем качестве.

Но западные люди и мусульмане вкладывают в это понятие совершенно разный смысл. Если для европейца или американца реформа подразумевает движение вперед, перемены к лучшему, повышение степени свободы, то для исламиста совершенствование заключается в чистке (а точнее – зачистке) общества от неверных и отступников, более строгой сегрегации мужчин от женщин, борьбе с пагубными западными влияниями. Религиозная свобода и равенство полов на Западе воспринимаются как конструктивные понятия, "звучат гордо", а для исламистов совершенствование заключается, наоборот, в ужесточении нетерпимости, в непримиримой борьбе с тлетворным влиянием "гяуров", жаждущих погибели правоверных.

Суть протестантской реформации, сформулированная Мартином Лютером, Жаном Кальвином и их последователями, поднявшими восстание против заскорузлой догмы, заключалась в возвращении к заветам священного писания, извращенным или пренебрегавшимся церковными иерархами. Книгопечатание и распространение грамотности впервые за долгие века позволили миллионам христиан изучать каноны своей религии не со слов священнослужителей, взявших на себя роль посредников в их общении со Всевышним, а непосредственно по первоисточникам, пить из незамутненного казуистическими толкованиями родника своей веры, очищать ее от векового сора, привнесенного со стороны.

Протестантская ересь распространилась по Европе подобно лесному пожару. Массы верующих были подготовлены к восприятию критики церкви: уж слишком вопиющими были прегрешения и злоупотребления гладких прелатов в шелковых сутанах. Последней каплей, переполнившей чашу терпения ревнителей старозаветных христианских ценностей, стала совершенно бесстыдная торговля индульгенциями – отпущением грехов за деньги. И когда в 1517 году монах-августинец Мартин Лютер бросил вызов Ватикану, прибив 95 тезисов к дверям церкви в Виттенберге (так гласит легенда), монолит римско-католической церкви зашатался.

Первое же испытание на прочность показало, что он прогнил до основания. О том, как быстро и основательно был дискредитирован Ватикан, насколько низко пал дотоле непререкаемый авторитет папы римского, красноречиво свидетельствует следующий пример: когда в 1478 г. папа Сикст IV отлучил Тоскану от церкви, тосканское духовенство мало того что не испугалось, но созвало свой собственный собор и в отместку отлучило от церкви самого папу, да еще к тому же распечатало и распространило свой эдикт по всей Европе.

Возникла смута, захватившая весь континент. Спустя без малого четыре десятка лет проблему удалось в первом приближении решить, разделив западно-христианский мир на два религиозных лагеря. 25 сентября 1555 года в рейхстаге в Аугсбурге было подписано соглашение о религиозном мире между лютеранскими и католическими субъектами Священной Римской империи и римским королем Фердинандом I, действовавшим от имени императора Карла V. Аугсбургский мир признал лютеранство официальной религией и установил право имперских сословий на выбор вероисповедания по принципу quius regio eius religio – "чье правление, того и вера". Североевропейские страны откочевали в протестантский лагерь. Религиозные войны продолжались еще около ста лет, но над Европой начала заниматься заря новой эры.

Не миновала чаша сия и ислам. Аналогично протестантизму, мусульманская реформация преследовала цель вернуться к истокам: очистить старозаветный ислам от напластований инородных влияний и восстановить чистоту двух основных составляющих священного писания мусульманской религии: Корана, воспринимаемого буквально как слово Божие, и хадисов – изречений и деяний пророка Мохаммеда.

На протяжении веков массы простых правоверных были неграмотны и знали лишь пять "столпов ислама" – основных предписаний своей религии (декларацию веры, содержащую исповедание единобожия и признание пророческой миссии Мохаммеда, пять ежедневных молитв, пост во время месяца Рамадан, религиозный налог в пользу нуждающихся и паломничество в Мекку хотя бы раз в жизни). Соблюдения этих пяти нехитрых принципов было вполне достаточно мусульманину, чтобы ощущать себя истинным правоверным и считаться таковым.

Священные тексты были доступны лишь ученым улемам (по-арабски "сведущие люди"), и те по мере сил стремились модернизировать ислам, преобразовать абстрактные, нереальные требования Корана и хадисов в практичную форму. На практике этот процесс, известный как "средневековый синтез", означал некоторое размывание и смягчение законов шариата. Но фатальная слабость попыток модернизировать ислам проистекала из того, что они были чужды религиозной традиции. Компромиссы и полумеры, вводившиеся в ислам модернистами, не имели под собой сакральной почвы и потому не могли противостоять критике со стороны пуристов-реформаторов.

Из них самым известным стал живший в XVIII веке Мохаммед Абдул Ваххаб. Он призывал к возвращению к чистому, подлинному исламу Пророка, очищению его от инородных влияний и напластований, исказивших и извративших ислам. Растущая массовая грамотность и книгопечатание впервые позволили миллионам мусульман самолично читать священные тесты их религии, не полагаясь на трактовки своих духовных учителей. Но вопреки опыту христианства и иудаизма результатом мусульманского просвещения стал не прогресс, а регресс – не гуманизация, а радикализация ислама.

