Сон Йакова

Недельная глава "Вайеце" начинается словами: "И вышел Йаков из Беер-Шевы, и пошел в Харан. И пришел на одно место, и переночевал там, потому что зашло солнце. И взял из камней того места, и положил себе изголовьем, и лег на том месте. И снилось ему: вот, лестница поставлена на земле, а верх ее касается неба; и вот ангелы Божие восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит при нем и говорит: Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Ицхака. Землю, на которой ты лежишь, тебе отдам ее и потомству твоему. И будет потомство твое, как песок земной; и распространишься на запад и на восток, на север и на юг; и благословятся в тебе и в потомстве твоем все племена земные. И вот, Я с тобою; и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в землю эту, ибо Я не оставлю тебя, доколе не сделаю того, что Я сказал тебе. И пробудился Йаков от сна своего, и сказал: истинно Господь присутствует на месте этом, а я не знал" (29:10).

При чтении этих слов невольно создается впечатление, что, обращаясь к Йакову, Всевышний подразумевает также и его потомство.

В словах "сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в землю эту", невольно слышится парафраз слов, обращенных через несколько столетий к народу Израиля: "прими это к сердцу своему в среде всех народов, куда забросил тебя Господь, Бог твой, и обратишься ты к Господу, тогда возвратит Господь, Бог твой, изгнанных твоих и смилосердится над тобою, и опять соберет тебя из всех народов, среди которых рассеял тебя Господь, Бог твой" (Дварим 30:1-3).

В обещанном "распространении на запад и на восток, на север и на юг" угадывается не только расселение Йакова с его семейством в земле, получившей его имя, но и расселение в ней его многочисленного потомства, и в какой-то мере даже его расселение-рассеяние по всей планете.

Да и, наконец, слова: "благословятся в тебе и в потомстве твоем все племена земные"? Разве они не размывают границу между Израилем - патриархом и Израилем - народом?

Человек Йаков, впоследствии получивший имя Израиль, существует в двух планах, в плане частного лица, и в плане народа, причем игра этих планов своеобразна.

Семейство, которым обзаводится Йаков в Харане, естественно отнести к нему самому, к продолжению его личности. Но тогда тем болеем уместно обратить внимание на сходство между исходом Йакова и его семейства из Харана, и исходом его потомков из египетского рабства.

Действительно, сыны Йакова оказались в рабстве у Паро, как сам Йаков побывал в кабале у Лавана. Как Лаван чинил препятствия Йакову при его исходе из Харана, так и Паро (разумеется, гораздо масштабней) чинил их потомкам Йакова. Как Лаван преследовал бежавшее семейство своего зятя до горы Гилад, так и Паро преследовал вырвавшихся от него сынов Израиля до вод Ям-Суфа.

Это сходство позволило мудрецам не только сопоставлять Лавана и Паро, но даже утверждать, что они стремились к одной цели, как сказано о том в пасхальной агаде: "Иди и выучи, что хотел сделать Лаван-арамеец Йакову, отцу нашему. Паро повелел истребить только мужчин, а Лаван стремился искоренить все, ибо сказано: "Арамеянин - губитель отца моего ("арами овед ави"). И спустился в Египет, и проживал там, как пришелец, с малым семейством, и стал там народом великим, сильным и многочисленным" (Двар 26:5).

Приведенные слова Торы ("арами овед ави") можно перевести двояко, и обычно дается иной перевод: "Арамейцем - скитальцем был отец мой", т.е. арамейцем именуется сам Йаков. Но Агада вкладывает в этот текст противоположный смысл, называя арамейцем Лавана и утверждает, что он намеревался погубить его.

Каким образом? Принудив Йакова остаться в Харане, шейх авторитетной хамулы - Лаван поглотил бы семейство своих дочерей, не дав тем самым еврейскому народу родиться.

Итак, уже в самом истоке, в истории зарождения семьи Йакова и ее исхода из Харана невозможно провести четкую границу между Израилем - человеком и Израилем народом.

Слушай, Израиль!

То, что один человек может быть тождествен целому народу, само по себе не противоречиво, и давно (хотя и не очень широко) известно. Так, например, Демокриту принадлежит высказывание "Для меня один человек - это целый народ, а народ - один человек". А шведский мистик Сведенборг имел даже соответствующие мистические прозрения: "Каждое общество на небесах изображает человека". "Всякое общество, когда оно в сборе, является одним лицом в образе человека". "Надо знать, что хотя всякое общество, когда оно в сборе, является одним лицом в образе человека, тем не менее ни одно общество в человеческом образе своем не подобно другому обществу; они различаются между собой, как лица одной семьи".

Подобные представления присутствуют и в иудаизме. Так, например, в Торе сказано: "И послал Израиль послов к Сихону, царю Эморейскому" (Бемидбар 21:21). Поскольку в данном случае подразумевается, что непосредственно отправку посольства инициировал Моше, Раши приходит к заключению: "Моше есть Израиль, а Израиль есть Моше. Ибо глава поколения - как все поколение, ибо глава и есть все".

Но то, что свойственно главе поколения, не отнять и у прочих его представителей. Каждый еврей уникален, каждый открывает в Торе что-то, что дано только ему, а потому Израиль преломляется в каждом, представлен им.

Природа сего парадоксального тождества народа (общины) и отдельного человека заключается в ценностной запредельности этого отдельного человека.

"Тот, кто спасает одну жизнь, спасает весь мир; тот, кто губит одну жизнь, губит весь мир". Или: "Адам был создан единственным... ради мира между людьми, чтобы не говорил человек человеку: "Мой отец больше твоего"… Поэтому каждый должен говорить: Ради меня создан мир" (Сангедрин 37.а).

Виктор Франкл сформулировал это положение в следующих словах: "Существование человека как личности означает абсолютную непохожесть его на других. Ибо своеобразие (уникальность) каждого означает, что он отличается от всех остальных людей. Таким образом, человека нельзя ввести составляющим элементом ни в какую систему высшего порядка - ведь при этом он неизбежно теряет особое качество, которое отличает собственно человеческое бытие, - чувство достоинства".

Иными словами, "системой высшего порядка" всегда остается личность. Подобно тому, как при сложении миллиона бесконечностей в сумме получается все та же (одна единственная) бесконечность, при сложении в общину миллиона личностей вид этой общины будет оставаться видом каждой из этих личностей.

Нигде идея уникальности каждой личности не проступает так ярко, как в Израиле, но и нигде одна из этих личностей - сам Израиль - так явно не доминирует. При известных обстоятельствах каждый еврей отзывается на имя "Израиль": "Шма, Исраэль!". "Слушай, Израиль!" - это ко мне.

Йаков действительно, как никто другой "распространился на запад и на восток, на север и на юг". Каждый еврей чувствует себя членом его семьи, созданной в Харане. А на какой бы край земли не забросить мало-мальски знакомого с традицией еврея, разыскав в том краю жилище иудея, он (независимо от того какое бы тысячелетие ни стояло на дворе), будет чувствовать себя в нем как дома. Во всяком случае, в субботу. Как хороши шатры твои, Йаков, жилища твои, Израиль!

В Торе нигде буквально не сказано, что Йаков умер, и Мидраш утверждает, что этого так и не произошло, что Йаков и поныне жив. Степень жизненности, степень представленности Йакова в своих потомках столь велика и необычна, что Мидраш этот выглядит дополнительным осмыслением этой необычности.