Даровая человечность

Недельная глава "Ноах" начинается словами: "Вот житие Ноаха: Ноах был человек праведный, непорочный в поколениях своих: пред Богом ходил Ноах".(6:9). Что значит "праведный"? Что было такого в Ноахе, что позволило Всевышнему избавить его от потопа и произвести от него альтернативное человечество?

По-видимому, его внутреннее несогласие с общепринятыми в то время грехами, и его всецелое полагание на Всевышнего. Об этом ясно свидетельствует то, что в течение ста двадцати лет Ноах упорно строил ковчег, не реагируя на насмешки окружающих. Основа человеческой личности, ее вечная участь, задается именно ее суверенным решением, которое формируется в выборе между зовами дурного и доброго побуждений. Это тонкая и в высшей степени субъективная борьба, в связи с которой уместно привести следующую притчу: "В будущем Пресвятой Господь приведет Злой помысел и убьет его на глазах праведных и нечестивых. Праведным он покажется высокой горой, а нечестивым - ниточкой с волосок. Те и другие будут плакать. Праведники плачут и говорят: "Как смогли мы одолеть такую высокую гору?". А нечестивцы плачут и говорят: "Как это мы не могли одолеть такую тоненькую ниточку?" (Сукка 52.а).

Каждый человек именно в той мере человек, в какой он сумел определиться между двумя этими зовами, в какой мере он выбрал добро. Рамхаль в этой связи пишет: "У каждого человека есть особая доля в испытании в войне со злым началом, и это - его назначение и его ноша в этом мире. Он же должен выстоять в этом испытании, как оно есть…. Получается, что человек займет именно ту ступень, которую избрал и на которую поставил себя".

Итак, смысл человека заключается в том, чтобы состояться, в том, чтобы заслужить свою вечность. Дарового человеческого существования не бывает.
И в то же время это ясное положение не полно и требует одного важного уточнения. По всей видимости, существует множество людей, которые удостоились вечности, не совершив ни одного самостоятельного поступка. Их обычно упускают из вида, так как не очень часто с ними в жизни сталкиваются - ведь это люди, умершие в детском возрасте. А в числе погибших в водах потопа было огромное число таких людей. Это звучит парадоксально, но это правда: по меньшей мере половина, а возможно даже и большинство людей, нашедших свой конец в водах потопа, имеют удел в мире грядущем: это те, кто на 17 число месяца хешвана 1656 года от сотворения мира оставались детьми: ведь они еще даже не успели попытаться по-настоящему противостоять соблазнам этого мира.

Итак, существует категория людей, которые обретают вечную жизнь в сущности совершенно даром, не совершая никаких деяний, не проходя ни через какие испытания и минуя фундаментальный выбор между жизнью и смертью. Точнее, они выбирают жизнь безо всякой угрозы выбрать смерть.

Когда говорится о детской "безгрешности", то речь идет в первую очередь не о невинности, а об ограниченной ответственности. До 13 лет, а по большому счету даже и до 20 лет, человек не отвечает в полной мере за свои прегрешения. Виленский Гаон пишет: "Если человек умирает до 13 лет - это приговор Высшего суда (за грехи отцов). А с двадцати лет и далее - за собственные грехи" ("Эвен Шлема" 10:25).

Поясняя слова Торы "И была жизнь Сары: сто лет и двадцать лет и семь лет - годы жизни Сары" (23.1), Раши пишет: "В столетнем возрасте она была как двадцатилетняя, непричастная к греху. Как двадцатилетняя не грешна, потому что по возрасту еще не подлежит наказанию, так и столетняя безгрешна. А в двадцать лет она была так же прекрасна, как в семь лет".

При этом эти малолетние души вовсе не остаются в каком-то растительном младенческом состоянии. Их райское блаженство совершенно полноценно, ибо они мгновенно достигают полной человеческой зрелости. Об этом имеется множество свидетельств людей, переживших околосмертный опыт (ОСО). Многие рассказывают, что в посмертии встречались со своими родственниками, умершими в малолетстве, и те выглядели вполне взрослыми. А исследователь ОСО доктор Морзе пишет: "Последние пару лет я стал спрашивать детей, в каком возрасте они были во время ОСО. Говоря иными словами, было их духовное тело телом ребенка или взрослого? Удивительно много детей отвечали, что во время эпизода они были взрослыми, хотя не могли сказать, как они это узнали".

