На девятой ежегодной конференции Ялтинской европейской стратегии (YES) – форума, созданного по инициативе украинского миллиардера Виктора Пинчука, - на которой я присутствовал в прошлые выходные, было множество интересных выступлений и обсуждалось множество интересных тем. Честно говоря, мне понадобится очень много времени, чтобы полностью осмыслить все, что говорилось и обсуждалось, а жестокий синдром смены часовых поясов явно не ускорит этот процесс. Но уже на первой секции конференции стало ясно одно – в ближайшем будущем нас ждут широкие дебаты на мировом уровне о сущности свободы слова. Последствия этого обсуждения будут огромными, а его исход невозможно предсказать.

Реджеп Тайип Эрдоган (Racep Tacyip Erdogan) - премьер-министр Турции (это на случай, если кто-то проспал последние десять лет) – довольно подробно обсуждал кровопролитные антиамериканские протесты в Египте и Ливии, вызванные, судя по всему, выходом фильма «Невинность мусульман» («Innocence of Muslims»). Эрдоган в жесткой форме осудил насилие. Его слова о том, что отвечать на предполагаемые оскорбления насилием абсолютно не соответствует нормам ислама, прозвучали приятно и успокоительно. Те, кто считает, что ислам сам по себе – жестокая и нетерпимая религия, с Эрдоганом в этом не согласятся, однако все равно хорошо, что лидер исламистской политической партии и человек, популярный и уважаемый на Ближнем Востоке, конкретно и официально назвал поведение буйной толпы непростительным.

При этом, не оправдывая насилие, Эрдоган почти столь же осуждающе и в не менее жестких и резких выражениях отозвался о фильме и его создателях. Я ни слова не понимаю по-турецки и слушал его выступление в синхронном переводе, но за интонацией и модуляциями голоса я следил и могу сказать, что Эрдоган говорил о «Невинности мусульман» с явной злостью. Это ни в коем случае не было утешительной риторикой о недопустимости оскорблений в стиле Белого дома Обамы и всевозможных сторонников «чувствительности»: Эрдоган ясно дал понять, что считает такие «провокации» неприемлемым злоупотреблением свободой слова, и полагает, что виновные в них должны нести какое-то уголовное наказание.

Хотя он не сказал, как конкретно нужно поступать с «разжигателями ненависти», и какого конкретно наказания, на его взгляд, заслуживают создатели фильма, это в принципе и не важно. Основополагающий вопрос, на который нужно ответить и Турции, и Ближнему Востоку в широком смысле, - это не «как наказывать людей, “злоупотребляющих” свободой слова», а «следует ли вообще ограничивать свободу слова». Можно было бы предположить, что Эрдоган как лидер политической партии, которую еще совсем недавно запрещали за «экстремизм», должен был бы понимать, насколько это опасно, когда государство решает, что можно, а что нельзя говорить. Но если он и симпатизировал этой интеллектуальной позиции, то исключительно успешно скрывал свою симпатию.

