В целом российская пропаганда представляет собой довольно жалкое зрелище. Как бы она ни пыжилась и ни надувала щеки, ей никто не верит. Ну, может быть, за исключением любителей конкурса шаманов на центральном телевидении, склонных верить любым небылицам. Россказни о невиданных прелестях "Русского мира" способны вызвать у слушателей разве что гримасу соболезнования. Как вы говорите? Самый высокий в Европе показатель разводов и доля неполных семей только доказывают особую преданность населения семейным ценностям? Низкая деторождаемость и демографический кризис - это и есть проявление любви к детям? Настоящий патриотизм - тот, за который хорошо платят, поэтому патриот - это почти всегда наемный убийца на зарплате? Бить поклоны в храме, а выйдя из него, нарушать все божеские заповеди - это и есть истинная вера, а не обрядовость, как подобную "религиозность" называл еще Николай Бердяев? Владислав Сурков, которому приписывается авторство всей сказочной конструкции "Русского мира", очевидно, чего-то не просчитал, и это что-то - неумолимая реальность.
Но есть идейка, в навязывании которой Владимир Путин и его единомышленники, к великому сожалению, немало преуспели. Это, как сейчас говорят, нарратив о том, что Диктатор Всея Руси есть истинное воплощение идейного консерватизма. Реальность, может, и недотягивает до идеала, но в принципе мы якобы имеем дело с искренней попыткой защитить и сохранить традиционные ценности. Именно те, иудео-христианские: семья, родина, вера и все остальное по списку. Нам предлагается превратная картина мира, где все стоит на голове и в таком положении прекрасно себя чувствует. Взгляд из стойки на голове непременно покажет нам, что в войне цивилизаций, каковой, несомненно, является война в Украине, Путин и его пацаны вступили в роковую схватку с либеральным Западом, декадентским, сверх меры порченым и по существу нежизнеспособным. Это тот Запад, у которого головка вянет, который так долго загнивал, пока не подошел к логическому концу своего бесцельного существования. Борьба против такого противника священна и обречена на победу. Жизнь всегда, по большому счету, побеждает смерть.
Если глядеть с другого берега, получается та же несуразица. Нам предлагают поверить в то, что главными борцами с консервативной диктатурой, в какие бы одежки она ни рядилась, оказываются левые либералы. Это они, истовые защитники настоящей демократии, не знающие разлагающих сомнений, свободолюбивые и принципиальные, не ищущие надуманных экзистенциальных угроз для пустого выхлопа энергии и не признающие компромиссов с чужой ложью, как бы правдоподобно она ни выглядела, поборники таких фундаментальных ценностей, как мужество, честь, человеческое и национальное достоинство, незакомплексованные, полные веры в собственные силы и преданности своим лучшим традициям, - это они готовы биться до последнего с преступными путинскими консерваторами! Ой ли? Человек с еще непромытыми мозгами при чтении этой тирады должен испытывать сильное когнитивное неудобство, потому что каждое слово здесь ложь, на лжи сидит и ложью погоняет. Вся эта замечательная характеристика к леволиберальной идеологии не имеет решительно никакого отношения.
Политический консерватизм - глубоко проработанное и выверенное практикой социальное учение. Излагать здесь его постулаты не к месту; желающие могут ознакомиться с основополагающими сочинениями его авторов, от Эдмунда Берка и Франсуа-Рене де Шатобриана до наших современников Дональда Кричлоу и Томаса Соуэлла. Консерватизм противостоит прогрессизму как вере в самоспасительность перемен. Он сохраняет при этом социальную эластичную реактивность и способность к глубокому реформированию. Земельные реформы консерватора Петра Столыпина и сегодня, больше века спустя, смотрятся как чудо продуманной адаптации к требованиям времени по сравнению с бессмысленным волюнтаризмом нововведений Иосифа Сталина или Никиты Хрущева, Фиделя Кастро или Роберта Мугабе. Реформы Рональда Рейгана оказались гораздо глубже и эффективней, чем поверхностные фантасмагории Барака Обамы. На мою просьбу дать самую лаконичную дефиницию консерватизма Джон О. Салливан, в прошлом советник и спичрайтер Маргарет Тэтчер, предложил такую формулировку: "Это проект будущего, включающий в себя все самое лучшее из прошлого".
