Сто лет назад Новый год в Палестине праздновали, в основном, британские солдаты, только-только отвоевавшие Святую землю у Османской империи. А у иерусалимского еврея, высунувшегося на улицу вечером 31 декабря, был хороший шанс получить пинок или затрещину от подвыпившего участника торжества. Совсем как у жителей еврейских местечек в ночь перед Рождеством.

Но ситуация стала быстро меняться с прибытием Третьей алии – новых репатриантов из бывшей Российской империи и Румынии. Тот факт, что из всех прочих возможностей они избрали для себя жизнь в Палестине, свидетельствует о том, что национальные чувства имели для них немалое значение. Тем не менее, многие из них успели впитать и полюбить европейские традиции, в том числе и веселье в новогоднюю ночь. И вообще, это были, в основном, не бледные студенты йешив, а широкоплечие строители кибуцев. С ними британские солдаты связывались менее охотно, даже в состоянии алкогольного опьянения.

И вот 30 декабря 1923 года в газете "Доар ха-йом" появилось следующее объявление: "Французский ресторан в Яффо, улица Аджеми (около полицейских казарм), понедельник 31 декабря 1923 года (Новый 1924 год). Танцевальный бал с 9 часов вечера до 1 часа ночи. Вход свободный".

История умалчивает о том, насколько пышным и многолюдным был первый бал Третьей алии в Яффо. Но известно, что традиция новогодних празднеств в 20-е годы в Эрец Исраэль не прижилась. Руководство Гистадрута и Еврейского агентства относилось к ней неодобрительно, об ортодоксах нечего и говорить, да и многие светские евреи в ту пору были готовы отмечать скорее 1 мая, нежели Новый год.

Но праздничный фон, конечно, все равно давал о себе знать. С одной стороны, все было, как обычно – 31 декабря 1927 года, как свидетельствует реклама в газете "Давар", жители Тель-Авива могли сходить на лекцию Давида Шимоновича о еврейской поэзии, на фильм "Знак Зорро" с Дугласом Фэрбенксом или на оперу "Севильский цирюльник", поставленную еще полгода назад. Но, в то же время, в программе радиопередач короткой строкой значилось: "Концерты в честь праздника Сильвестр". Желающие отметить Новый год евреи могли провести праздник у приемника, слушая праздничные передачи британского радио. Слово "Сильвестр" в качестве обозначения новогодней ночи было привнесено в разговорный иврит выходцами из Польши, Германии и Австро-Венгрии.

Установившееся в 20-е годы статус-кво нарушила новая алия – на этот раз, Пятая, большинство в которой представляли репатрианты из Польши, Германии, Австрии, Чехословакии. Евреи из Берлина и Варшавы, привыкшие веселиться в новогоднюю ночь, не собирались отказываться от этой традиции и в Палестине. Они бурно отпраздновали наступление 1933 года и собирались продолжить в том же духе и дальше. Предпраздничная суета начала ощущаться в Тель-Авиве уже в первых числах декабря 1934 года. Руководству первого еврейского города в возрождаемой Эрец Исраэль это пришлось не по душе.

18 декабря 1934 года вопрос о праздновании Нового года обсуждался на специальном заседании городского совета под председательством заместителя мэра Тель-Авива Исраэля Рокаха. В принятой по его предложению резолюции подчеркивалось: "Муниципалитет видит в иностранном обычае праздновании Сильвестра безусловно нежелательное явление, противоречащее духу и традиции народа Израиля. Городской совет обращается ко всем владельцам кафе и ресторанов с просьбой не проводить никаких торжеств по этому поводу". Заметка в газете "Давар", посвященная этому заседанию, называлась: "Тель-Авив объявляет войну ассимиляции".

Но, видимо, это не слишком помогло. Год спустя, в декабре 1935 года, тель-авивский муниципалитет был вынужден вновь публиковать аналогичное обращение к владельцам увеселительных заведений и напоминать им, а также остальным жителям города, о том, что "празднование Сильвестра не вписывается в стиль жизни нации в стране отцов".

