В последнее время в Израиле был зафиксирован новый всплеск внимания к темам, связанным с местной русскоязычной общиной. Формальным поводом стал очередной отчет Института планирования еврейской общественной политики (ИПЕОП), представленный на заседании комиссии кнессета по алие и абсорбции 22 мая с.г. Согласно этому отчету, существует проблема эмиграции за рубеж порядка 80 тыс. русскоязычных граждан, которые репатриировались в Израиль в 90-е годы. По мнению авторов отчета, широко растиражированного израильскими СМИ, и членов комиссии, основной причиной этого якобы имеющего место феномена стало то обстоятельство, что в Израиле эти люди не были признаны евреями, а экономические проблемы, по их мнению, сыграли при этом намного меньшую роль.

Эмиграция, "бегство" или трудовая миграция?

У экспертов по проблемам миграции и алии из бывшего СССР данные выкладки, а также выводы и предложения, в том числе и забавный рецепт прекращения отъезда репатриантов путем предоставления им возможности пару лет бесплатно посещать музеи, чтобы они лучше узнали страну, вызвали немалое удивление. Ибо исследования последних лет, проводившиеся (в том числе и при активном участии автора этих строк) Министерством абсорбции Израиля и различными академическими и исследовательскими структурами страны, показывают совершенно иную картину.

Итак, согласно имеющимся у нас данным, Израиль за последние 20 лет действительно покинули более 90 тыс. репатриантов — выходцев из бывшего СССР. Это составляет менее 10% от числа тех, кто прибыл в Израиль из этого региона в годы «большой алии». По сравнению с другими еврейскими и нееврейскими общинами страны, это один из самых низких показателей, свидетельствующих о достаточно высокой степени «укорененности» бывших советских и постсоветских евреев в Израиле. (Так, например, израильских арабов только в США живет около 100 тыс., а наиболее широко среди израильтян, живущих за границей, представлены как раз группы, составляющие ядро экономического, политического и культурного истеблишмента страны, в первую очередь — ашкеназы-старожилы).

Попутно добавим, что характерный для израильского общества высокий накал дискуссии вокруг отъезда граждан из страны есть следствие все еще сохраняющегося в Израиле эпохи «постмодерна» сионистского этоса, согласно которому евреи должны в Израиль репатриироваться, а не уезжать из него. На практике же доля граждан, эмигрирующих из Израиля (3-4 человека в год на 1000 жителей), ниже, чем, например, в благополучной Швейцарии, где их цифры (4-5 человек на 1000 жителей) считаются низким показателем.

Возвращаясь к теме отъезда из Израиля репатриантов из бывшего СССР, заметим, что оба вывода авторов представленного в кнессете отчета не находят эмпирического подтверждения. Ни утверждение о том, что большинство «отъезжантов» — это якобы лица смешанного этнического происхождения, а также «обиженные» подозрениями коренных израильтян в «не еврействе». Ни тем более заявление о том, что причина этого феномена кроется в низкой степени идентификации этих репатриантов с новой для них страной.

Исследования общественного мнения репатриантов 90-х годов, проведенные М. Эль-Хаджем и Э. Лешемом в 2000 г., и исследование Лешема, проведенное еще через полдесятилетия (летом 2006 г.), показали, что, несмотря на все трудности абсорбции, от почти 60 до почти 70% все равно остановили бы свой выбор на репатриации в Израиль, даже если бы сегодня «можно было бы вернуться к исходной точке». Причем среди молодежных когорт 18–24 и 25–29 лет этот показатель был даже выше, чем в среднем по выборке. Практически те же результаты показало репрезентативное исследование гражданской идентичности репатриантов из бывшего СССР 1989–2010 гг., совместно проведенное в 2011 г. Министерством абсорбции Израиля и Университетским центром Ариэль. Оно окончательно подтвердило, что это явление носит устойчиво-долгосрочный характер. Вновь почти 70% респондентов, стаж пребывания большинства которых в Израиле уже составлял 15–20 лет, заявили, что они уверены в том, что они вновь приняли бы решение приехать в Израиль. А доля уверенных в том, что они повторили бы этот шаг, среди молодежи 18–29 лет вновь оказалась выше, чем в среднем по выборке. Интересно, что порядка 80% респондентов хотели бы, чтобы их дети и внуки продолжали жить в Израиле, причем существенных различий мнений в возрастных категориях респондентов не фиксировалось.

При этом соотношение вербальной и фактической готовности к отъезду из страны находит неодинаковое выражение в среде различных групп выходцев из СССР и стран СНГ, равно как и в израильском обществе в целом.

Главная причина отъезда израильтян (в частности, широкомасштабной эмиграции в США) — экономические возможности, которые значительно шире тех, которые может предоставить Израиль. При этом данные вполне прагматические соображения действительно иногда бывают «сцеплены» с идеологическими или псевдоидеологическими аспирациями, причем чаще декларативного, чем практического свойства. Хотя повсеместно принято думать, что те, кто покидают Израиль, бегут от войны и террора — и именно такой взгляд находит отражение и в ряде академических исследований авторов преимущественно ультралевой и постсионистской идеологической ориентации, убедительных эмпирических подтверждений этой гипотезы найдено не было.