Главной движущей силой этого процесса была депрессия от осознания поражения ислама в противостоянии с неверными. Люди вообще крайне тяжело переживают крушение своих империй, память о былом величии веками мучает подданных государств, утративших статус великих держав, обесценив всех их жертвы и страдания. За примерами далеко ходить не надо: эпидемия шовинизма и ностальгии по Сталину, охватившая Россию, – красноречивое тому свидетельство. Аналогичная доля поджидала и мусульман. Оттоманская империя, веками державшая в страхе Европу, разделила судьбу всех империй, одряхлев, обессилев и впав в маразм. Поборники ислама, еще недавно считавшие себя властелинами всего света, оказались на задворках современного мира в роли людей второго сорта, отверженных и угнетенных.

К началу XIX столетия правители Оттоманской империи осознали, что мусульманский мир безнадежно отстает от христианского Запада, и чем дальше, тем больше. Начались лихорадочные попытки догнать "неверных" путем слепого копирования западных образцов. Вплоть до того, что султан даже завел у себя военный оркестр (может, оттого западные армии так хорошо воюют, что они вдохновляются победными маршами?) и пригласил на роль капельмейстера Луиджи Доницетти, брата великого композитора (он много лет прослужил в должности придворного музыканта, отуречился, принял ислам и в конце своей долгой жизни руководил женским оркестром императорского гарема).

Но увы, ничего у мусульманских модернизаторов не выходило. Религия пудовым грузом придавила общество, не допуская никаких перемен, – Аллах все предусмотрел, Коран – идеальное руководство на все случаи жизни, так зачем нужно что-либо менять?! Лишь Турция стала развиваться при Ататюрке, но только благодаря тому, что диктатор, железной рукой правивший страной, взял решительный курс на модернизацию и кардинально ограничил роль религии в жизни общества.

После окончания Второй мировой войны на волне деколонизации перед арабским миром появилась возможность подняться с колен. Арабы стали лихорадочно экспериментировать, стремясь найти рецепт преодоления своего векового отставания. Сначала они кинулись строить социализм по советскому образцу. Результат был предсказуем – каков образец, таков и исход.

Следующим на очереди стал национализм. Но о каком национализме можно говорить в странах, искусственно созданных по итогам Первой мировой войны державами Антанты на месте бывших провинций Оттоманской империи? Араб прежде всего лоялен своему клану и племени; если он и приемлет глобальную идею, то отнюдь не национализм, а панарабизм, ибо испокон веков арабы рассматривали себя как единый народ. Да и ислам учит их рассматривать себя как часть единого мирового сообщества правоверных – уммы. Поэтому немудрено, что все попытки насеров, асадов, хусейнов и прочих арабских диктаторов искусственно взрастить национальный патриотизм и на его основе заложить фундамент мусульманского возрождения потерпели фиаско.

Оставалась только религия. В мусульманском мире началось мощное движение за религиозное обновление. Радикальные исламисты стали все более настойчиво призывать к реформации религии путем очищения ее от наросших за века традиций – наследия средневекового синтеза, в пользу буквального толкования священных текстов.

Но если христианское Священное Писание проповедует мир, любовь к ближнему, терпимость и всепрощение, Коран и хадисы предписывают смерть отступникам, неукоснительное, безоговорочное исполнение законов шариата и неумолимый джихад – священную войну, которая должна вестись до тех пор, пока ислам не восторжествует во всем мире, все неверные перейдут в мусульманство или признают себя людьми третьего сорта с соответствующим поражением в правах, а тех, кто не захочет смириться с унижением и дискриминацией, ждет поголовное физическое истребление.

Священные тексты ислама, особенно хадисы, – это фактически свод наставлений для экстремистов, в них можно найти все зверства, которыми шокирует мир ИГИЛ. Тут и отрубание головы, и сожжение заживо, и осквернение трупов казненных, и казнь через распятие, причем в особо изуверской форме (к кресту не приколачивают гвоздями, а привязывают, чтобы продлить мучения)…

Реформация ислама в западном понимании подразумевает секуляризацию, выхолащивание ислама, а в понимании мусульман как раз наоборот – возвращение к истокам, восстановление первоначальной чистоты религии. Поэтому говорить о возможности перерождения ислама по образцу христианства бессмысленно. Ислам на наших глазах реально, зримо реформируется, но только не в ту сторону, куда нам бы хотелось, – он быстрыми шагами возвращается к кровавым заветам своего основателя.

Обама и его союзники не устают твердить, будто исламизм – это извращение истинного ислама. Какая глупая наивность! На самом деле именно исламисты выражают суть своей религии в понимании ее реформаторов. И знаменосцем этой реформации выступает ИГИЛ. Именно этим в немалой степени объясняется его популярность в мире ислама. Разумеется, в этом уравнении есть и другие слагаемые: тут и завистливая ненависть к процветающему Западу, тут и разбойная романтика, столь привлекательная для полных сил молодых людей, не знающих, куда себя деть, но существенную роль играет и представление об исламистах как об истинных выразителях чистой, старозаветной веры.

Не верится? Самый популярный в арабском мире телеканал "Аль-Джазира" только что провел опрос своих арабоязычных телезрителей, предложив им высказаться по поводу своего отношения к завоеваниям исламистов в Ираке и Сирии? В опросе приняли участие свыше 38000 человек. Из них 31227 (81%) указали, что поддерживают ИГИЛ. Еще вопросы есть?