Симпатии руководства Гарварда к титулованному нацисту носили мировоззренческий, а не личный характер. Делегация самого престижного учебного заведения США праздновала в компании с Гиммлером и Геббельсом.

Есть в истории персонажи, не столь значимые, чтобы их помнить, но которые тем не менее сыграли свою не всегда оцененную роль в важнейших событиях сравнительно недавнего прошлого. Словно подтверждая этот тезис, их имена, вторгаясь в общественную жизнь, время от времени обязательно всплывают не только в научных монографиях, но и на страницах популярной печати или в публичных дискуссиях. Такова фигура и блистательного выпускника Гарвардского университета Эрнста Ханфстангеля — многолетнего сподвижника и пресс-секретаря Гитлера.

Несколько лет назад это имя вызвало крайне острую полемику, затронувшую до сих пор болезненные темы, касающиеся как американской политики, так и позиции руководителей самого престижного учебного заведения Америки в предвоенные годы. Полемика возникла в связи с годовщиной его визита в Бостон (1934) по случаю 25-летия гарвардского выпуска (к слову, тот выпуск 1909 года был весьма представительным — Томас Элиот, Уолтер Липпман, Джон Рид, автор «Десяти дней, которые потрясли мир»).

Встреча питомцев отмечалась особенно торжественно. На поле университетского стадиона состоялся парад выпускников разных лет. Проходя мимо главных трибун, Ханфстангель вскинул руку в нацистском приветствии, не без удовольствия позируя фоторепортерам. Перед самым парадом на Harvard Square его поджидала многотысячная толпа молодежи с антифашистскими плакатами: «Присвоить Ханфстангелю ученую степень мастера концентрационных лагерей!», «Бакалавр по сжиганию книг!»… В нью-йоркском морском порту, куда он прибыл накануне, протестующих против его приезда собралось еще больше. В самом же университете обстановка была совсем иная — там он был свой. Его нацистское приветствие повторили единомышленники из других выпусков под благодушные улыбки большинства присутствующих. Вершиной вечера стало приглашение берлинского гостя на семейный ужин к президенту Гарварда Джеймсу Конанту, который лично выразил желание пообщаться с ним в домашней обстановке.

Почему столь теплый прием был оказан приближенному к Гитлеру нацисту? Почему в стенах прославленного университета он встретил столько симпатии и нескрываемой поддержки? Эти и другие вопросы звучали еще в 2004 году на проходившей в Бостонском университете конференции, посвященной Холокосту.

Сейчас эти вопросы вернулись и с довольно неожиданной стороны. Американский историк и многолетний сотрудник журнала Newsweek Эндрю Нагорски в 2012 году опубликовал свою новую работу, ключевой фигурой которой вновь стал Эрнст Ханфстангель. Это книга об американцах, живших в Германии в 20–30-х годах. Подобного рода исследований еще не было, хотя в силу разных причин там длительное время проживало довольно много представителей Нового Света. На американцев, вступивших в Первую мировую войну незадолго до ее окончания, в отличие от французов или англичан, там не смотрели как на своих победителей. Более того, если Франция чрезвычайно жестко требовала выплаты репараций по итогам Первой мировой войны, то Америка, наоборот, проявляла в этом вопросе гораздо больше терпимости и готовности к компромиссу. Все это придавало особый статус приехавшим в Германию американцам, которые чувствовали себя намного комфортней других иностранцев, не говоря уже о том, что они располагали привлекательной для всех твердой валютой.

Кадровый дипломат и последний американский посол в фашистской Германии Хью Вилсон писал: «Немцы тогда, в 20-е годы, хотели быть друзьями со всем миром, но особенно с американцами». К тому же Берлин в начале 20-х годов — это трудно сейчас представить — имел славу необыкновенно либерального города. Перефразируя известный афоризм, тогда говорили, что «все поезда в Европе идут в Берлин». Неудивительно, что туда охотно приезжали американские бизнесмены, студенты, писатели, политики и, конечно, представители средств массовой информации.

