На этой неделе французский парламент начал рассматривать проект нового закона «Об усилении внутренней безопасности и о борьбе с терроризмом». Во Франции это уже пятый антитеррористический закон за последние два года. Роман Кайе (Roman Caillet), французский историк и специалист по джихадизму, рассказал в интервью RFI о том, насколько ужесточение антитеррористического законодательства влияет на modus operandi боевиков-исламистов, а также о том, откуда исходит главная угроза для Франции.

RFI: Помогли ли пять законов, принятых во Франции за последние два года, избежать терактов?

Роман Кайе: Узнать, помогли ли эти законы избежать терактов, сложно. Тем не менее эти законы, очевидно, усложняют организацию терактов и функционирование исламистских ячеек. Но эффективны ли эти законы в долгосрочной перспективе? Это более сложный вопрос, на который невозможно ответить «да» или «нет».

Известно ли, как эти следующие друг за другом законы влияют на организацию ячеек, вербовку джихадистов? Грубо говоря, адаптируется ли «Исламское государство» к антитеррористическим законам?

Не считая «Исламского государства», исламистские и джихадистские ячейки, террористические организации в разных странах, в целом, адаптируются к антитеррористическому законодательству: чтобы знать это, необходимо быть экспертом по теме. Но, чем больше есть законов, тем сложнее организовывать теракты. В том, чтобы найти некоторое равновесие между необходимостью борьбы с терроризмом и частными свободами граждан, и заключается главная трудность для законодателей.

Кто сегодня в первую очередь угрожает Франции?

«Исламское государство». Уже давно, начиная с сентября 2014 года, со стороны ИГ регулярно появляются призывы атаковать Францию. Наибольшее количество терактов во Франции были устроены от имени «Исламского государства. Но не стоит забывать и о существовании «Аль-Каиды». Айман аз-Завахири, глава «Аль-Каиды», напомнил недавно, что Франция является одной из целей джихадистских группировок. Будь то группировки, аффилированные с «Аль-Каидой», или близкие к этой организации. Напомню, что, например, «Аль-Каиды в Исламском Магрибе» больше не существует, во всяком случае, в Сахеле. Эта организация слилась с другими джихадистскими группировками, которые не контролируются «Аль-Каидой», но остаются близки к ней.

Можно ли считать, что уровень террористической угрозы сегодня выше, чем несколько месяцев назад?

Что касается уровня террористической угрозы, в краткосрочной перспективе ничего не изменилось. Но что меняется? «Исламское государство» возвращается в подполье. Вероятно, в Сирии будет все меньше и меньше французских боевиков — это структурные перемены, но они станут заметны в среднесрочной перспективе.

Значит ли это, что речь идет о последствиях военных потерь ИГ в Ираке и Сирии?

Да, военные потери в первую очередь мешают джихадистам устраивать теракты на территории Ирака и Сирии. Но сейчас речь идет о гибели французских боевиков — то есть они больше не будут представлять угрозы Франции. Но остаются сторонники «Исламского государства», которые вернулись во Францию из Сирии и Ирака, а кроме того, есть масса сочувствующих идеям ИГ, которые никогда никуда не уезжали.

То есть территориальные потери в Ираке и Сирии не обязательно ослабляют возможности террористов в Европе?

В отсутствии операционной базы становится очень сложно устроить теракту по типу парижских терактов 13 ноября 2015 года. Подготовка к этим терактам велась на территории, захваченной ИГ, были завербованы люди, отправленные во Францию, были выделены деньги. Такой операционной базы у джихадистов больше не будет. Но для осуществления терактов, которые устраивают сторонники ИГ, такая база и не нужна. Достаточно человека, разделяющего идеи ИГ. Как это произошло с терактом в Ницце, например, а он был почти такой же смертоносный, как и теракт в «Батаклане».

Значит, мы входим в фазу «террористов-одиночек»?

Нет, я бы так не сказал. Но это можно было определить уже давно: «Исламское государство» больше не сможет (или сможет, но с огромным трудом) устроить теракты по типу «Батаклана», но теракты будут устраивать живущие во Франции люди, называющие себя сторонниками ИГ. И, возможно, вернувшиеся из Сирии и Ирака боевики. Но скоординированных, организованных в Сирии и Ираке терактов больше не будет.

Теракты 11 сентября в США были организованы на базе «Аль-Каиды» в Афганистане, а другие теракты («Аль-Каиды») были устроены уже в отсутствие центральной базы.

Противостоять таким терактам еще сложнее.

Предотвратить теракт, организованный малым количеством людей, всегда очень сложно. Чем организованней теракт, тем больше людей в нем задействовано и тем проще полиции его предотвратить. Но предотвратить действия одиночек, решивших отомстить за ИГ — если это небольшая группа людей — это сложно, если один человек — практически невозможно.

Значит ли это, что «Исламскому государству» больше не нужно заниматься вербовкой новых членов?

Им нужны люди, которые разделяют их идеологию, одобряют их проект и идентифицируют себя с этой организацией. Но им не нужно вербовать новых членов, которые приедут к ним туда, где они будут жить и вести подпольную борьбу. Возьмем, к примеру, «Аль-Каиду». Лет пять-шесть назад, когда западные джихадисты хотели примкнуть к «Аль-Каиде» в Афганистане, первый вопрос, который задавали им руководители «Аль-Каиды», был: «Почему вы не устроили теракт в вашей стране?». В конечном итоге, для них даже важнее заручиться поддержкой в странах, где они намереваются устроить теракты, чем вербовать людей, которые приедут к ним на место.

То есть речь идет, очевидно, об угрозе, исходящей изнутри, и это то, в чем заинтересовано «Исламское государство»?

Если говорить точнее, то в ближайшие годы, вероятней всего, главной угрозой будет угроза изнутри. Это, впрочем, не означает, что через несколько лет джихадисты не захватят новые территории — это, кстати, может произойти в Сахеле еще до возвращения «Исламского государства» в Ирак и Сирию. И это будет уже другой тип угрозы.