Начало "спецоперации" в Украине стало неожиданностью для большинства комментаторов, включая тех, кто прежде весьма критически относился к путинскому режиму. Несмотря на многочисленные предупреждения о подготовке войны Путиным, люди отказывались в нее верить, поскольку казалось очевидным, что она будет саморазрушительной для интересов власти и страны. Как экономические интересы самой правящей верхушки, имеющей деньги, собственность, виллы и яхты, детей и родственников на Западе, так и развитие российской экономики, полностью вписанной в глобальные рынки - все было подорвано невиданной военной авантюрой. Не видя логики в поведении российской элиты, считавшейся прежде клептократической, а, стало быть, заинтересованной в накоплении, а не разрушении, многие стали объяснять войну помутнением индивидуального или коллективного разума у тех, кто стоит у власти. Причины произошедшей катастрофы стали видеть либо в психопатологии российского президента, либо во влиянии неких сверхидей, взятых, например, из философии Ильина или Дугина, на умы обитателей Кремля.

Однако война стала лишь результатом долгого процесса вытеснения логики развития и жизни логикой разрушения и смерти, логикой некрополитики.

При всех возможных оговорках, первые годы правления Путина характеризовались экономическим ростом, расцветом бизнеса и культуры. Обращаясь к народу, власть предлагала повестку развития и процветания (была даже задача удвоить ВВП за десять лет, объявленная в 2003 году), либо, по крайней мере, стабильности. Но со времени Болотной в поведении власти все более проступают некрополитические мотивы.

Вспомним, как в феврале 2012 года, после потрясения, испытанного им в связи с массовыми протестами против фальсификации выборов на Болотной, выступая перед своими сторонниками, Путин неожиданно процитировал стихотворение Лермонтова "Бородино", обратившись к собравшимся с призывом "умремте ж под Москвой". В 2018 году, выступая на Валдае и рассуждая о сути российской ядерной доктрины, он снова вернулся к теме коллективной смерти самих россиян (а не только представителей предполагаемого противника), произнеся зловещие слова "Мы как мученики попадем в рай, а они просто сдохнут". К числу странных, жутковатых по своему посылу высказываний можно отнести и слова Володина на Валдае в 2014 году, "Нет Путина - нет России". Российский народ присутствует здесь безмолвной фигурой, жизнь и смерть которого находится в руках правителей страны.

И в публичной риторике власти, и в борьбе с живыми силами общества (свободной прессой, институтами гражданского общества), повестка развития и процветания постепенно сменялась повесткой смерти. Идет историческая реабилитация Сталина и Грозного, правителей, охотно тративших собственное население и оставивших после себя невиданную депопуляцию. Разворачивается культ павших. В школах по всей России происходит массовое внедрение ритуалов, связанных со Второй мировой войной, часто под предводительством местных военных и представителей церкви. Искренняя, живая память о родственниках, погибших за то, чтобы больше не было войн, подменяется мрачными танатопраздниками.

В огосударствленном Бессмертном полку мертвые встают в новый грозный строй, ведя своих потомков к очередным войнам.

Переход к некрополитическому правлению перемещает задачи власти в сферу определения того, кому дозволено жить, а кому умереть. Политический философ Ашил Мбембе, развивая идеи ряда мыслителей от Фуко и Батая до Шмитта и Арендт, говорит о том, что некрополитика выражается в постоянном поиске врагов, идейного или расового "Другого", в создании чрезвычайных ситуаций и развязывании войн. Предельным выражением некрополитики считается нацизм, который отождествил власть и войну. Но человеческая история изобилует и другими многочисленными примерами некрополитики - от террора Французской революции до безжалостной по отношению к местному населению колониальной экспансии.

Если говорить о колониализме как о примере некрополитики, то надо помнить, что, как убедительно показал Александр Эткинд, колониальные захваты в России осуществлялись как с помощью присоединения сопредельных территорий, так и путем закрепощения собственного народа. Усиливающееся и расширяющееся государство, как правило, не особо заботилось о благосостоянии населения. Как говорил историк Василий Ключевский, "государство пухло, а народ хирел". Такое некрополитическое правление воспроизводится в наши дни, и очевидным примером, помимо многочисленных хиреющих областей самой России, являются территории ДНР и ЛНР. Эти территории, вопреки ожиданиям многих патриотов, не стали воплощением успеха "русского мира", превратившись в плохо управляемые криминальные зоны с коррумпированной властью, депрессивной экономикой и беднеющим и скудеющим населением. Можно с большой степенью уверенности предположить, что подобная участь уготована и новым "приобретениям" на востоке Украины - если, конечно, планам российского руководства суждено сбыться.

Некрополитическая власть - это власть, в которой возникает или подспудный, или открытый культ насилия и смерти. В уничтожении жизни, ее подавлении, в принесении ее в жертву, как считал Батай, состоит сама природа суверенитета.

Власть правителя в таких системах выражается в нарушении всевозможных табу, в том числе одного из самых важных - табу на убийство. Проливая чужую кровь, правитель сам поднимается над смертью.

Тема крови, которую проливали в прошлом и будут проливать в будущем, действительно, стала одной из центральных тем в российском публичном дискурсе. Поддержавший войну актер Сергей Лавроненко говорит: "Буква Z для меня как гвардейская ленточка - она полита кровью миллионов русских дедов и прадедов. В нашей истории все время все по кругу - нас всегда хотели придушить, а мы всегда давали по зубам". Мы видим имманентный процесс жертвенности, в котором население нужно для того, чтобы вечно защищать землю, вечно проливать кровь.

Народное творчество начинает отражать гибельный посыл власти. В популярном в российских соцсетях стихотворении Влада Селецкого "Когда умрет последний русский" (2020) содержатся мрачные пророчества: "Когда умрет последний русский, Все реки повернутся вспять. Исчезнет совесть, честь и чувства, И звездам больше не сиять". И хотя в конце Бог спасает Русь от гибели, стихотворение пронизано глубокой меланхолией.

Особенно пристально на готовность умереть проверяется молодое поколение. Оно должно прямо пообещать погибнуть за власть. Об этом - песня "Дядя Вова, мы с тобой", появившаяся в 2017 году и популяризировавшаяся экс-депутатом Госдумы Анной Кувычко. Эта песня, до сих пор периодически исполняющаяся воспитанниками детских садов и школьниками в разных регионах России, содержит жутковатые апокалиптические мотивы.

Дети обещают Президенту: "Если главный командир позовет в последний бой, дядя Вова, мы с тобой". С началом "спецоперации" дети еще более активно стали обозначаться как ресурс войны. По всей России детей выстраивают буквой Z, наряжают в военную форму, на них надевают макеты танков и отправляют маршировать.

Однако предложение умереть, судя по всему, не поддерживается широкими слоями населения. Готовые согласиться с тем, что Россия окружена врагами, поверив в пропагандистские сказки о том, что Украиной правят нацисты, люди в массе своей не хотят умирать, а тем более посылать на гибель своих детей. Недаром исполнение детьми песни про Дядю Вову вызывает протесты родителей, критику в соцсетях и порождает многочисленные пародии. Это нежелание народа умереть, которое чувствует власть, скорее всего, остановило всеобщую мобилизацию.

Представляется, что гибельное политическое воображение и действия правящей элиты будут все сильнее входить в разрыв с живыми инстинктами народа. Сомнительное предложение умереть, пусть и упакованное в обертку величия нации и борьбы со все время меняющимися врагами, будет пользоваться все меньшим спросом. И тогда, наконец, политика смерти уступит место политике жизни.

Светлана Стивенсон - профессор социологии университета Лондон Метрополитан