О том, почему 9 мая никогда не станет общенациональным праздником в ИзраилеНаверное, День Победы никогда не станет государственным праздником в Израиле, так же как Ханука в России. Если отбросить эмоции, то в этом сравнении отыщется больше логичного, чем парадоксального.Меняя кепки на кипы и зажиная ханукальные свечи перед объективами телекамер, кремлевские властители выполняют пусть не самую приятную, но необходимую – прежде всего с пиаровской точки – зрения работу. Речь, зачитанная президентом перед несколькими сотнями удостоенных барской милости евреев, вызовет чувство глубокой благодарности режиму и с удовлетворением воспримется на Западе.Тут можно и про еврейские мозги вспомнить, и про персонального еврея на ответственном посту, и даже посетовать на отдельные проявления антисемитизма, с которыми, конечно же, надлежит бороться впредь. Но главное ввернуть пару слов на идише или иврите, чтобы совсем уж расположить к себе еврейские сердца во всем мире.А уж тот факт, что большая часть населения понятия не имеет о странном иудейском празднике и, не скрывая раздражения, взирает на менору, установленную у кремлевских стен, – так это значения не имеет. Праздник-то пришлый. Он даже не всем российским евреям нужен. В общем, поговорили и забыли.Можно сколько угодно говорить, что День Победы святой и для Израиля. Можно даже верить, что министры и депутаты кнессета наконец-то поняли, что без победы во Второй мировой не было бы и Государства Израиль – хотя бы потому, что его просто не для кого было строить.Но история не терпит сослагательного наклонения. Молодое еврейское государство, созданное в мае 1948-го, в память о войне оставило только Катастрофу. Ликовать по случаю Великой Победы Израиль не то чтобы отказывается, просто не обучен.Как это ни парадоксально, но в чем-то виноваты в этом мы сами. Все мы – рожденные в стране, которая большой кровью выстрадала Великую Победу и не желала ни с кем с ней делиться. Ни с союзниками, ни с единомышленниками, ни с завистниками. Это была одна победа. И для одного народа.В том, что День Победы утратил свой первоначальный смысл и символику даже на территории большинства стран бывшего социалистического лагеря, виновата не политика. И уж точно не генетическая ненависть Запада к коммунизму. У каждого народа есть потребность ликовать по поводу своей победы, какой бы вселенский или узкокоридорный характер она ни носила. И оплакивать хочется своих убиенных и замученных, какими бы огромными ни были потери других народов.Это, конечно, вовсе не означает, что следует поскорее забыть о подвиге воинов-освободителей или, что еще хуже, сносить мемориалы солдатам, павшим в битве за “чужую землю”. Но память и благодарность не могут носить обязательного характера. Ибо сама обязаловка вызывает протест. И невольно умоляет значение Победы, сводясь к выхолощенной и лишенной смысла процедуре.Если вспомнить, то и прежде руководители “благодарных стран освобожденной Европы” встречали 9 мая не у себя на родине, а в Москве. Трудно сказать, какие чувства вызывали у них печатающие шаг по Красной площади “коробки” наследников Великой Победы. Но скорее всего – совершенно противоположные тем, что возникали у возвышающихся над мавзолеем людей в фетровых шляпах и казенных фуражках. А также у всего советского народа, с искренней гордостью наблюдавшего за телевизионной демонстрацией мощи “непобедимой и легендарной”.И это тоже понятно. День Победы – это не просто праздник. И не только фронтовые сто граммов, выпитые по данному случаю. День Победы – это особый генетический код, выявленный в годы войны, переданный грядущим поколениям и тщательно охраняемый от исчезновения. Это код сплотил миллионы людей, быть может, впервые наделив их тем, что тщательно подавлялось и вытравлялось из коллективного сознания – чувством самоуважения. И еще, пожалуй, осязаемой, никем не навязанной гордостью за свою страну.Это потом запоют парадные фанфары, заглушающие спонтанные эмоции. Это потом народную боль и гордость закатают в отлакированные и залитые бронзой мемориалы, а реального воина – продымленного, искалеченного, но духовно свободного – заменят абстрактным образом неизвестного, а посему никому не мешающего солдата. Это потом Победу, символизирующую не только освобождение, но и саму свободу, сведут к табличкам “Ветераны ВОВ обслуживаются вне очереди” и продовольственным пайкам по случаю того, что победили, не дрогнули, дожили.От страшной войны, вынесенной на плечах одного народа во имя жизни всех остальных, к сожалению (а скорее – к счастью), осталось немногое. Прежде всего, память и чувство гордости. Ни то, ни другое невозможно вытравить ни временем, ни официальной пропагандой. Как нельзя и экспортировать туда, где живут другие люди, благодарные за эту победу, но не связанные с ней особым генетическим кодом.В результате День Победы по-прежнему остается святым только для тех, кто прошел через ту страшную войну и не позволил забыть о ней своим детям и внукам. Для всех остальных, рожденных чуть позже или вдали, это будет день как день. Ничуть не лучше и не хуже остальных.Объявить 9 мая всеизраильским праздником, на мой взгляд, такой же популизм, как превращение русского языка во второй государственный в Израиле. Ни то, ни другое здесь не приживется и исчезнет по мере “естественного убытия” тех, кому это действительно нужно или выгодно.У Израиля, пережившего немало судьбоносных и кровопролитных войн, похоже, нет потребности в праздновании своих побед. Да и что прикажете праздновать, если после каждой войны устраиваются не парады триумфаторов, а разборы “полетов” с долгими заседаниями спешно сформированных комиссии, персональными выводами и громкими отставками (или наоборот).Людям, привыкшим к иному проявлению гордости к славе своего оружия, понять это сложно. Если вообще возможно. И дело тут опять же не в имперской идеологии, носителей которой подозревают чуть ли не в каждом из нас израильские СМИ. И не в запущенности патриотического воспитания, на которое постоянно сетуют старики-репатрианты на радиоволнах РЭКА. И уж точно не в желании истеблишмента преуменьшить или вовсе перечеркнуть вклад еврейских воинов из бывшего СССР в разгром нацизма за счет “второго фронта”.Дело, возможно, в том, что из неразделимой для советского человека формулировки “радость со слезами на глазах” Израиль оставил для себя только слезы. И винить за это страну, которая свела всю память о войне к оплакиванию шести миллионов невинно замученных и убиенных евреев, нельзя. Как нельзя не понять и тех, для которых война сопряжена не только с этим, но и совершенно иными, для многих здесь непонятными знаками.Но если копнуть глубже, то речь все равно идет об одном и том же. О сохранении того, что пережито, пройдено и не отпускает все эти годы. А в какую форму будет облечена эта эстафета памяти – не столь важно.Слова о том, что лучшим праздником для тех, кто пережил ту страшную войну, стала бы истинная забота о ветеранах, я оставлю политикам. Они, уверен, все это скажут и донесут до сведения тех, для кого День Победы был и навсегда останется самым большим событием в жизни.Я же просто пойду на кладбище и положу цветы к могиле своего отца-фронтовика, дошагавшего до Берлина. И сына, внука его – возьму с собой. Это будет завещанный нам праздник. И компромисс между слезами и радостью победы.