Взгляды Эрдогана, при всей их фундаментальной непоследовательности, в целом напоминают позицию многих «демократических» правительств, пришедших к власти после «арабской весны». Они постоянно и много говорят об «уважении к гражданским правам», включая право на свободу слова, но при этом их лидеры осуждают «Невинность мусульман» намного более истерическим и взволнованным тоном, чем даже Эрдоган в своем горячем выступлении.Это звучит банально, но свобода слова либо есть, либо ее нет. Высказывание либо свободно от цензуры и государственного вмешательства, либо нет. «Свобода слова», которая признает наказуемым обсуждение наиболее болезненных и важных для общества тем, - это не свобода слова, так же как выборы, в которых не могут принимать участия самые крупные и популярные партии, - это не демократические выборы. На Ближнем Востоке ислам и его историческая, социальная, политическая и даже экономическая роль – это тема, важность которой невозможно переоценить. Она влияет на все. Если ее обсуждение ограничено, если «неуважение» к исламу и важным для него фигурам по закону считается преступлением, теряет смысл сама идея свободы слова на Ближнем Востоке. Представьте себе, что правительство США пытается сделать уголовно наказуемой критику Демократической или Республиканской партии. Это означало бы практически полный запрет на политическую дискуссию.А как насчет Европы? Разве многие западноевропейские страны не признают уголовно наказуемыми определенные политические высказывания, в том числе - «разжигающие ненависть»? Неужели от этого они перестают быть свободными и демократическими? В чем же разница? Безусловно, я против ограничений на экстремистские политические высказывания и, в частности, против криминализации сочувствия неонацистам и отрицания Холокоста в Германии. Однако, хотя я считаю эти законы неуместными и выступаю за их отмену, их можно отчасти оправдать, как минимум, их конкретностью. «Отрицание Холокоста» - крайне узкая тема и вполне четкий набор взглядов на определенный исторический период, в котором Германия, действительно, совершила ряд невообразимых преступлений. Короче говоря, это тема, которой легко дать определение.

«Ислам» - напротив - тема, которую невозможно точно определить. Это религия, существующая больше тысячи лет и имеющая множество вариантов. Современный ислам включает в себя огромное количество соперничающих сект и верований – от умеренных, современных и терпимых до тоталитарных, примитивных и негибких. Многие из этих групп взаимно враждебны и сохраняют серьезнейшие разногласия друг с другом. Какой ислам следует защищать от оскорблений и бестактностей? Самый громкий? Самый многочисленный? Самый политически влиятельный? Самый жестокий? Все сразу? Подобное обсуждение быстро скатывается к нелогичности и безумию. Должен ли турецкий запрет на «неуважение» к исламу также запрещать критику шиитского ислама? Или ваххабизма? Будет ли запрещено говорить о Кемале Ататюрке и его жестокой кампании антирелигиозных притеснений и насильственной секуляризации? В конце концов, многое из того, что сделал Ататюрк можно вполне оправдано интерпретировать, как «антиисламские меры», например - он упразднил халифат. Таким образом, ввод запрета на антиисламские высказывания, означал бы запрет значительной части новой истории Турции.

Итак, что же победит – американская интерпретация свободы слова, основанная на классическом либерализме, или ограниченная и искаженная интерпретация Эрдогана? К несчастью, если бы мне пришлось делать ставку, я поставил бы на Эрдогана. Даже в Соединенных Штатах, где традиция свободы слова устойчивей, чем практически в любой другой стране на планете, все больше людей поддерживают идею ограничения «бестактных» высказываний. Постыдная и невежественная колонка Антеи Батлер (Anthea Butler) в USA Today весьма неуклюже выражает это направление «мысли», однако сейчас многие, похоже, действительно не понимают, что свобода слова должна допускать бестактные, грубые, оскорбительные и даже исполненные ненависти высказывания, чтобы быть настоящей свободой. Гленнн Гринвальд (Glenn Greenwald), как всегда блестяще высказавшийся по этой теме, совершенно справедливо отмечает, что взгляды американцев на «свободу слова» стали еще более пристрастными, лицемерными и избирательными.

За фасадом внешнего согласия относительно «демократии» в том смысле, что лидеров следует выбирать голосованием, между Западом, Турцией и странами «арабской весны» растут чудовищные разногласия. Если такие государства, как Египет и Тунис, хотят стать действительно достойными странами, им следует понять, что их граждане должны иметь право говорить и думать все, что они хотят – может быть, за крошечными и максимально четко определенными исключениями. Позволять самой реакционной части общества устанавливать границы свободы слова – значит гарантированно навлекать на себя политическую катастрофу. Именно к ней дело, похоже, и идет. Это - пугающая и к тому же парадоксальная мысль, однако заря демократии на Ближнем Востоке вполне может укрепить в регионе нелиберальные тенденции.

Марк Адоманис, "Forbes", США