Зарождение атеизма

В недельной главе "Ваэйра" приводится удивительная беседа Авраама с Богом: "И сказал Господь: вопль Содомский и Аморский, велик он, и грех их, тяжел он весьма... И подошел Авраам, и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? Может быть есть пятьдесят праведников в этом городе? Неужели Ты погубишь, и не простишь места сего ради пятидесяти праведников в нем? Неблагопристойно Тебе делать подобное, чтобы погубить праведного с нечестивым и чтобы праведный был, как нечестивый; неблагопристойно Тебе это! Неужели Судья всей земли не учинит правосудия? И сказал Господь: если Я найду в Сдоме пятьдесят праведников внутри города, то Я прощу всему месту ради них…. И продолжал он говорить с Ним, и сказал: может быть найдется там сорок? И сказал Он: не сделаю ради сорока. И сказал он: да не прогневается Владыка, и я договорю: может быть найдется там тридцать? И Он сказал: не сделаю, если найду там тридцать. И сказал он: вот, я решился говорить Владыке: может быть, найдется там двадцать? И Он сказал: не истреблю ради двадцати. И сказал он: да не прогневается Владыка, и заговорю лишь этот раз: может быть найдется там десять? И Он сказал: не истреблю ради десяти. И пошел Господь, когда окончил говорить с Авраамом; Авраам же возвратился в свое место" (18:17-33).

В ТАНАХе описано немало сцен живого общения людей с Богом, общения, перерастающего в молитву. При этом в том случае, когда молитва остается неуслышанной, читателю более-менее ясно, какова тому может быть причина. Одним из самых ярких примеров такого рода молитвенных бесед, безусловно, является, приведенное ходатайство Авраама за Сдом и Амору. Все поняли: не оказалось в этих городах десяти праведников!

На протяжении веков эта история вселяла в людей веру в силу и осмысленность молитвы. Бог слышит людей, и если не всегда удовлетворяет их просьбы, то значит, имеет на то Свои причины.

В Новое время эта вера, однако, самым решительным образом пошатнулась. При этом интересно, что своему внезапному широкому распространению атеизм оказался обязан стихийному бедствию, аналогичному тому, который уничтожил Сдом. Я имею в виду знаменитое Лиссабонское землетрясение (1755), в результате которого погибло около 100 тысяч человек! Лиссабон был чрезвычайно благочестивый город, но утром 1 ноября, в праздник всех Святых, когда все горожане собрались в церквях, Всевышний обрушил на их головы каменные своды!

Благодаря тогдашнему новейшему изобретению – "журналистике" - известие это молниеносно облетело Европу. Библейская история об уничтожении Сдома и Аморы в одночасье возбудила жестокие сомнения в своей подлинности. Выводы напрашивались сами собой: либо Его нет, либо Он по-эпикурейски безучастен.

Но землетрясение явилось лишь катализатором идей, которые и без того распирали головы лучших европейских мыслителей.

Кант, на творчество которого лиссабонское землетрясение оказало очень ощутимое влияние (он посвятил этому землетрясению три работы), писал: "Молитва, мыслимая как внутреннее формальное богослужение и поэтому как средство умилостивления, есть суеверная иллюзия, ибо это лишь провозглашенное желание по отношению к Существу, которое не нуждается ни в каком разъяснении внутреннего убеждения желающего. Молитвой, стало быть, ничего не совершается, и, следовательно, не исполняется ни одна из обязанностей, которые для нас обязательны как заповеди Божьи. Сердечное желание стать угодным Богу во всем нашем поведении, т. е. сопровождающее все наши действия убеждение совершать последние как нечто происходящее на службе Богу,— вот дух молитвы, который в нас должен и может иметь место. Но облечение этого желания (пусть даже только внутренним образом) словами и формулами в лучшем случае может иметь значение только средства для постоянного оживления указанного образа мыслей в нас самих, но не имеет никакого непосредственного отношения к божественному благоволению".

Рассуждение очень добротное и очень добросовестное. Однако оно не остановило бы Авраама ходатайствовать за Содом, а Давида слагать псалмы, как сказано: "нет еще слова на языке моем, как знаешь Ты его, Господи" (Тегил 139:4).