Морзе приводит следующий рассказ: "Существо сказало мне - сказало без слов - "так, ты собираешься назад". И я так же, без слов, ответила: "Да". Оно спросило, почему я хочу вернуться в свое тело, и я сказала: "Потому что я нужна маме". В этот момент, я помню, я отправилась вниз по туннелю… И когда я больше не могла видеть свет, я проснулась. Оглядываясь на этот опыт, я сознаю, что в Его присутствии была совсем взрослой. Как я уже говорила, мне было всего лишь семь лет, но я знаю, я была взрослой".

Сведенборг в следующих словах пишет об этом явлении: "Многие могут думать, что дети остаются детьми на небесах… Но на деле совсем иное… они не кажутся более детьми, но взрослыми… Должно знать, что дети на небесах не вырастают далее первой молодости, при которой они остаются во всю вечность" (340).

Но почему так происходит? Ведь ребенок по существу представляет собой одно злое побуждение, так как не в состоянии противостоять своим желаниям как таковым. Ребенок одержим, он не владеет собой. Почему же он устремляется в Ган-Эден, а не в гееном?

Потому что в каждом ребенке присутствует также и базисное доброе побуждение - искренняя обращенность к Истине как таковой, обращенность, которая как раз в значительной мере теряется в момент повзросления, в момент "овладения собой". Ребенка отличает от взрослого некоторое цельное восприятие действительности, ребенок не понимает условностей этого мира, точнее, понимает их не до конца. Даже понимая, что в этом мире "нужно устраиваться", он воспринимает эту потребность как периферическую и всегда сохраняет непосредственную обращенность к Истине. В этом отношении "овладевшего собой" взрослого гораздо легче сбить с толку, чем "вольноопределяющегося" ребенка. Ребенок, оказавшись в мире Истины, при всей своей одержимости, устремляется именно к ней и не может выбрать ложь.


Парадокс брадобрея

И тем не менее парадокс налицо: если человек характеризуется выбором, если он возникает на высоте выбора, то в каком тогда смысле ребенок, и в особенности младенец - человек? Ведь он идет в Ган Эден ни на что не решаясь, выбирая его автоматически, то есть просто не имея другого выбора.

Мне думается, что именно эта человечность детей парадоксально задает все многообразие творений, как имеющих, так и не имеющих свободу выбора. Именно дети несут в себе задатки как свободных человеческих личностей, так и лишенных свободы выбора ангельских существ.

Тому имеется одно наглядное математическое - или скорее философское - подобие. Разработанная Кантором теория множеств столкнулась в свое время с рядом парадоксов, связанных с определениями предметов, относящихся к тому или иному множеству. Ведь порой разные множества захватывают в себя одни и те же предметы. И тогда возникают головоломки, не имеющие математических решений, но живо сказывающиеся на философской мысли. Бертран Рассел наглядно представил основной парадокс множеств примером с деревенским брадобреем: В деревне живет брадобрей. Половина жителей этой деревни пользуется его услугами, и половина бреются сами. Вопрос: к какому множеству жителей деревни относится сам брадобрей - к тем, что бреются самостоятельно или к тем, которые пользуются услугами брадобрея?

Очевидно, что он в равной мере принадлежит и тому и другому множеству, так как бреясь сам, одновременно является и бреемым, и брадобреем. Принадлежа одновременно обоим множествам, брадобрей фактически их порождает, задает два этих мира субъектов - бреющихся самостоятельно и бреющихся кем-то внешним.

Но легко заметить, что души младенцев, обитающие на небесах, в этом отношении полностью воспроизводят миссию деревенского брадобрея - они в равной мере относятся и к лишенным свободы выбора ангелам, и к наделенным этой свободой людям, выбирающим благо, т.е. они одновременно относятся и к тем за кого выбирают, и к тем, кто выбирают сами.

Дети, принадлежа двум множествам свободных и несвободных существ, тем самым задают их. Имея возможность выбрать лишь Ган Эден, они все же его выбирают, и потому они - люди, но в то же время отсутствие альтернативы превращает их выбор в лишенный нравственной силы акт послушания.

Поступая однозначным образом, не имея возможности выбрать что-то другое, души младенцев подобны ангелам служения, всегда и во всем послушным Создателю.