Судя по многим серьезным исследованиям, большинство тех, кто уезжает из Израиля, являются прежде всего трудовыми мигрантами, а не эмигрантами в полном смысле этого слова. Так, подробный анализ мотивов отъезда и идентичности русскоязычных эмигрантов, предпринятый автором этих строк и Алеком Эпштейном совместно с Велвелом Черниным, показывает, что около половины тех, кто реально уехал из страны, принадлежат к различным категориям трудовых мигрантов. То есть чаще всего к тем, кому было не так уж плохо и в Израиле, но которые при этом искали места для более адекватного приложения своего профессионального, творческого и интеллектуального потенциала. Приблизительно четверть или чуть более эмигрантов покидают Израиль по личным или семейным причинам. Процент реэмигрантов — людей, не прижившихся в Израиле, составляет, по нашим данным, не более пятой части уехавших из Израиля русскоязычных репатриантов. Это включает всех — от «политэмигрантов», экономических или «климатических» беженцев до лиц, «не желающих быть гражданами второго сорта» и пострадавших от «расизма уроженцев страны» или «религиозного засилья» либо ищущих «спокойной жизни подальше от арабо-израильского конфликта».

Показательно, что большинство из уехавших — на короткое время или надолго — русскоязычных граждан воспринимают себя не в качестве «йордим» (покинувших Израиль евреев), а исключительно в качестве лиц, которые находят себе экономически выгодные места временного проживания. При этом подавляющее большинство репатриантов не вернулись в свои «родные» города, а подались работать в индустриальные центры в России, Украине, Беларуси и т.д. Более того, часть из них живут там, но наведываются домой в Израиль раз в месяц-два, другие — раз в полгода-год. Это, по мнению некоторых наших информантов, похоже на ситуацию, когда человек живет на севере Израиля, например, в Хайфе, а работает в южном городе Беэр-Шеве. Эмигранты, как правило, сохраняют теплое отношение к Израилю и не порывают с ним духовную связь, пусть эта тенденция и оказалась перед непростым вызовом в период «второй интифады» и экономического кризиса в начале 2000-х. Этот вывод подтверждается и данными многочисленных исследований израильтян, вернувшихся из-за границы в 2000–2011 гг., проведенных различными опросными агентствами по заказу Министерства абсорбции Израиля.

Понятно, что все это коренным образом отличает таких эмигрантов от «йордим», так как они не собираются, пусть и на уровне деклараций, оставаться за пределами страны навсегда.

Кому и зачем это нужно?

Иными словами, научность выводов обсуждавшегося в кнессете и с готовностью растиражированного СМИ отчета ИПЕОП весьма сомнительна. Они базируются на негативных стереотипах, неоднократно опровергнутых серьезными исследователями, пусть и любезно замаскированных под «заботу об истинных потребностях репатриантов».

Впрочем, и негативистских «атак» на общину русскоязычных израильтян в этом плане тоже хватало. Одним из примеров были сентенции известного «рупора» ультралевого постсионистского лагеря, популярного обозревателя газеты «Гаарец» Гидона Леви, который, среди прочего, «прославился» тем, что в мае с.г. порекомендовал неким русскоязычным гражданам, заявившим, что нелегальные иммигранты из Африки должны вернуться в свои страны, самим «убираться обратно в Россию». В своей опубликованной 31 мая той же газетой очередной статье Леви голословно заявил, что среди миллиона «русских», которые прибыли в Израиль, около половины — неевреи, вся «заслуга» которых только в том, что они белокожие. И только это их отличает, по мнению журналиста, от нелегальных африканских иммигрантов, которых из-за черного цвета кожи общество, по утверждению Леви, воспринимает как врагов.

Остается лишь ответить на вопрос, кому и зачем очередная «антирусская» кампания понадобилась именно сейчас? Проще всего было бы объяснить это фактически начавшейся в Израиле избирательной кампанией, в которой «русский голос», как всегда, должен сыграть не последнюю роль. Подобное объяснение имеет смысл, но стоит заметить, что «русская» тема стала вновь активно муссироваться в СМИ не сегодня, а примерно год назад, когда в стране прошли массовые социальные протесты против повышения стоимости жизни. Именно на пике этих протестов, совпавших с «палаточной кампанией» в августе-сентябре 2011 г., движущей силой которых на этот раз были не столько малообеспеченные слои, сколько в массе своей политически левонастроенные представители некоторых слоев среднего класса, сформировался пакет новых претензий этих кругов к выходцам из бывшего СССР. Последние, как известно, с недоверием и подозрением отнеслись к «неомарксистским» лозунгам активистов палаточного протеста.

Как видится, именно в этом контексте следует воспринимать указанные высказывания о «русских эмигрантах», которые дают столь востребованное некоторыми фракциями традиционного истеблишмента «научное обоснование» их идеологических клише в отношении репатриантов из бывшего СССР.