Американские журналисты, пользуясь расположением к себе различных слоев немецкого общества, наиболее полно освещали все германские события. Никто лучше их не знал и не понимал того, что происходило в этой стране. Здесь не место для деталей, сколь бы ни были они любопытны. Упомянем только, что впервые о «мюнхенском агитаторе» написал корреспондент New York American Карл Виганд еще в 1921 году, вполне определенно озаглавивший свое интервью с неизвестным тогда Гитлером «Тень фашизма поднимается над Германией». Да и лучшая, до сих пор не превзойденная книга о гитлеровской Германии «Взлет и падение Третьего рейха», вышедшая в 1960 году, тоже принадлежит перу бывшего американского корреспондента в Берлине Вильяма Ширера.

К началу 30-х годов в немецкой столице работало свыше пятидесяти американских корреспондентов — значительно больше их зарубежных коллег из любой страны. Они облюбовали себе двухэтажное кафе в центре Берлина на Унтер-ден-Линден, ставшее, по существу, еще одной своеобразной американской миссией. Среди них были и антифашисты, и те, кто потом перешел на сторону врага. Троих таких предателей судили в Америке. Характерный штрих: последний из них, Дуглас Чандлер, отбывавший пожизненное заключение, получил помилование от президента Джона Кеннеди в 1963 году (предыдущие президенты прошение о помиловании отклоняли), возможно, с ностальгией вспомнившего свое посещение знаменитой журналистской обители во время первого приезда в Берлин летом 1937 года.

Приезжавших или работавших в Германии американцев опекал, организовывал встречи, в том числе и на самом высшем уровне, Эрнст Ханфстангель. Сын баварского немца и матери-американки из Новой Англии, он после окончания Гарварда несколько лет жил в Америке, но потом в 1921 году возвратился в Германию. В мюнхенской пивной он зачарованно слушает иступленные речи Гитлера. Не скрывая своего восхищения пламенным оратором, Ханфстангель вскоре становится одним из его ближайших помощников. Высокообразованный нацист с широкими социальными связями по обе стороны океана очень пригодился фюреру. Они быстро сблизились и долго называли друг друга просто по имени. Дом Эрнста, к хозяйке которого был неравнодушен будущий диктатор, был одним из тех немногих мест, где регулярно проводил время вождь национал-социалистов. Хелен ставила на стол черный кофе с шоколадом, а Эрнст исполнял на пианино любимые мелодии всегда желанного гостя. Сразу после провала «Пивного путча» в ноябре 1923 года Гитлер свое убежище нашел именно в их доме. Когда в дверь настойчиво постучали пришедшие за ним полицейские, Гитлер приложил к виску револьвер и, по воспоминаниям Хелен Ханфстангель, его палец был уже на курке, но она отвела в сторону дрожащую руку своего обожателя…

Подробно освещая все, что происходит в Германии, американцы постоянно сталкивались с нарастающим преследованием евреев по всей стране и сообщали об этом своим читателям и радиослушателям. В августе 1933 года прибывший из-за океана Квентин Рейнольдс (к слову, автор одного из лучших рассказов для детей) с группой соотечественников совершил автомобильную поездку на юг Германии. Прибыв в Нюрнберг уже ближе к полуночи, он с удивлением обнаружил в столь позднее время толпы людей на улицах и царившее там какое-то праздничное оживление. «У вас фестиваль в городе или парад?» — поинтересовался в гостинице американец. «Да, — ответили ему, — что-то в этом роде. Мы хотим преподать кое-кому важный урок». Вскоре, сопровождаемые оркестром, показались чеканно марширующие строем штурмовики с нацистскими флагами и знаменами. Их весело и шумно приветствовали возбужденные горожане, словно пришедшие на долгожданный праздник. Все это гремело, ревело и плясало. Два высоченных фашиста под улюлюканье толпы и бравурные марши волокли кого-то по мостовой. «Я не мог сразу понять, — написал в своей корреспонденции Рейнольдс, — был ли это мужчина или все же тащили женщину. Голова жертвы была наголо острижена, а все лицо измазано белой пудрой. Она была в юбке, но так мог быть одет и мужчина в костюме клоуна». Когда марширующая колонна поравнялась с иностранцами, они прочитали висящий на шее несчастного существа плакат: «Я хотела жить с евреем»… Американцы узнали ее имя — Анна Рат. Отвергая «расовую чистоту», она собиралась выйти замуж за еврейского юношу… «В твоей публикации нет ни слова правды! — орал на репортера пришедший к нему в нацистской форме Ханфстангель. — Все это ложь и клевета на Германию!» Вслед за Рейнольдсом в Нюрнберг отправились другие журналисты, подтвердив эту историю. С самой девушкой, несмотря на все их усилия, они не смогли встретиться: она была заперта в психбольнице и исчезла потом так же, как и ее еврейский жених.