Ведь если считать Путина образцовым консерватором, то тогда и его коммунистических предтеч от Ленина - Сталина до Кастро и Мао Цзэдуна придется зачислить в проводники правоконсервативной идеи. К кому же тогда прикажете отнести всех героев прошлого, им противостоявших и ставших в конечном счете победителями в борьбе с коммунистической и нацистской диктатурой? Уинстон Черчилль, выходит, был первобытным завзятым либералом? Рейган, получается, безнадежный латентный левак? Тэтчер - безудержная прогрессивная фантазерка? Есть в моем подходе, как же иначе, некоторое сознательное упрощение, но ведь определенная симплификация есть научный метод выявления ложных предпосылок в избыточно сложных конструкциях. А ложь тут налицо, ибо все коммунистические и национал-социалистические тоталитаризмы произрастают из одного марксистского корня, все являются гипертрофией и извращением тяги к социальной справедливости и равенству. А те, в переложении на язык действий, почему-то всегда сводятся к простому руководству "отнять и поделить". Это на сознательном или интуитивном уровне давно понято умными людьми Запада, поэтому все чаще вчерашние популисты возвращаются в лоно консервативной классики, легко находят себя в намеренно запутанном мире, где знаки умело заменены на противоположные. Джорджа Мелони - это вам не политический повеса Сильвио Берлускони, любитель Путиных. Селезенкой скорее, чем разумом, это чувствуют и украинцы, волею судеб ставшие последней инстанцией в этом отнюдь не чисто терминологическом споре, поэтому Борис Джонсон и стал для них Джонсонюком, а вот Эммануэлю Макрону никогда не стать Макронюком, как бы он ни тужился. Он и иже с ним так и останутся межеумочными образованцами, обреченными вечно болтаться в идейной проруби.
Извращенные представления о том, кто есть кто и кто борется с кем, и есть та самая западня, ловушка, в которую охотно попадают многие мыслители, если у них атрофирована железа, вырабатывающая историческое чувство. Западня эта появилась на столбовой дороге не случайно, она создана не стихийными простаками, а умными, но своекорыстными манипуляторами. Самое поразительное: в нее уже свалилось немало российских противников режима, и речь идет не о кремлевских мечтателях и фантазерах на пустом месте. Нет, слишком многие тертые калачи и стреляные воробьи, которых, казалось, на мякине не проведешь, опять клюнули на хитрую наживку. Попав на Запад, они вообразили себе, что тут верные аксиомы не действуют. Тут, мол, надо и можно все радикально менять и все к лучшему, чтобы было чисто и светло, равно и справедливо. И веселой гурьбой снова побрели по тому же заплеванному пути, который вымощен благими намерениями, но в рай никак не ведет. Так вдруг захотелось опять поверить тем, кто умеет говорить красиво, разглагольствовать с театральным надрывом о светлых грезах и идеалах человечества. Как тут не стать на сторону бессребреников, готовых для начала побороться с кознями недоброжелателей? И в какой-то момент, понятное дело, все эти доброхоты валились в идейную западню. Теперь с интересом осматриваются в новом жизненном пространстве, тихо жалуясь на неожиданную тесноту. Потому что они в западне не одни, там полно бывших, нынешних и будущих умников. Пока есть на свете охотники на людей, будут и трофеи.
Чтобы не быть голословным, вот вам прямая речь госпожи Хиллари Клинтон. В бытность государственным секретарем Соединенных Штатов ратовала за "перезагрузку", то есть за радикальное улучшение отношений с путинской Россией, вставшей на путь демократии. В недавнем интервью газете The Financial Times она высказала (и повторила не раз на других платформах) мысль о том, что "если по результатам президентских выборов 2024 года к власти придут республиканцы, это будет означать конец демократии в нашей стране". "Мы просто обязаны не допустить этого!" - заявила Клинтон. Попробуйте перевести это высказывание на язык политических программ, и у вас непременно получится вот что: настоящая демократия - это не честные и прозрачные выборы, как казалось когда-то, а право не признавать их результаты, ибо только один исход является правильным и соответствующим требованиям прогресса.
Читайте также
В США у власти раньше чередовались две партии, и если одна из них стала угрозой для демократии, значит, с ней надо поступить как? Вот именно! Как доказано на практике, и одной партии предостаточно, если она хорошая. Политическая борьба при таком подходе разом становится не проявлением плюрализма и гарантией сбалансированного развития, а пережитком прошлого. В борьбе между добром и злом мягкотелость преступна. Добро должно быть с кулаками! Остальное - вопрос техники. Это и есть зов бездны, сладкое пение идеологических сирен из западни.
Теперь вы понимаете, почему мелкий бес Путин из православного марксиста с партбилетом превратился (точнее, был превращен с помощью манипулятивного маркетинга) в косного консерватора, противника прогресса. А леволиберальные политики, призывающие на путь, почему-то непременно ведущий к очередной диктатуре, всегда рядятся в судейские мантии и рекомендуют себя последними поборниками свободы.
Один из курьезов нынешнего исторического момента - мыслишка о том, что Украина и ее борьба есть высшие проявления боевого либерализма. Вот триумфально победит - и вольется в стройные ряды новых левых. Подозреваю, что подобных фантазеров ждет новое крупное разочарование. Не для того украинцы закаляли и отливали в сталь свою веру в непреходящие ценности вроде любви к отчизне, военной чести и национального достоинства. Не для того проводили всеобщую мобилизацию, но не человеческих и материальных ресурсов, а творческого потенциала народа, чтобы увлечься вдруг перспективой полумертвой декадентной цивилизации, сулящей прогрессивное размягчение мозгов и программу изящного ковыряния в носу. Не для того. Гораздо реальней предположить, что они примкнут к тому Западу, сколком и прототипом которого и являются в действительности, - молодому и сильному, уверенному в собственной правоте и своих неисчерпаемых возможностях, к Западу безусловно консервативному и открытому для разумных и выверенных перемен. Это именно то, что мы и увидим в первые же месяцы после украинской победы.