Остаточная святость

В недельной главе "Ки-тице" сказано: "Если окажется на ком-либо грех смертного приговора, и он умерщвлен будет, и ты повесишь его на дереве, то не дай трупу его ночевать на дереве, а погреби его в тот же день; ибо поругание Бога повешенный, и не оскверняй земли твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе в удел" (Двар 21:22-23).

Из этого фрагмента обыкновенно учат о необходимости скорейшего погребения умершего, по возможности в день самой смерти. Но в законе этом содержится, разумеется, также и иной смысл - а именно признание каждого человека, независимо от его дел, носителем Божественного образа. Даже приговоренный к смерти тяжкий преступник, и даже после того как его казнили - сохраняет некоторое высшее неотчуждаемое достоинство.

Речь в данном случае идет не о казни через повешение, а о вывешивании тела нечестивца после казни. Так, например, в свитке Эстер мы читаем: "Десятерых сыновей Амана... убили они" (9:10), и далее: "и повесили сыновей его на дереве" (9:25).

Повешение тела, таким образом, представляло собой форму предания позору, представляло собой своеобразную гражданскую казнь, совершаемую после казни физической. Но при этом, как мы видим, это поругание было непродолжительным, так как самой Торой именуется "поруганием Бога".

Всякий Человек создан по образу и подобию Бога и поэтому минимальное базовое уважение должно воздаваться даже и по отношению к злодею, причем, как говорится на современном правовом жаргоне, безотносительно к его национальности, вероисповеданию и полу.

Действительно, согласно Торе, семь кананейских народов являются самыми нечестивыми на земле, но из ТАНАХа мы видим, что закон "не дай трупу его ночевать на дереве" применялся также и по отношению к ним: "И сжег Йеошуа Ай, и обратил его в вечную груду развалин, в пустыню - до сего дня. А царя Айя повесил он на дереве, до вечера, а как зашло солнце, приказал Йеошуа, и сняли труп его с дерева, и бросили его у входа во врата города, и возвели над ним большую груду камней, (что стоит) до сего дня" (Йеошуа 8:28). "И сказал им Йеошуа: не бойтесь и не трепещите, будьте тверды и мужественны, ибо так поступит Господь со всеми врагами вашими, с которыми вы воюете. И поразил врагов их Йеошуа после того, и умертвил их, и повесил их на пяти деревьях, и оставались они повешенными на деревьях до вечера" (Йеошуа 10:25-26).

Трудно и даже ненормально ожидать, чтобы человек не праздновал победу над врагом, чтобы он не радовался смерти того, кто сам искал его смерти, но в то же время он не вправе подвергать полной дегуманизации никакого врага. Решение о том, числиться или не числиться кому-то среди людей - это прерогатива Создателя, который “Все создал во имя Свое, даже и злодея для дня беды” (Мишлей 16:4).

Более того, в любой ситуации следует избегать мелочной мстительности, и предоставлять осужденному преступнику минимальные человеческие условия содержания.

Сказано: "Если голоден враг твой, накорми его хлебом, и если он жаждет, напои его водой, ибо горящие угли собираешь ты на голову его, и Господь воздаст тебе" (Мишлей 25.21).

Эта некогда экзотическая завалившаяся между строк еврейского закона этическая причуда, в наши дни стала общей юридической нормой, превратилась в основу всех международных конвенций. Преступников кормят, содержат под замком с соблюдением санитарных норм, предоставляют медицинскую помощь.

В целом все это делается на том же основании, на котором поверженного смертельного врага предают земле, т.е., чтобы не допустить поругание Бога.

Итак, всякий человек, какие бы преступления он не совершал, остается носителем Божественного образа и обладает некоторой "остаточной святостью", некоторым иммунитетом, не позволяющим обращаться с ним ниже известной планки.

Верхняя планка

Однако обходиться с ним выше некоторой планки также совершенно неадекватно. Когда вместо пули в лоб тяжкому убийце предоставляется возможность получить академическую степень, это уже не защита прав человека, а критическое занижение базисных ценностей.

Нежелание современного секулярного общества применять смертную казнь объяснимо. Кто мы, чтобы судить? В конце концов в свое время (в 30 году н.э.) даже Сангедрин счел себя некомпетентным выносить смертные приговоры и покинул палату Тесаных камней.

Да и общее отношение мудрецов к этому виду наказания в целом складывалось негативное, как сказано: "Сангедрин, приговаривающий к смерти раз в семь лет, называется кровавым; рабби Элазар бен Азария сказал: "Даже раз в 70 лет"; рабби Тарфон и рабби Акива говорили: "Если бы мы заседали в Сангедрине, смертные приговоры никогда бы не выносились", а раббан Шимон бен Гамлиэль сказал: "Если так, они бы умножили число убийц в среде Израиля" (Макот 1:10).

И все же последний аргумент в защиту смертной казни не единственный. Обществу трудно найти другой столь же ясный и убедительный способ выражения своего омерзения к ряду злодейств, чем смертная казнь.

Более того, полностью отказавшись от "высшей меры наказания", современное западное общество незаметно для себя отказалось от наказания как такового. Изоляция ни в коей мере не является наказанием. В лучшем случае это средство предупреждения последующих преступлений, вялая профилактическая мера.

Во всяком случае, так оказывается в том случае, если все прочие человеческие потребности преступника неукоснительно удовлетворяются. В США еще остались считанные тюрьмы, пожизненному заключению в которых многие бы предпочли могилу, но европейская пенитенциарная система с каждым днем все менее отличается от сети (пока еще, впрочем, второсортных) отелей.

По существу, современное либеральное общество отказалось знаково выражать свое отношение к преступлению, негодовать и позорить злодеев.

Жертвы насилия и их ближайший круг пока еще имеют право на эмоциональные высказывания и моральные оценки. Но остальное общество не чувствует себя вправе совать нос не в свое дело и принимать чью-то сторону. Твердо оно усвоило лишь то, что дискриминация граждан с альтернативной моралью является недопустимой: убийцы не только имеют право на жизнь, они должны наравне с прочими гражданами питаться, совокупляться, учиться, лечиться, обмениваться информацией, словом, чувствовать себя в тюрьме как дома. Страдать им позволяется лишь от ограничений в сфере передвижения.

Да, всякий человек, в том числе и преступник - носитель Божественного образа, однако совершенное им преступление требует со стороны общества выражения четких знаков неприязни. И закон о повешенном это ясно показывает.

Даже убийца имеет базовое человеческое достоинство, и поэтому после казни он должен быть погребен. Однако, Всевышний все же предпочитает, чтобы какое-то время он позорно болтался на дереве в знак того, что свой Божественный образ он явственно исказил.

Возможно и не все, но наиболее тяжкие и шокирующие преступления должны сопровождаться зримым наказанием, включая смертную казнь.

Это требование тем более существенно, когда речь заходит не о частном преступнике, а о террористе, ведущем смертельную войну самим основами человеческой цивилизации.

В отказе либерального общества лишать террориста жизни, последний видит дополнительное подтверждение своей высокой моральности. Террорист чувствует, что либеральные сопляки, не имеющие ни мужества, ни здравомыслия адекватно возразить его "правде", не имеют основ и не имеют будущего! И по-своему эти чувства его не обманывают.

Один из организаторов теракта 11 сентября, уроженец и гражданин Франции Закариас Муссауи ожидал себе смертного приговора. Когда в мае 2006 года суд приговорил его к пожизненному заключению Закариас выкрикнул: "Америка, ты проиграла, я выиграл".