Если в ИРИ не "зарубят" референдум по курсу госполитики, клерикальный режим либо укрепится, либо сменится умеренно-консервативным. Но внешних угроз это не снимет.

Президент Ирана Хасан Роухани, опираясь на группу ученых и правозащитников, сделал совершенно неожиданный, на первый взгляд, ход: он предложил провести референдум по ключевым вопросам государственной политики страны. Время для этого выбрано точное — после массовых выступлений в ИРИ на социально-экономической и политической почве. Сейчас они несколько поутихли, но успокаиваться иранцам рано — скорее, это затишье перед бурей. И дабы ее избежать, Роухани заявил, что "если мы не согласны по каким-то вопросам", то "должны обратиться к статье 59", предусматривающей проведение референдума. Она затрагивает вопрос управления страной и роль в нем жесткой клерикальной системы.

Если не сильно вникать, для Ирана это почти революция, которую с нетерпением ждут на Западе. Однако Роухани, при всей его смелости и умеренно либеральных настроениях, вряд ли бы заикнулся о плебесците, не получив предварительно согласия от духовного лидера страны — аятоллы Хаменеи. Впрочем, многие в Иране придерживаются мнения, что президент действовал самостоятельно, и духовный лидер ни в коем случае не допустит референдума, поскольку его результаты, с большой долей вероятности, сыграют на подрыв иранской государственной системы, при которой власть духовенства выше власти президента и парламента.

С другой стороны, у части духовенства есть понимание того, что если сейчас клерикалы не ослабят вожжи и не перенесут внимание граждан на проведение референдума как инструмента хоть какой-то демократии, они столкнутся с еще большими проблемами. Люди снова выйдут на улицу, и уже сложно будет дифференцировать, почему: из-за социально-экономических причин, религиозных запретов, подстрекательства борющихся друг с другом консерваторов и реформаторов, из-за внутреннего раскола в этих двух властных группах, или в результате сильных стараний третьих сил — США, Израиля, Саудовской Аравии и иже с ними.

Так что вполне возможно, что Роухани не занимается самодеятельностью и сверяет "политические часы" по Хаменеи. В противном случае его может постичь (в лучшем случае) участь экс-президента Мохаммада Хаттами, отправленного в отставку за его не санкционированное свыше "реформаторство". Во-вторых, если Роухани, поддерживаемый весьма не малым сегментом иранского общества, в особенности его просвещенной частью, впадет в крайнюю немилость духовенства, это тоже может вызвать всплеск революционных настроений, и их жестокое подавление в Исламской республике только усугубит проблему.

Сам Роухани придерживается мнения, что если референдум состоится, 92 процента населения выберет независимость и свободу, а не иностранную интервенцию. Но предполагаемый плебисцит не касается вопросов независимости Ирана. Вероятно, поэтому президент, выступая перед министрами, губернаторами и другими "руководящими товарищами" для обсуждения планов его администрации по увеличению производства и занятости, по данным Iran.ru, конкретизировал: "Я верю, что от революции не отворачиваются, и наша нация будет по-прежнему иметь те же идеалы, как и в первые дни Исламской революции".

Незыблема ли вера президента, и насколько она отражает нынешние иранские реалии? В настоящее время ряды "умеренных консерваторов" пополняются, и если клерикальный режим проявит некоторую гибкость, пойдет хоть на какие-то уступки в контексте тотального контроля всех ветвей власти и привнесения в жизнь иранцев иллюзии некоторой "светскости", это стабилизирует обстановку в стране: "и волки будут сыты, и овцы целы" — даже если экономика не заработает на должном уровне.

По идее, Хаменеи, у которого, в его весьма преклонном возрасте, как считается, пока нет преемника, должен бы пойти на такую меру, чтобы сохранить внутреннюю стабильность, сильно раскачиваемую извне. То есть, духовный лидер Ирана должен успеть успокоить страну, пока в ней не начался новый и очень опасный виток борьбы за власть внутри духовенства. Собственно, не исключено, что страсти уже кипят, и предложение о проведении референдума можно считать частью этой борьбы.

По ее итогам станет ясно — кто победил: ультраконсерваторы, реформаторское крыло или умеренные консерваторы. Скорее, если референдум все же состоится, победа останется за последними, что, в принципе, может устроить самого Хаменеи, но сильно ущемит интересы духовенства, включая финансовые. И если оно выступит "против всех", то есть умеренных консерваторов и реформаторов, внутреннее "кипение" в Иране продолжится, однако с меньшей силой — это в случае, если народу и всем ветвям власти уступят со "свободами".

Отметим, что Запад заинтересован в проведении референдума в ИРИ в надежде, что действующий в стране режим будет сломлен до основания, и на его останках можно будет сплясать любой "танец" под любую "музыку". Но такие ожидания видятся сильно завышенными. Поэтому состоится в Иране референдум или не состоится, США и их союзники не откажутся от идеи реализовать в этой стране свои интересы. Внешняя угроза для ИРИ останется архиактуальной, равно как попытки ее отстранения от региональной политики.

Но, как бы то ни было, а сегодняшний Иран — это совсем уже не та страна, какой она виделась после Исламской революции 1979 года и свержения монархии, в результате которого у Тегерана резко испортились отношения не только с Западом, но и со значительной частью арабского, и не только, мира. И если с кем-то Иран помирился, то только не с США и не с Израилем. Однако менталитет иранцев, особенно — просвещенных, образованных, городских и молодых — претерпел существенные изменения. И сейчас это является едва ли не самой серьезной внутренней проблемой страны, в которой верховодит духовенство, не терпящее иного, "светского" мнения и вообще роптания по какому бы то ни было поводу. Что ж, теперь его к этому приучают.