Вторая декада правления Путина характеризуется замедлением роста благосостояния россиян, который был основой его власти. Его рейтинг начинает падать. В России нарастает оппозиционное движение, а в соседних странах демократические процессы достигают уровня революций, одна из которых, Евромайдан, заканчивается победой. Путин видит во всем этом угрозу и решает остановить распространение украинской демократии, для чего идет на такую крайнюю меру, как аннексия Крыма.

Это резко повышает его популярность. Он понимает, что новым залогом стабильности его власти может стать патриотическая идеология. Из тоталитарных идеологий он выбирает не изношенный марксизм, а национальной тоталитаризм, то есть нацизм. Путин приводит внутреннюю и внешнюю политику России в соответствие с этой новой идеологией, что выражается прежде всего в тотальных репрессиях внутри страны, а главное в полномасштабной войне против Украины. Все это обеспечивает переход от авторитаризма к национальному тоталитаризму и делает Россию нацистским государством.

В этой мрачной картине есть проблеск надежды. Путинский нацизм долго не просуществует. Дни его сочтены. И причиной тому, как ни парадоксально, та самая идеология, которую он призвал для своего спасения.

Эта идеология не является для Путина такой уж надежной палочкой-выручалочкой. Она помогла ему на время сохранить власть, но ограничила ее рамки. К тому же новая российская идеология слишком размыта и противоречива, у нее слишком много хозяев, и Путин не является главным из них.

Путин выпустил джинна идеологии из бутылки и потерял над ним контроль, и тот все больше контролирует его самого. В авторитарном государстве правит диктатор, или самодержец, у которого большой простор действий, а в тоталитарном государстве правит идеология, а не человек. И как бы глава этого государства ни возвышался над другими, он все равно подвластен идеологии и может действовать только внутри ее границ. Это, в частности, делает крайне проблематичным возможность политического разрешения военного конфликта, который требует от России каких-то компромиссов и уступок. Путин, может быть, и готов был бы на них пойти, но довлеющая над ним идеология, которая лежит в основе этой войны, требует полного подчинения Украины и уж точно не допускает возврата захваченных территорий.

Другая проблема со сложившейся в России идеологией - это то, что она рыхлая и эклектичная. В ней нет четкости и ясности немецкого нацизма, а тем паче советского коммунизма. Русский национализм, являющийся важной составляющей российского нацизма, имеет бесконечное число течений, часто противоречащих друг другу. Более того, при доминантности нацизма в российском идеологическом пространстве присутствуют еще и коммунизм, и разные формы религиозного тоталитаризма. Идеология современной России является коктейлем тоталитарных идеологий: нацизма, коммунизма, православизма и даже в каких-то частях страны исламизма. При том что ингредиенты не отличаются кристальной чистотой, смешивание их делает российскую идеологию совсем мутной. Влияние такой идеологии на людей слабое. Сильная идеология должна четко определять, что такое хорошо и что такое плохо, а из этой мути человек этого понять не может. В результате, ограничивая единоличную власть Путина, эта идеология практически не усиливает контроля над населением.

У такой лоскутной идеологии не может быть одного хозяина. На толкователей российского нацизма претендовали и претендуют и такие домашние теоретики, как Дугин с его русским миром, Проханов, Прилепин и многие другие, и такие практики, как Гиркин и совсем недавно Пригожин с его эсэсовской армией. За коммунизмом присматривает компартия, а за религиозным тоталитаризмом патриарх Гундяев и Кадыров с его муллами. Но, как говорится, у семи нянек дитя без глаза. Русский человек не только не знает толком, о чем эта идеология, но и у кого об этом спросить. Нет единого хозяина или учителя.

И таковым точно не является сам Путин, и в этом у него главная проблема с властью в этом новом российским тоталитаризме. У идеологии вообще не может быть хозяина, только первосвященник с исключительным правом трактовать ее и делать из нее практические выводы. Для стабильности тоталитарного режима такой первосвященник должен стоять во главе его. Таковым был Ленин, утвердивший себя главным марксистом и пришедший в этой роли к власти. Таковым был Гитлер, пришедший к власти с уже написанным трудом "Майн Кампф". Таковым был Сталин, потративший первое десятилетие после смерти Ленина, доказывая своими трудами и репрессиями, что он его идеологический наследник. Сталин сумел утвердить себя главным инквизитором марксизма-ленинизма и добиться, чтобы его профиль красовался на знаменах в одном ряду с основателями этого учения.

