Опыт Робинзона

"И как новый Робинзон, принялся устраиваться на три недели, точно на всю жизнь. Сначала я занялся охотой на вшей... Когда же путем частой смены белья и одежды я наконец избавился от них, то принялся обставлять выбранную мною комнату... Сделал себе хороший тюфяк из фуфаек и рубашек, простыню из нескольких полотенец... Устроил себе сиденье из одного чемодана, положив его плашмя, и стол из другого чемодана... Лестница была моей столовой, площадка служила мне столом, ступенька - сиденьем... В промежутках между трапезами я ходил гулять на протестантское кладбище, служившее мне двором, или поднимался на вышку, открытую в сторону гавани, откуда мог видеть прибывающие и отходящие суда. Так провел я две недели…".

Этот фрагмент "Исповеди" философа XVIII века Жан-Жака Руссо цитирует французская исследовательница Катрин Малабу. Руссо оказался на карантине, когда направлялся на Сицилию, где вспыхнула чума. Малабу - как и еще половина населения планеты - в самоизоляции из-за коронавируса. В своей статье "От карантина до карантина. Руссо, Робинзон и я" (этот и некоторые другие размышления философов о коронавирусе на русский язык переводит российский Центр политического анализа) Катрин Малабу рассуждает о природе одиночества, в котором мы все оказались в условиях разрушенных привычных социальных связей.

И она парадоксальным образом приходит к выводу, что от одиночества нужно не спасаться, а наоборот, воспользоваться им, чтобы лучше понять себя и свои желания.

И тогда обычный разговор по скайпу становится событием, диалогом, а не "завуалированным монологом", совсем другой тон появился и у обычных электронных писем.

"Нужно снять все покровы, одежду, занавеси, маски, покончить с бессмысленной болтовней, которая постоянно липнет, когда тебя отделяют от других, - пишет Катрин Малабу. - Заключение-в-убежище должно быть радикальным опытом Робинзона Крузо, опытом, который позволяет построить дом из ничего. Чтобы начать все заново. Или вспомнить".

 

Конец свободам?

В самом начале пандемии многие политики и правозащитники говорили о том, что самоизоляция и запретительные меры - удар по гражданским свободам. Среди философов наиболее радикально был настроен итальянец Джорджо Агамбен.

Еще в феврале 2020 года меры, ограничивающие контакты граждан, он называл "безумными, нерациональными и совершенно не мотивированными". По мнению Агамбена (его текст опубликовало итальянское издание Antinomie), действия итальянских властей и расплывчатые формулировки их законов могли создать в муниципалитетах режим "реальной милитаризации".

Философ даже допускал, что эпидемию пропагандируют власти - чтобы ограничивать с ее помощью права и свободы, так как предыдущий массовый страх - страх перед терроризмом - уже не так силен. 

Агамбену ответил французский философ Жан-Люк Нанси, изучающий групповые взаимодействия людей. В его ответе говорится, что вирус ставит под угрозу само существование цивилизации, а правительства всего мира - лишь "печальные исполнители" мер, которые необходимо принять.

Впрочем, по мере развития эпидемии в Италии Агамбен значительно смягчил свой тон. В своем тексте "Размышления о чуме" он уже сам пишет о том, что люди, вне зависимости от их убеждений, с легкостью и без протестов приняли все упавшие на них ограничения.

"Гипотеза, которую я хотел бы предложить, заключается в том, что каким-то образом, пусть и бессознательно, чума уже давно к нам пришла, и что, очевидно, условия жизни людей уже давно стали такими, и внезапного знака было достаточно, чтобы они проявились такими, какими они уже были - то есть, невыносимыми, как во время чумы", - пишет он.

Единственный позитивный факт, по мнению философа, заключается в том, что впоследствии люди начнут задаваться вопросом, правильно ли они жили? 

Агамбен вернулся к тезису, который придумал еще в своих работах середины 1990-х годов: сейчас общество больше ни во что не верит, кроме "голой жизни".

 

Вирус ксенофобии

"Глобальные потрясения изолируют нас, заставляя бояться собственных соседей", - пишет кандидат социологических наук Виктор Вахштайн. Он говорит, что локальные видимые несчастья консолидируют людей, но глобальные, наоборот, разобщают их.

Сопоставив исследования разных лет, Вахштайн приводит в пример эпидемию оспы в Монреале в 1885 году. Оказавшись перед невидимым и всепроникающим врагом, люди моментально разделились по религиозному, национальному, языковому и территориальному признаку - и враждовали между собой.

Во время эпидемии атипичной пневмонии в Гонконге мир исключил эту территорию из своей глобальной жизни. Выставки, форумы, конференции - граждан Гонконга принудительно и в одностороннем порядке вычеркивали из числа участников.

В самом городе шло противостояние тех, кто уже выздоровел, и тех, кто еще не заболел. Выздоровевших презирали, с ними не хотели общаться. Вахштайн цитирует медбрата из гонконгской больницы, который заболел пневмонией и выздоровел: "Нас ежедневно называли героями и восхваляли на страницах газет, умершие считались павшими в бою, но стоило мне выздороветь, как я почувствовал себя прокаженным".

Коронавирус показал, что эта модель жива и сейчас. В начале пандемии объектами расистских атак стали жители азиатских стран, далеко не только Китая.

Би-би-си рассказывала о вспышке ксенофобии в Грузии, где грузины обвинили живущих там азербайджанцев в плохом знании языка и, как следствие, несоблюдении правил карантина и разносе инфекции.

 

Вирус коммунизма

Один из главных философов современности Славой Жижек признается, что уже хотел бы скорее заразиться вирусом, чтобы закончилась вся неопределенность.

Жижек написал серию статей о коронавирусе и говорит, что "мир, который мы знали, перестал существовать".

Его основная мысль (Жижек придерживается левых идей) - что коронавирус вернет на планету коммунизм. Вирус, говорит он, по масштабу происходящего сравним с аварией на Чернобыльской АЭС в 1986 году.

Та авария, как признавал потом советский лидер Михаил Горбачев, стала концом для СССР. Но сейчас, утверждает Жижек, произойдет парадокс, и посткоронавирусное общество будет иметь признаки коммунистического, "основанного на доверии к людям и науке". Это общество подразумевает создание глобальной сети здравоохранения, гораздо более свободное передвижение по миру, реорганизацию экономики - люди важнее, чем колебания рынков.

По словам Жижека, отдельные признаки того, что его идея работает, он уже видит в СМИ. "Когда пару недель назад я употребил слово "коммунизм", меня высмеяли, но теперь мы читаем заголовок "Трамп выступил с предложением взять под контроль частный сектор" - можно ли было представить себе такой заголовок еще неделю назад?" - пишет философ.

И сам же опасается, что мир будет восстанавливаться по версии того, что в Советском Союзе в 1918 году называлось "военным коммунизмом" - с предельно жестким государственным регулированием на всех уровнях.