Читайте также
- Израильский паспорт занял 19-е место среди самых надежных паспортов
- Израильтяне, едущие в Великобританию, должны предварительно зарегистрироваться
- Галь Гадот поделилась фотографией заложницы Лири Альбаг со 108 млн своих подписчиков
- Долги в России, переезд в Израиль: как живет сестра Марка Эйдельштейна
- Израильтяне устремились в Таиланд
«Странное дело! Почему-то в России даже путь в открытое общество приобретает аракчеевскую прямолинейность». (Григорий Померанц)
Какие мучительные проблемы одолевают общество, какие непонятные приоритеты томят душу. Стенка на стенку идут непримиримые дилеммы: сохраняется ли прошлое само в себе, оставаясь чистым и незамутненным – или история есть отражение в сегодняшнем зеркале.
В сентябре 2012 года Россия отмечала 200-летие Бородинского сражения. Боже, как шумела пресса, сколько писали о баталии и спорили. Но никто почему-то не задал вопрос: стоило ли столько внимания уделять битве, в которой русские не выиграли, а скорее потерпели поражение. Но также как и в историю России Бородино вошло как образец героизма русской армии, так и для сегодняшней прессы Бородино – это козырная карта, которую и разыграли с размахом и удовольствием.
Как хорошо рифмовались патриотические лозунги времен Кутузова и Багратиона с путинскими. Как ярко подсвечивались картины прошлого и вставали во весь герои-богатыри, которые показывали, как сладко умирать за отечество.
Когда же в феврале 2013 грянул юбилей Сталинградской битвы, всякие пропорции были сметены. Как будто отмечался не очередной юбилей, а решалась государственная задача. Нет, никто не преуменьшает исторического значения Сталинграда, но зачем же «стулья ломать»? Взять да переименовать город Волгоград, причем, всего на несколько дней в году в Сталинград – такое решение выглядит более чем странно. Но еще более странными выглядели вспыхнувшие огнем ожесточенные споры: либералы шли в атаку с именем Волгограда на устах – патриоты защищались и грудью стояли за Сталинград.
«В привязанности к хламу виноват сбой в работе двух зон мозга, которые отвечают за способность выбирать». (нейрофизиолог Дэвид Толин)
Понятно, что «общественные интересы» подгоняют историю под любое начинание, тем более под национальную идею. Однако к феномену прошлого можно подойти и с точки зрения психологии.
Как уверяют психологи, существуют люди, не способные на решительный шаг; кто не в состоянии выбросить старую ненужную вещь. Несчастные, для которых выбор между «оставить – выбросить» перерастает в гамлетовский вопрос: быть или не быть. Описанный Гоголем «феномен Плюшкина» оказался не просто выдумкой, а психическим расстройством. Плюшкины целиком и полностью опрокинуты в прошлое.
Раз уж психологи ввели в оборот один персонаж Гоголя, то почему бы не дополнить еще парочкой. Застывшему и закостеневшему Плюшкину в романе противостоит бесшабашный и динамичный Ноздрев. Сей добрый молодец, кровь с молоком, плевать хотел на старье – ему подавай развлечения.
В психологическом плане такой удалец страдает другим недугом: потерей памяти. Для таких Иванов не помнящих родства чем быстрее отправишь на помойку прошлое – тем веселей жить в настоящем. Как будто прошлое – это балласт, мешающим парить, и, выбросив его за борт, можно налегке улететь в будущее.
И третий герой Гоголя, Чичиков, ловкий и нечистый на руку мошенник, плюющий на все этические нормы. В психологии он соответствует самому гибкому типу, человеку приспосабливающемуся. Такие устроились удобно и комфортно в настоящем. Они все рассматривают с точки зрения современности. Фальсифицируя прошлое - выдают копию за оригинал. Такие живут только и исключительно настоящим.
«Когда у человека возникает паранойя, у него возникают логические подтверждения этой паранойи». (Юлия Латынина)
Но не стоит думать, будто политическая борьба за прошлое возможна лишь где-то там, в стране непобежденного социализма. С не меньшей остротой протекает она и у нас, в стране побежденного социализма. Разделим общество на психологические типажи, условно выведенные нами.
