Игра символов

В недельной главе "Трума", посвященной главным образом храмовой утвари, среди прочего говорится также и о храмовом светильнике, о Семисвечии: "И сделай светильник из золота чистого; чеканный да сделан будет светильник; бедро его и стебель его, чашечки его, завязи его и цветы его должны быть из него. И шесть ветвей (должны) выходить из боков его: три ветви светильника из одного бока его, и три ветви светильника из другого бока его. Три чашечки миндале-образные на одной ветви, завязь и цветок; и три чашечки миндале-образные на другой ветви, завязь и цветок. Так на шести ветвях, выходящих из светильника. А на (самом) светильнике четыре чашечки миндале-образные, завязи его и цветки его. Завязь под двумя ветвями его и (еще) завязь под двумя ветвями его, и (еще) завязь под двумя ветвями его, у шести ветвей, выходящих из светильника. Завязи их и ветви их должны быть из него же, весь он одной чеканки, из чистого золота. И сделай семь лампад его, и зажжет он лампады его, чтобы он освещал лицевую сторону свою. И щипцы к нему, и совки к нему из чистого золота. Из таланта золота чистого пусть сделают его со всеми этими принадлежностями. Смотри же, и сделай их по образцу, какой тебе показан на горе". (Шмот 25.31-40)

Как мы видим, Тора не ограничивается сообщением о том, что светильник был создан в соответствии с образом, "показанным на горе", но подробно описывает его детали, так чтобы и через века у нас имелась возможность не только ясно представить себе как "все это выглядело", но чтобы имелась также и полная возможность в нужный момент восстановить эту неотъемлемую деталь храмового культа.

Между тем вполне уместно поразмышлять и о самом "образце, который был показан на горе", то есть о той идее Меноры, идее Семисвечия, которая в приведенном выше описании Торы прилагается. Дело в том, что описание это позволяет себя формализовать и некоторым неожиданным способом проникнуть в "образ".

Праздник Хануки, как известно, связан с тем, что оливкового масла для храмового светильника, которого доставало лишь на день, хватило на восемь дней – то есть на то число дней, которое необходимо для прохождения ритуального очищения. Светильник Ханукия, который используют на этот праздник в память о чуде, имеет гнезда для восьми лампад (девятая лампада служебная), но в то же время прообразом Ханукии служит именно Семисвечие, в семь лампад которого заливалось оливковое масло.

В конце осени – начале зимы, примерно во время, соответствующее будущей Хануке, в Храм приносились последние бикурим - первые плоды оливкового дерева, из которых производилось масло для светильника. С оливковым маслом обыкновенно сравнивают Устную Тору, тогда как письменная Тора часто сравнивается с водой. Между тем Устную Тору также можно сравнить с водой, но только с водой застывшей – со льдом.

Действительно, коль скоро Устная Тора вопреки своему имени оказалась все же записанной (Талмуд и Мидраши), она тем самым "застыла", "оледенела", и стала тем самым невольно соответствовать льду. Да и к тому же, сезон принесения в Храм плодов оливкового дерева совпадает с первым снегом, то есть с той же застывшей водой, кристаллы которой (снежинки) имеют вид щита Давида, "маген-Давида".

Это открытие принадлежит Иоганну Кеплеру. В одном своем полушуточном сочинении "Новогодний подарок, или о шестиугольных снежинках" Кеплер пишет следующее: "Я обращу свои помыслы к царственному псалмопевцу, который, воздавая Богу хвалу, упоминает о снеге, падающем как пух (147.16). Если я не ошибаюсь, то здесь речь идет о моих снежинках с пушистыми лучами. Вероятно, однажды, когда он сидел усталый или стоял, опершись на пастушеский посох, и охранял свое стадо, ему довелось увидеть, как эти маленькие звездочки падают на овечью шерсть и пристают к ней, и это запомнилось ему.

Но шутки в сторону. Поскольку всякий раз, когда начинает идти снег, первые снежинки имеют форму шестиугольной звезды, то на то должна быть определенная причина. Ибо если это случайность, то почему не бывает пятиугольных или семиугольных снежинок, почему всегда падают шестиугольные, если только они от соударений не утрачивают форму, не слипаются во множество, а падают редко и порознь?

Плоскость можно покрыть без зазора лишь следующими фигурами: равносторонними треугольниками, квадратами и правильными шестиугольниками. Среди этих фигур правильный шестиугольник покрывает наибольшую площадь. Пчелы же стремятся строить как можно более вместительные соты, чтобы запасти побольше меда".

Итак, Кеплер не только обратил внимание на то, что "кристаллы воды" имеют форму правильных шестиугольников, но узнал в них еврейский "Щит Давида" и даже подыскал своему открытию соответствующее обоснование в Танахе ("асмахту").

Логический маген-Давид

Считается, что символика "щита Давида" достаточно древняя. Первое его изображение датируют VII в. до н. э. И все же в древности этот символ никогда не использовался в качестве собственно иудейского символа, в лучшем случае лишь как орнамент (например, в здании синагоги в Кфар Нахум). Не упоминается "щит Давида" и в Талмуде. Этот символ появляется в раннем средневековье, но по-настоящему распространяется лишь в позднем. Т.е. Шестиугольная звезда это в большей мере национальный, чем религиозный символ.

Связь Семисвечия с Щитом Давида можно выразить таким образом: чем дальше мы уходим от традиции Устной, чем больше приводим ее к традиции "Письменной", чем больше "кристаллизуем Тору", тем больше чувствуем своим символом именно "щит Давида", а не "Семисвечие" (которое все же остается нашим вторым символом).

Между тем приведенное в нашем недельном чтении описание Семисвечия намекает еще на одну его связь с шестиугольником. Мы читаем: "Шесть ветвей должны выходить из боков его" (Шмот 25.32.)

Это описание возможно формализовать не единственным способом, причем первым само собой напрашивающимся образом явится образ шести лучей, расходящихся в шести разных направлениях.

Если отнестись к этому описанию не только как к словесному чертежу, но как к описанию логическому, позволяющему себя стилизовать и интерпретировать графически, то мы вправе представить "шесть ветвей" как шесть лучей Маген Давида.

Таким образом, Маген Давид и Семисвечие можно представить как один двоящийся, перемежающийся символ Израиля. Одно его обличие - Маген Давид, более отображает светскую сторону Израиля, другое - Семисвечие – святую. Маген-Давид (с отмеченным центром) – это как бы "застывшее", но и одновременно расширившееся в дополнительном измерении Семисвечие. Семисвечие – это священная проекция Маген-Давида.