Опознание

В недельной главе "Ваишлах" описывается возвращение Иакова в Святую землю и его встреча с братом Исавом, которой предшествует борьба с неведомым противником.

"И остался Иаков один. И боролся некто ("иш") с ним до восхода зари, И увидел, что не одолевает его, и коснулся сустава бедра его, и вывихнулся сустав бедра Иакова, когда он боролся с ним. И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Иаков. И сказал: не Иаков отныне имя тебе будет, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом и с людьми, и победил. И спросил Иаков, сказав: скажи же мне имя твое. И он сказал: зачем спрашиваешь об имени моем? И благословил он его там. И нарек Иаков имя месту тому Пыниэйл, ибо ангела видел я лицом к лицу, а жизнь моя спасена". (32:26-31)

Далее происходит встреча братьев, описываемая в следующих словах: "И сказал Исав: есть у меня много, брат мой; пусть у тебя будет то, что твое. Но Иаков сказал: о нет, если я нашел милость в глазах твоих, то прими дар мой от руки моей, за то, что я увидел лицо твое, как увидел лицо ангела, и ты был благосклонен ко мне". (33:10)

В трех местах этого эпизода слово "Элоким", обыкновенно переводимое как Бог, всеми комментаторами дружно трактуется как ангел. Согласно классическому иудейскому пониманию, в этой сцене Иаков боролся с Ангелом - с Ангелом-покровителем своего брата - Исава.

Начавшееся еще в материнской утробе, и продолжавшееся на протяжении всей жизни, соперничество между братьями завершается этим эпизодом - победой Иакова над астральным патроном Исава и последующим примирением братьев. Причем в знак победы Яков получает духовный трофей - имя Израиль.

Дальнейшую историю, в ходе которой потомки Исава (христиане) присвоили это имя себе, небезынтересно рассмотреть в свете их трактовки приведенных фрагментов: во всех трех случаях слово "элоким" понимается христианами буквально, т.е. переводится как "Бог".

Так Иоанн Златоуст в "Беседах на книгу Бытия" пишет: "Дабы он (Иаков) самим делом удостоверился, что не подвергнется никакой неприятности, Господь в образе человека вступает в борьбу с праведником".

Православный богослов профессор А.П.Лопухин (1852-1904) следующим образом подытоживает этот подход. "Таинственный борец, ночью боровшийся с Иаковом, повредивший ему бедро и переименовавший его в Израиля, по словам пророка Осии (12:3-4), был Богом. Сам Иаков признает, что видел Бога, лицо Божие. Поэтому иудейское и христианское толкование данного места одинаково признают борца явлением из небесного мира - Ангелом. При этом церковные учители и многие позднейшие толкователи христианские видели в этом Ангеле Ангела несотворенного - Ангела Бога, ранее являвшегося Иакову при Вефиле (28 гл.) и в Месопотамии (36 гл.) и, по верованию Иакова, охранявшего его всю жизнь (Быт.48:16), Сына Божия. "Из всего рассказа (Быт.32:24-34) познаем, - говорит блаженный Феодорит, - здесь явился Иакову единородный Божий Сын и Бог".

В ТАНАХе встречается немало мест, которые христиане и иудеи трактуют по-разному, но расхождение относительно личности побежденного Иаковом неведомого противника, пожалуй, самое поразительное, самое символичное расхождение.

Итак, потомки Иакова считают боровшегося с их праотцом незнакомца - Ангелом Исава, возглавляющим демонический мир. Потомки Исава - видят в нем самого Бога!

Обознание

Расхождение это на протяжении веков своеобразно проявлялось в христианской теологии, точнее - в обеспечивающей эту теологию философии, которая на каждом шагу отождествляла Бога с Разумом.

В чем-то эти образы действительно перемежаются. С одной стороны, Верховный Ангел (Метатрон), поддерживающий порядок мироздания, трудноотличим от Творца, как сказано: "Блюди себя пред ним и слушайся голоса его, не прекословь ему, так как имя Мое в нем". (Шмот 23:20)

С другой стороны, согласно Зоару, Верховный Ангел и Ангел Смерти - одно лицо. Да и сам Ангел Смерти, согласно иудаизму - не противник Создателя, а его служитель.

