В одной из статей я писал, что советская власть в 1920-1930-е годы, стирая религии, сословия, классы, доставшиеся от "проклятого прошлого", активно проводила и "разъевреивание". Причем если кулаки с обрезами сопротивлялись ликвидации своего класса, то евреи рвались из местечек, яростно глотали русскую культуру, охотно отказывались от идиша, легко теряли связи с общиной, упорно избавлялись от акцента —словом, шли на полнейшую культурную ассимиляцию "добровольно и с песнями". Они не понимали (или их это не волновало), что даровых завтраков не бывает — ликвидация гетто оборачивается ликвидацией евреев как нации. Биологическая ассимиляция следует за культурной точно так, как секс — за походом в ресторан.

Но вот что интересно — параллелизм судьбы русских и евреев. До 1917 года 90% русских жили натуральным хозяйством, были оторваны от городской культуры — словом, пребывали в аду (раю?) деревенского средневековья. А 90% евреев жили в условиях средневековья местечкового. И вот, после трагического уничтожения средневековья, на выходе из него, русские и евреи встретились, параллельные прямые, в соответствии с теорией русского Лобачевского и еврея Эйнштейна, пересеклись. И в точке пересечения возникло то, что правильно назвали "новой исторической общностью — советским народом". Только кавычки обычно не раскрывались. Если бы их раскрыли, то выяснилось бы, что становым хребтом советской системы был уникальный русско-еврейский гибрид. Не русско-украинский, не русско-кавказский, не русско-среднеазиатский, не русско-прибалтийский — а именно русско-еврейский. Больше того. Советский человек — это русско-еврейская смесь. Не в буквальном биологическом смысле (где уж евреям так размешаться, их всегда-то было не больше 2-3 % населения Империи!), но в культурно-психологическом. Советский народ объединял все 250 миллионов жителей СССР, но реальный (не официально-безликий, а вполне живой) советский менталитет был русско-еврейским менталитетом; культурные моды и образцы в СССР были не русскими, не еврейскими, а русско-еврейскими.

Эта тема необъятна, от "советской торговли" до "советской физики", от коммунистов 1920-1930-х до антикоммунистов 1960-1980-х, от советской разведки, созданной евреями в 1930-е годы, до эстрадной музыки, в основе которой — "семь-сорок". "Отсоедините" от этих общеимперских структур и процессов народы Прибалтики, Средней Азии и даже Украины — и все эти институты, может быть, качнутся, но останутся. Выдерните из советской культуры "еврейскую нитку" — и все распадется, расползется.

Редко, конечно, эти отношения были таким безоблачным симбиозом, как в фильме "Два бойца", где Бернес спел не русскую, не еврейскую, а одесскую песню "Шаланды, полные кефали", которая легла прямо в самую сердцевину советской русско-еврейской культуры и души. Нормой была конкуренция, со всеми полагающимися взаимными обидами, а поскольку конкуренция-то проходила не по краю, а по самому центру советской жизни, госантисемитизм стал главным, единственно живым идеологическим содержанием внутренней политики СССР. Но это не разрывало единый русско-еврейский сплав надвое, а, напротив, только сильнее сдавливало эти половинки, вгоняло их друг в друга — и подталкивало ассимиляцию и раздувало еврейский вопрос как центральный культурно-психологический вопрос советского общества. Самое смешное, что это русско-еврейское общество, поглощенное своими "интимно-семейными" проблемами, очень слабо реагировало на все, лежащее за пределами русско-еврейского спора, — и прохлопало у себя под носом гораздо более объективно важные, опасные и массовые проблемы окраинного национализма и сепаратизма, которые "внезапно" взорвались лишь в 1989-1991-м и разнесли СССР. Это еще раз доказывает, что вопросы "союзных республик" для московско-советского сознания были внешними, а еврейский вопрос был глубоко внутренним, как гвоздь, торчавшим в сознании русско-еврейской советской элиты.

Насколько русско-еврейский вопрос был для советского общества вопросом внутренним, ярко видно на живых примерах. Самый народный певец России — Высоцкий. Самый популярный христианский теолог в СССР — Мень. Создатель русского советского кино — Эйзенштейн. Все эти совершенно русские люди, все эти "струны русской души" были людьми с той или иной еврейской "примесью" — как Пушкин был с "примесью" эфиопской. Но в Пушкине эфиопская культура и ментальность не чувствуются, а в названных персонажах еврейский "обертон" каким-то образом звучит. И "еврейскую составляющую" из их творчества вырезать так же невозможно, как из их генов. И в целом — не вынешь из гарнитура "12 стульев советской культуры" "чисто-еврейский стул" — нет его! А из каждого стула не выковырять "еврейскую пружину", сколь мелко ни руби. ИльфПетров — даже не русско-еврейская сложная молекула, а русскоеврейский неделимый и внутренне противоречивый атом. Вот из таких атомов и была построена советская культура, советская наука, советская цивилизация, советский менталитет.

Конечно, русское влияние на евреев было куда сильнее, чем еврейское влияние на русских (все-таки не в Израиле, в России живем, не зря в песне Я. Френкеля-И. Гофф поется "русское поле, я твой тонкий колосок"!). Но и творчество "чисто русских" людей, таких, как, скажем, Ахматова, Шостакович, Вознесенский, Евтушенко, тоже не поймешь вне русско-еврейского окружения, вне русско-еврейских мотивов. Но и люди, евреев совсем не любящие, — от Солженицына до Распутина — тоже работали в рамках русско-еврейского диалога, в котором как умели вынуждены были участвовать. Потому что другой русской культуры — вне этого диалога — в советскую эпоху просто не осталось.