На владельцев кафе этот призыв воздействовал, а на обычных граждан – не очень. Как сообщала газета "Давар", наступление 1936 года в Тель-Авиве широко отмечалось в частных домах, а оживленное движение по улицам города продолжалось до самого утра. Не обошлось и без происшествий – пьяный участник новогодних торжеств решил пошутить, сделав ложный вызов пожарной команды. Добровольцы, прибывшие по тревожному звонку, отчитали шутника. Этим, впрочем, все и обошлось.

Затем наступили годы арабского бунта, разразилась Вторая мировая война, и вопрос о праздновании Нового года на еврейской земле сам собой отошел на второй план. Но спустя несколько лет после провозглашения независимости Государства Израиль дискуссия о "чужом празднике" разгорелась с новой силой. Видимо, потому что его весело и шумно начали отмечать вновь.

31 декабря 1953 года газета "Давар" опубликовала статью доктора Меира Тайха, в которой он вспоминал о бурных днях своей молодости. Тогда, вместе со своими товарищами по сионистскому движению, Тайх пытался сорвать новогоднее торжество в доме "еврейского нувориша" в своем родном городе в Австро-Венгрии. "И сегодня в Государстве Израиль есть евреи, которые празднуют Сильвестр, – писал он. – Эти ассимилянты не опасаются студентов-сионистов, которые устроят им скандал. Здесь они пользуются полной свободой". Тем не менее, доктор Тайх выражал надежду на то, что это явление сойдет на "нет" само собой.

Но этого не произошло. Ни увещевания, ни агитационные плакаты, ни угрозы не отвратили граждан еврейского государства от празднования Нового года. 2 января 1955 года газета "Давар" с сожалением сообщала: "Несмотря на обращения общественных организаций и видных деятелей, в Тель-Авиве широко отметили Сильвестр. Слухи, распускаемые владельцами залов торжеств, что в вечеринках принимали участие, в основном, иностранные дипломаты – не соответствуют действительности. Среди тех, кто заполнили рестораны роскошных гостиниц в Тель-Авиве и его окрестностях, были израильские коммерсанты, промышленники, руководители торговых компаний".

Желающие отметить Новый год чувствовали себя чем дальше, тем свободнее. Уже в 60-е годы споры о том, можно ли евреям в Эрец Исраэль веселиться в так называемый "Сильвестр", отошли на периферию общественного сознания. Постепенно, они стали частью общей дискуссии между светскими и религиозными израильтянами и утратили свою прежнюю остроту.

"Я искренне рад тому, что Сильвестр в этом году был самым веселым за всю историю, – писал 2 января 1973 года в газете "Маарив" писатель и журналист Давид Гилади (дедушка будущего журналиста и политика Яира Лапида). – По словам репортеров, это было как в День независимости или Пурим. Что ж, я рад, когда радуются евреи. И я понимаю, почему в этот раз праздник получился самым веселым: в наступившем году мы будем отмечать 25-летие независимости еврейского государства".

Конечно, можно найти и другую причину бурного веселья в новогоднюю ночь 1973 года – начавшуюся в 1969 году массовую алию из Советского Союза. В 70-годы в Израиль прибыло около 163 000 новых репатриантов из СССР, большинство из них – в 1969-73 годы. Они, безусловно, вдохнули новое дыхание в празднование Нового года в Израиле.

Так или иначе, уже в 1973 году вопрос о том, можно ли евреям отмечать "чужой" Новый год, всерьез никто не задавал. Ни муниципалитеты, ни общественные организации уже не пытались увещевать граждан, пытаясь отговорить их от участия в "ассимиляторских" торжествах. "Сильвестр" стал скромной частью израильского пейзажа – кто хотел, шел вечером 31 декабря в паб или ресторан, кто не хотел – ложился спать, как в любой другой день.

Дискуссия о праздновании Нового года в Израиле развернулась с новой силой в 90-е годы, с приездом Большой алии из Советского Союза и стран, возникших на его месте. Тогда старый спор обогатился новыми нюансами – например, что именно мы отмечаем в ночь с 31 декабря на 1 января – "Сильвестр" или "Новигод"? Эта история с продолжением продолжается и по сей день.