Израильские СМИ все чаще уделяют время попыткам анализа российской внешней политики: происходящее в Москве важно для Израиля из-за ее влияния на Ближнем Востоке, а тесные личные связи президента Путина и израильского премьера Нетаниягу вызывают заодно интерес к режиму, установившемуся в России.

«В Москве постепенно нарастает инакомыслие - хотя, на первый взгляд, большинство поддерживает представления Путина о мире, его политические взгляды и предположение о конечной стадии либерализма». Это мнение известного московского политолога Дмитрия Фроловского, члена Российского совета по международным делам – некоммерческой организации, созданной в 2010 году по распоряжению президента РФ.

Еще недавно сближение России с Западом казалось неизбежным, доля Европы во внешней торговле РФ составляла 50 процентов, и в воздухе парила идея о едином рынке от Владивостока до Лиссабона. Но Крым стал для России местным внешнеполитическим термидором: если раньше Путин колебался между желанием стать частью Запада и стремлением найти «собственный путь», то теперь он выбрал так называемый «нативизм».

Фроловский считает, что нативисты не являются организованной группой. Но эти люди придерживаются того набора националистических, ревизионистских и в чем-то изоляционистских убеждений, которые имеют влияние как в обществе, так и в коридорах власти.

Стоит признать, что концепция Фроловского, считающего, что режим Путина склонился к нативизму, весьма оригинальна. Ведь в политологии нативизм обычно обозначает позицию, требующую благоприятствования и особого статуса для коренных национальностей, и оппозицию иммиграции. В России он также ассоциируется с неоязычеством. В конце 19-го века нативизм был весьма популярен в США.

У исследователей до сих пор нет общепринятого определения путинизма. Чаще других указывают на три определяющих его черты: авторитарность; близость к персонализму и голлизму; гибридный характер функционирования. Но определение режима Путина, как близкого к нативизму, позволяет четче классифицировать его особенности.

Аннексия Крыма и агрессия в Донбассе была горячо принята нативистами, которые считают Украину «искусственно созданным государством». Пока Путин бросал вызов Западу, стремясь вернуть России мировой статус, а «вежливые люди» маршировали по Симферополю и Донецку, эти круги поддерживали Путина. Однако, как полагает Фроловский, эта группа не готова поддержать его военные действия на Ближнем востоке и в Африке. Попытки церкви и других консервативных институтов представить бомбардировки в Сирии «священной войной» для защиты христиан российское общество восприняло весьма скептически. По данным опроса «Левада-центра», 55 процентов россиян хотят, чтобы их страна ушла из Сирии. Многих русских людей до сих пор преследует «афганский синдром», и они не хотят оказаться втянутыми в ближневосточный конфликт.

Объяснение, что военная кампания в Сирии призвана обеспечить России энергетическую безопасность (предотвратив строительство газопровода в Европу из стран Персидского залива) воспринимается лучше. Но все равно, после того, как начали поступать сообщения о сотнях убитых российских бойцов, вопрос, что Россия делает в Сирии, зазвучал в полную силу.

При этом, считает аналитик, «возможная военная конфронтация с Израилем и силами коалиции также воспринимались, как серьезная угроза. Хотя сегодня Россия чаще смотрит на Израиль как ценного посредника в общении с западными странами». В нынешней российской стратегии Израиль воспринимается независимой региональной державой, а не просто как союзник Вашингтона.

Фроловский анализирует борьбу двух тенденций во внешней политике России. Некоторые российские стратеги надеются возродить советские связи в Африке и вступить в борьбу за ее ресурсы. Но их оппоненты напоминают, что инвестиции Советского Союза в «интернациональную помощь» по всему миру (в том числе 140 млрд. долларов в Африку) в конечном итоге и привели тот режим к экономическому коллапсу. Это заставляет их осторожничать в вопросах внешней политики и пытаться выдвигать на первый план необходимость решения внутренних проблем. А отсутствие экономических реформ и низкая производительность труда, на фоне сокращения численности населения, лишь усиливает мнение этих скептиков о том, что правительство Путина предало идею том, что интересы России должны быть на первом месте.

Эти настроения поддерживаются и широкой общественностью. В августе прошли крупнейшие массовые акции протеста с 2011 года. По мнению политолога, российские власти чувствуют растущее общественное недовольство, но система не способна к изменениям. «Путин окружил себя порочными клептократами, которые с годами все больше напоминают представителей коммунистической иерархии», - пишет он, и полагает, что теперь опора на традиционализм может оказать Путину медвежью услугу: ведь Кремль не способен провести даже косметические изменения в политике и экономике. Таким образом, режим Путина может пасть из-за того, что ранее считалось его преимуществом. То, что воспринималось как гибридность, которая повышала его функциональные качества, становится внутренней слабостью.

В какой-то момент нативисты неизбежно получат власть. Впрочем, на главный вопрос - в каком направлении двинется Россия, когда это произойдет – ответа по-прежнему нет.