Татары — немцы — евреи — кавказцы…

В общем, советская власть блестяще провела "разъевреивание", и оно, по закону сохранения социально-культурной энергии, обернулось "объевреиванием" русских. В старом анекдоте еврей отправляет сына к учителю-попу, чтобы тот избавил его от акцента, а через некоторое время приезжает проверить, как идут уроки, и поп встречает его словами: "Ай, таки вы уже приехали-и?" В жизни вышло иначе. Евреи, с одной стороны, образцово овладели фонетикой и орфографией русского языка (отсюда — огромное число учителей русского языка и литературы — евреев, евреи — дикторы на радио и ТВ), но, с другой стороны, обогатили (как прорычали бы юдофобы — "отравили!") этот язык, русскую культуру, культурные коды своим "ментальным акцентом". Еврейская соль ушла в русское тесто. Соли не осталось — но тесто подсолилось. И выковырять соль обратно невозможно, как ни кромсай тесто.

Все это имеет и социологическое, и психологическое объяснение.

Социологическое — евреи хлынули из местечек именно в большие города, столицы. И чисто статистически составили немалый процент населения Москвы и Ленинграда — они там были второй по численности нацией. Если же учесть, что еврейское население почти все было с высшим образованием, занято на "чистой" работе, то становится ясно, что слова о "русскоеврейской" культуре — не метафора, а банальная констатация. Больше того, феноменальное влияние евреев в русской элите было не результатом каких-то хитростей, интриг или даже исключительных талантов, а просто было статистически неизбежным: если среди образованных классов в столице свыше 15-20% принадлежат к какой-то нации, то ясно, что и на самом верху пирамиды их обязательно будет много, у них будет если не "контрольный", то хотя бы "блокирующий" пакет акций. (Если верить, что у евреев при этом остаются свои "особые цели", то впадаешь в паранойю "всемирного заговора". Если же понимать, что никаких "особых целей" нет и быть не может, остается только радоваться (или огорчаться) новому симбиозу.)

Психологическое — и русские, и евреи в высшей степени обладают той "всемирной отзывчивостью", о которой писал Достоевский. Оно и понятно. Евреи — народ рассеяния, народ диаспоры; "всемирная отзывчивость", присвоение, ассимиляция чужих культурных образцов — просто их способ существования. Русские — евразийцы, находящиеся на стыке двух частей света, результат смешения многих народов, прежде всего татар и славян — такова "географическая основа" их "отзывчивости". А историческая основа в том, что Россия — страна догоняющей цивилизации, "вторичной культуры". "Вторичность" — совсем не ругательство, ученик вполне может превзойти учителя. Так Пушкин ничуть не "хуже" Байрона, хотя испытывал его влияние.

Поэтому и соединение, взаимопроникновение двух "всемирно-отзывчивых" оказалось таким интересным, естественным, плодотворным.

Есть тут, правда, и обидное для русских объяснение, которое в самом примитивном виде предлагали Гитлер, Розенберг и Ко. Дескать, русские, с их "мягкой", "бабьей" природой, не способны сами собой управлять, вечно ищут варягов. В Петербургской империи эту роль играли немцы — хребет административного аппарата, в Советской империи — евреи, "сделавшие революцию". Отсюда — вывод Гитлера: когда Сталин в 1930-е годы фактически устранил еврейскую чиновную элиту, он тем самым изнутри погубил свою империю. Русский госаппарат без доминирующего "инородческого" влияния — вял, слаб, рыхл. Немцам осталось тряхнуть ветку — червивое русское яблоко само свалится. То есть юдофобия + презрение к русским были "философско-антропологической предпосылкой" "плана Барбаросса". Крах этого плана блестяще доказал глупость таких (кстати, довольно расхожих в самой России) рассуждений. Да, Россия испытывает влияния — и немецкое, и еврейское. Больше того — Россия притягивает эти влияния, нуждается в них. Но при этом доминирующим всегда остается русский народ, обогащенный этими влияниями, ассимилирующий их. Так было и с немцами, и с евреями, когда "культурные гены" тех и других вошли в генофонд русской культуры, в том числе и культуры госуправления. И это говорит как раз не о слабости, а о силе русских, как и всемирная отзывчивость евреев говорит об их силе.

Сейчас, по-видимому, мы присутствуем при конце "русского периода" всемирной еврейской истории и "еврейского периода" истории русской: кто хотел — уехал, кто остался — растворился (или его потомки обречены раствориться) окончательно. Причем по мере исчезновения "стопроцентных евреев" концентрация еврейских генов в русско-еврейском "коктейле Молотова" (игра слов не случайна: ведь и внуки Молотова — на четверть евреи, а правнуки — на одну восьмую) будет становиться столь малой, что начнет иссякать и "русско-еврейский феномен" (ведь основа культурного смешения, как ни крути, все равно биологическая). И нынешний "еврейский ренессанс" в бизнесе, ТВ, политике похож на вспышку свечи перед угасанием. Но если свеча и погаснет, еще долго вдогонку ей будет чадить вонючий дым антисемитизма, дым без огня — как в Польше…

Что же "после евреев"? А это "после" уже пришло. Как в начале XX века, задолго до 1917 года, под скорлупой русско-немецкой империи бурлили — в бизнесе, политике, газетах, искусстве — еврейские соки, рвались наверх, так и сейчас, под тонкой-тонкой русско-еврейской линяющей кожей бурлят кавказские соки. Свято место пусто не будет, на место русско-еврейской империи стремительно идет русско-кавказская. Что будет, когда Россия передаст "обручальное кольцо обид" кавказцам, как сложится новая "межнациональная семья" — это уже другой вопрос, не для еврейской газеты, а для кавказской.

(Опубликовано в газете "Еврейское слово", №128)