Таким образом, обознаться между Творцом и Ангелом, в котором "имя Его" не всегда означает выбрать смерть. Во всяком случае, не всегда означает отречься от Бога, но лишь понизить свой духовный профиль. И все же это весьма скользкий путь.

Лев Шестов пишет: "Библия была представлена миру простыми, неучеными людьми, которые совсем и не способны были защищать ее теми методами, которыми ее люди ученые оспаривали. Но философов такая Библия не удовлетворяла… Греческие учителя усыпили нашу бдительность, внушив нам уверенность, что плоды с дерева познания были, должны быть началом философии для всех времен…. Основные начала и техника античного мышления, точно гигантский плющ, обвились вокруг иудейско-христианского "откровения" и душили его в своих могучих объятиях. Вера стала суррогатом знания. Об этом все открыто говорили, благо такие речи не могли вызвать насмешек у неверующих и негодования у инакомыслящих. Все очевидности свидетельствовали в пользу такой иерархической установки. Против нее говорило только Писание. Но Писание всегда можно "истолковать"."

Как бы то ни было, в эпизоде борьбы Иакова с Незнакомцем христианская теология обозналась, не распознала с кем имеет дело!

Своей кульминации эта ошибка достигла в классической немецкой философии, в гегелевском выведении учения церкви из чистого разума.

Классическая немецкая философия рассматривала историю, как диалектическое самораскрытие Мирового духа, который отождествлялся этой философией с тем самым Богом, который в "примитивной форме" подразумевается авторами Библии.

Шеллинг и Гегель считали свой Мировой дух тем самым Всевышним, который вдохновлял еврейских пророков. Но на деле он был лишь Его астральным "двойником", тем ангелом, с которым бился Иаков и которого он победил. При этом, если Гегель в первую очередь видел в Мировом духе - Философа, то Шеллинг Поэта.

По Шеллингу, самопознание Мирового духа осуществляется не столько в философии, сколько в художественной литературе: "Роман есть как бы окончательное прояснение духа".

"В искусстве - писал Шеллинг, - мы имеем как документ философии, так и ее единственный извечный и подлинный органон… Всякий великий поэт призван превратить в нечто целое открывающуюся ему часть мира, и из его материала создать собственную мифологию; мир этот находится в становлении, и современная поэту эпоха может открыть ему лишь часть этого мира; так будет вплоть до той лежащей в неопределенной дали точки, когда Мировой Дух сам закончит им самим задуманную великую поэму и превратит в одновременность последовательную смену явлений нового мира..."

В своей книге "День Шестой" я доказываю, что роман Булгакова "Мастер и Маргарита" как раз и является тем самым романом, в котором Мировой дух окончательно прояснился, в котором он изобразил самого себя. "Великая Поэма" завершается автопортретом Воланда.

Как и многие отцы церкви, Шеллинг, и в особенности Гегель, по-крупному обознались. Гегель принял Воланда за Бога, он вообразил, что позаимствованный им у Шеллинга Мировой дух - это полностью очищенная от мифологических привнесений последняя версия библейского божества, в то время как это был Ангел Смерти.

Отдельное место в моем исследовании занимает техника этой подмены.

Как это случилось? Где произошел этот сбой?

Я показываю, что борьба Иакова с Ангелом повторилась тысячелетия спустя, повторилась одним из его потомков, а именно Иешуа Га-Ноцри, так же "оставшимся одним", как сказано: "Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола" (Мф. 4:1)

Там в пещере, из которой открывался захватывающий вид на Эдом, на землю Исава, Йешуа повстречался с его Ангелом.

Как и его пращур, Йешуа, казалось бы, вышел в той схватке победителем, как сказано: "берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Тогда оставляет Его диавол" (Мф 4:10)

Но победа обернулась поражением. Человек претендовавший избавить Израиль, превратился в икону преследователей еврейского народа! Каким образом? Как Ангел Смерти провел правоверного еврея? Как проиграв праведнику "по очкам", Ангел сумел ввести его в нокаут?

В своей книге "День шестой" (во входящей в нее повести "Назначенное время"), я показываю, как это могло произойти.

Шеллинг совершенно прав "Роман есть как бы окончательное прояснение духа". Существуют материи, в которые можно проникнуть только художественными средствами.

P.S. Обращаю внимание читателей, что в эти дни в Издательском доме Лены Лимоновой увидело свет второе (исправленное и пополненное новыми изысканиями) издание "Дня Шестого".