Интеллектуальная добросовестность

Лев Шестов пишет: "Интеллектуальная добросовестность привела Спинозу, а вслед за Спинозой Лейбница, Канта и всех остальных философов нового времени к убеждению, что в Библии нет истины, а есть мораль, что откровение – это фантастическая выдумка, а постулаты практического разума – ценные и очень полезные вещи. Стало быть? Стало быть, скажете вы, нужно забыть Библию и воспитываться на Спинозе и Канте… Но что если бы попытаться заключать по-иному и сказать: стало быть, нужно послать к черту интеллектуальную добросовестность, чтоб отвязаться от кантовских постулатов и научиться разговаривать с Богом, как разговаривали наши праотцы. Ведь интеллектуальная добросовестность есть покорность – не за страх, а за совесть – разуму. Она добродетель, если разум законный владыка. Но если он преступный захватчик? Тогда ведь это уже не послушание будет, а недостойное раболепие. Об этом никто не только говорить, – думать не хочет. И как еще раздражаются, когда кто-либо об этом речь заводит! Самое большее, на что мы идем, – это на то, чтобы перетолковывать Библию и соглашать ее со Спинозой и Кантом".

Поставленный Шестовым диагноз безупречен. Как в начале Средневековья христианство претендовало подменить собой иудаизм, так в Новое время, руководствуясь тем же духовным импульсом, просвещение задумало подменить собой христианство.

Сегодня мы наблюдаем прямой результат этого замещения. Современное Западное общество предоставляет полную свободу религии, однако при этом сама "западная религия" утратила былую силу, потеряла свою соль, оказалась вытеснена на задворки культуры. Из центра всеобщей жизни христианство превратилась к 21-му веку в неприметную субкультуру.

В результате Запад утратил волю и оказался неконкурентоспособен на духовной арене. Передавая заколоченные соборы под мечети, Запад подписывает себе смертный приговор.

И ведь что интересно: у "правоверных" прекрасно получается "разговаривать с Богом", посылая к черту интеллектуальную добросовестность и в упор не замечая кантовский критицизм!

Ни в какой период своей истории исламский мир не испытывал ни какого-либо сомнения в своей вере, ни потребности подстраиваться под учение Спинозы и Канта.

Но к такой ли вере стремился Шестов? Что, в самом деле, значит его предложение отказаться от интеллектуальной добросовестности во имя веры? Имеет ли оно что-то общее с новейшими религиозными опытами Абу Бакра аль-Багдади или его "умеренных" единоверцев вроде шейха Кардауи?

Во времена Шестова, когда религия как побитый щенок пряталась под лавкой от людских глаз, призыв Шестова не требовал никаких оговорок, однако в наше время, когда уже не разум, а ислам угрожает завоевать мир, определенная оговорка совершенно необходима.

Религия не сводится к морали, и евреи никогда не переставали "разговаривать с Богом, как разговаривали их праотцы". Религия – это сердце человеческого существования, однако это все же не повод для того, чтобы забывать про голову.

Верно, что моральная вера Канта неспособна заменить религию, однако она занимает свое собственное важное место; она задает ту точку достоинства и трезвости, которая обеспечивает самосознание.

Мир непрерывно перетекающих один в другой мифов и метафизик – безумный мир, мир смешанных языков, в котором никто не способен расслышать другого.

Поэтому без интеллектуальной добросовестности невозможно полноценно продвигаться и по пути веры. Невозможно уже хотя бы, потому, что интеллектуальный анализ так же необходим вере, как пауза необходима осмысленной речи. Не разделив звуки, слив их в единый поток, можно издать протяжный крик, но не внятную речь.

Христианство оказало миру неоценимую услугу, породив атеизм. Не ленинский "научный атеизм", а атеизм как воздержание от положительной веры. Такой атеизм – это момент трезвости, это нейтральная духовная зона, это наблюдательная площадка, позволяющая человечеству взглянуть на себя со стороны. Рав Кук не раз отмечал, что современный ему атеизм это не ересь ("кфира"), а зрелость ("итгабрут шел аэмуна").

В идеале христианство опирается в равной мере и на веру и на разум, балансируя между ними. Европа, резко нарушившая этот баланс в сторону разума, снизившая меру веры до следовых количеств, оказалась неспособна противостоять не ведающему сомнений джихаду.