Любая власть должна тысячу раз подумать, прежде чем выбросить что-то устоявшееся и заменить его чем-то новым. Поэтому политическая элита, как правило, находясь у власти, превращается в Плюшкиных.
Как правительство Нетаниягу и возглавляемый им Ликуд. Очень трудно подвигнуть сегодня официальные структуры на малейшие изменения, модернизацию. Да и зачем экспериментировать и менять приятное и стабильное положение на нечто сомнительное.
Зачем решать вопрос о призыве в армию религиозных? Пусть еще повисит в воздухе. Но тем самым, власть, с одной стороны, отталкивает от себя религиозных избирателей – с другой, заставляет уйти либералов. Одной рукой власть наказывает поселенцев, пополняя ряды сторонников Беннета – другой отталкивает от себя тех, кто жаждет перемен в социальной сфере.
С одной стороны раздутый госаппарат, разросшееся правительство (39 министров), огромные бонусы и зарплаты элитных руководителей - с другой, бесконечные скачки цен, провалы в социальной политике, ухудшающееся положение среднего класса.
«Ногами человек должен врасти в землю своей родины, но глаза его пусть обозревают весь мир». ( Джордж Сантаяна)
Следующий психологический тип – это обычный израильский избиратель, гражданин Ноздрев, живущий здесь и сейчас с единственной мыслью – устроить из жизни вечный пикник.
Собственно говоря, что объединяет средний класс, мощную избирательную массу сторонников Яира Лапида и Беннета? Два кита, на которых держится этот временный союз: короткая историческая память и отвращение к Нетаниягу. «… израильский средний класс оказывается не в состоянии глубоко задуматься перед тем, как бросить бюллетень в урну, легко покупается на броские лозунги и к новым выборам напрочь забывает о том, что было на прошлых».
Такого господина Ноздрева легко увлечь затейливым пряником обещаний, он легко купится на виртуальные прожекты, он восхитится плейбоем Яиром Лапидом и присягнет на верность Беннету. Живущий будущим избиратель пополняет ряды тех, кто голосует не за что-то конкретное - они голосуют против.
«Именно «средний класс» более всего склонен покупаться на красивые лозунги и менее всего склонен поддерживать политические силы, реально способные произвести революционные перемены в обществе».
И последний из описанных нами персонажей – ловкий проходимец Чичиков. Под эту категорию можно отнести все официальные институты власти и СМИ. Те, кто ловко маневрирует между прошлым и будущим, выстраивая нужное настоящее.
Это могут быть и академические круги, которые создали «школы» - «новой истории», «новой социологии», «новой антропологии» и новейшей археологии. Направления ревизионистских учений, камня на камне не оставляющих от официальной истории, отрицающих связь евреев с землей Израиля.
Тот же прием используют журналисты. Вот где потешаются над историей, вот где смешались в кучу мнения, вот где царит игра парадоксов. Здесь правые стараются показать, как меняется со временем точка зрения левых. «Левые партии также претерпели необратимые изменения, из сионистских превратившихся в движения с постсионистский, постмодернистской идеологией, ставящий под сомнение легитимность Израиля как национального еврейского государства».
А левые, наоборот, находят во взглядах правых прошлого отзвуки сегодняшних настроений левых. «В одной из публикаций газеты «Гаарец» в качестве сторонника подобного рода идеи был привлечен не кто иной, как создатель ревизионистского движения, прародитель партии Ликуд. В одной из статей сионистский мыслитель написал: «Будущее еврейское государство должно быть двунациональным, с точки зрения судебного права».
Таким образом, и политически, и психологически история не может быть нейтральной. Прошлое изучается не само по себе, не для того, чтобы извлекать из него поучительные уроки и не делать поспешных выводов. А лишь для того, чтобы историей подтвердить свои убеждения, показать правильность политической линии или заклеймить взгляды противника.