В отличие от всех вышеперечисленных, у Путина никаких идеологических заслуг нет. Что до коммунизма, то он был просто рядовым членом партии, а его вклад в нацизм ограничился прочтением одной книги Ильина. Он пришел к власти не только с пустыми руками, но с открытой идиосинкразией к любой идеологии. Опомнился он слишком поздно, когда наконец-то решил взять бразды правления над идеологией в свои руки. Для этого он в административном порядке поручил малоизвестным чиновникам привести новую идеологию к порядку. Научным руководителем проекта был назначен малокомпетентный Андрей Полосин. Результатом стал университетский курс "Основы и принципы российской государственности". Для наглядного изображения новой идеологии был нарисован круг с пятью маленькими квадратиками, изображающий модель некоего "пентабазиса" - слова, непонятного простому человеку. Этот круг хорошо годится как рамка для путинского портрета или для коврика у входа в дом, но вряд ли для чего-нибудь еще. Творения оказались такими же беспомощными, как их авторы. Но главное, что под ними не стоит имя Путина, а, как поется в советской песне, "такое серьезное дело нельзя поручать никому".

Многие считают, что весь придуманный набор банальностей и мистики вообще нельзя считать идеологией и у России таковой просто нет. Но каким бы худым и растрепанным ни был русский тоталитарный национализм, ничего другого нет, а без идеологии тоталитарный режим обойтись не может. И в первую очередь она нужна для хоть какого-то объяснения войны в Украине, уносящей все больше жизней и бьющей по карману россиян.

Конечно же, слабая идеология означает слабую власть. Тоталитарный режим требует полной ясности и единства взглядов, а вместо этого возникает разноголосица. Много разных толкований и идейных лидеров влечет за собой идеологический беспредел. Идеология, призванная для консолидации путинской власти, будет ее только расшатывать.

Идеологически беспредел далее выплескивается в административный беспредел, который выражается в растущих разночтениях и разногласиях в управленческом аппарате, в первую очередь в вопросах экономики и финансов, где возникает все больше проблем, вызванных войной и санкциями. Больше всего беспредела проявляется в репрессиях. За те же слова и действия одного не трогают, другого штрафуют, а третьего сажают. И при этом насильников и убийц выпускают на свободу. Масштабы и жестокость преследований сами по себе никак не доказывают силу власти. Сильная власть устанавливает четкие правила, что можно и чего нельзя, и точно определяет, какие наказания следуют за отступления от этих правил. А в современной путинской России царит полный произвол, что указывает на ее слабость. И наконец - военный беспредел, проявляющийся в бесконечных военных преступлениях армии, в том, что в армию набирают уголовников, что на российской стороне воюют никому не подотчетные подразделения и что идет разлад в армейском командовании. Самое большое внимание привлек мятеж Пригожина, но это лишь вершина айсберга. Эти процессы начались давно и будут только продолжаться и усиливаться.

Всех этих беспределов российский тоталитаризм выдержать не сможет. Когда тоталитарная власть теряет полный контроль, она падает. Путинский нацизм обречен на скорый конец.

Когда это точно произойдет, зависит в первую очередь от украинской победы, и демократический мир должен сделать все необходимое, чтобы ее обеспечить и приблизить. Каким бы слабым и обреченным ни был путинский режим, но каждый лишний день его существования означает новые жертвы и разрушения, новые угрозы ядерными ударами.

К сожалению, на Западе есть те, кто выступает против этой поддержки. Мы это уже один раз проходили. Почти век назад в Америке возникло движение America First, которое выступало против противостояния гитлеровскому нацизму. Некоторые его представители прямо симпатизировали гитлеризму, видя в нем противоядие против западного декаданса и закрывая глаза на его злодеяния. Нюрнбергский трибунал доказал полную несостоятельность их позиции, и казалось бы, раз и навсегда. Но прошло менее ста лет, и в Америке под тем же названием возникло движение, теперь уже противостоящее борьбе с путинским нацизмом, - оно видит в Путине освободителя мира от вокизма и игнорирует его преступления. Вести повторные дебаты после того, как ошибочность этой позиции была уже один раз однозначно доказана, бессмысленно. Ее сторонников просто следует отослать к недавней истории. Но нельзя допустить, чтобы они добились уменьшения поддержки Украины.

После того как гитлеровский нацизм завоевал и разрушил Европу, убил миллионы людей, после Холокоста весь мир заявил, что никогда больше не допустит возрождения этой идеологии. "Это не повторится", - поклялись мы, но своей клятвы не сдержали. Весь мир ответственен за последствия нашей ошибки. Меньше других Украина, и мы должны предоставить ей все необходимое для полного разгрома путинского нацизма.

Юрий Ярым-Агаев - американский ученый и правозащитник, директор Центра изучения тоталитарных идеологий