И до широкой огласки этого шокирующего инцидента в Америке достаточно хорошо знали о набирающем силу антисемитизме в Германии. После назначения профессора истории Чикагского университета Вильяма Додда новым американским послом в Берлине, в начале июля 1933 года с ним встретилась группа видных нью-йоркских евреев. Они, подробно рассказав ему о том, что происходит в центре Европы, призвали его сделать все возможное для защиты своих собратьев от средневековых преследований. Тогда же с г-ном Доддом встретился и не менее осведомленный крупный чикагский финансист и филантроп Чарлз Крейн, который, наоборот, восхищался новым режимом в Германии, включая и его отношение к евреям. Позиция этого влиятельного человека тоже отражала взгляды и настроения, существовавшие тогда в американском обществе: «Предоставьте Гитлеру действовать по-своему», — посоветовал он своему давнему знакомому. Еврейской темы с новым послом на ланче в Белом доме (июнь 1933 года) коснулся и президент Рузвельт: «Немецкие власти относятся к евреям исключительно позорно, и евреи в этой стране сильно и обоснованно встревожены. Вместе с тем, — добавил он, — мы ничего не можем с этим сделать, кроме тех случаев, когда жертвами преступлений становятся евреи, имеющие американское подданство».

В истории с Анной Рат жертвами были не американские граждане, но это была первая столь вопиющая антисемитская выходка, прямыми свидетелями которой стали сами американцы. Исходя из этого обстоятельства, Вильям Додд в связи с событиями в Нюрнберге направил официальный запрос германским властям. В своем ответе послу Министерство иностранных дел выразило сожаление по поводу «изолированного случая», виновные за который будут «привлечены к ответственности». Тех, кто в это поверил, наверно, было немного, если они вообще были. Встречаясь с зарубежными журналистами, Ханфстангель продолжал во всем винить евреев, которые организовывают антигерманские акции.

Прибыв в Америку, он постоянно слышал, как протестующие многократно скандировали: «Анна Рат!» Это было повсюду на слуху — но только не в стенах альма-матер. Симпатии руководства Гарварда к титулованному нацисту носили, похоже, мировоззренческий, а не личный характер. В том же 1934 году нацистский военный корабль сделал остановку в бостонском порту, и президент Гарварда Джеймс Конант не нашел ничего лучшего как пригласить весь его экипаж на студенческий бал, который закончился памятным банкетом в Copley Plaza Hotel. Спустя несколько лет руководство Гарварда отказалось поддержать Оксфордский и Кембриджский университеты, призвавшие бойкотировать юбилей Гейдельбергского университета, изгнавшего из своих стен всех профессоров и студентов-евреев. Делегация самого престижного учебного заведения Америки приняла участие в праздничной церемонии, оказавшись в компании вместе с Гиммлером и Геббельсом…

Есть какая-то грустная ирония в том, что приняв то давнишнее позорное приглашение, руководство Гарварда спустя много лет отклонило приглашение принять участие в упомянутой конференции в Бостонском университете, посвященной Холокосту. Возможность открыто обсудить гарвардские события 30-х годов и перевернуть, наконец, самую темную страницу в 400-летней истории Гарвардского университета, была, к сожалению, упущена.