Запад ищет в Центральной Азии новую Украину

Резкое обострение ситуации в Йемене и продвижение нормализации американо-иранских отношений, осложнив положение Саудовской Аравии, значительно уменьшили возможность дестабилизации в регионах исламского мира, являющихся зоной интересов Эр-Рияда, включая Центральную Азию. Однако потенциал влияния на ситуацию в этом районе таких игроков, как Катар или Пакистан, не снизился. Да и Саудовскую Аравию не стоит сбрасывать со счетов.

Существенным фактором для установления внешнего контроля над регионом могут являться пограничные инциденты с участием исламистов, действующих с территории Афганистана. Зима 2014–2015-го стала первой, в течение которой боевые действия в афганском пограничье на всем его протяжении – от Туркменистана до Таджикистана – не прекращались. Ряд местных группировок (включая «Исламское движение Узбекистана») объявил о присоединении к Исламскому государству (что свидетельствует об их переходе на финансирование Катара). В приграничных районах Афганистана отмечено появление вооруженных групп, определяемых местными жителями как «иностранцы». Захватывая селения в приграничной полосе, они оставляют после себя следы в виде отрезанных голов, что является типичным почерком Исламского государства.

Регион без границ

Южнотуркменские племена, вытесненные в период борьбы с басмачеством в Афганистан, в случае прорыва через границу на север, по долине Мургаба в направлении месторождения Гылканыш, базового для экспорта газа из Туркменистана в КНР, могут осложнить или целиком остановить его. Не менее пагубным для Ашхабада обещает быть освоение афганского берега Амударьи, инвестициями из монархий Персидского залива. Предпринятое в 2014 году Туркменистаном обустройство заграждений на границе малоэффективно, из Афганистана через нее идет не только контрабанда, но и наркотики. Не случайно туркменские власти, скептически настроенные к предупреждениям, касавшимся состояния рубежей страны, в марте запросили Вашингтон о поддержке в их укреплении.

Афганская граница с Таджикистаном прозрачна. Контроль над значительной ее частью осуществляют афгано-таджикские наркобароны. Любое количество боевиков могут пересечь ее беспрепятственно при условии, что они не будут пытаться препятствовать контрабанде и наркобизнесу этих кланов. Попасть из Таджикистана на территорию Киргизии не проблема. При этом в обеих странах задешево приобретаются «чистые» местные документы, что открывает возможности переезда в Казахстан и Россию. Единственная страна региона, граница которой с Афганистаном обустроена и укреплена, – Узбекистан. В то же время исламистское подполье там широко представлено, в том числе в местных органах власти, особенно в Фергане. Потенциальными зонами нестабильности Узбекистана являются также Каракалпакия с сильным местным сепаратизмом и Сурхандарьинская область. При этом основные «зимники» боевиков «Исламского движения Узбекистана» находятся в России.

Через Афганистан на Турцию (и напрямую через нее), а затем в Сирию и Ирак идет переправка для участия в военных действиях на стороне Исламского государства боевиков из Центральной Азии. Местные власти на это закрывают глаза – попытка китайских силовиков отследить с помощью афганских коллег текущую ситуацию с уйгурскими джихадистами была проигнорирована Кабулом. Это означает возможность «реверса» в страны Центральной Азии в любой момент значительного числа боевиков, получивших практический опыт джихада в Сирии и Ираке. Они могут быть использованы для захвата стратегических инфраструктурных объектов или населенных пунктов. Опыт Мосула, Мумбая и Парижа демонстрирует, с каким результатом.

Контроль над потоком авиапассажиров (а в Туркменистане и Казахстане еще и тех, кто использует для проникновения на территорию этих стран морской путь, по Каспию, попадая к побережью через Турцию и Азербайджан) для выявления экстремистов не может быть эффективным без выстраивания разведывательной работы на территории, которую контролируют джихадистские группировки, что не представляется реалистичным. Это, впрочем, не значит, что «центральноазиатская весна» будет выглядеть как прорыв отрядов боевиков через афганскую границу региона с одновременным восстанием исламистских групп в тылу и сепаратистскими мятежами, которые организуют против центральных властей диссидентствующие территориальные кланы элиты. Для этого необходима координация действий уровня, достичь которого основные бенефициары будущей нестабильности в настоящий момент неспособны.

Разногласия между Катаром и Саудовской Аравией, США и Турцией по сравнению с началом гражданской войны в Сирии настолько велики, что они действуют разнонаправленно даже в ситуациях, когда их интересы совпадают. Кроме того, государства, в чьих интересах сохранить статус-кво в Центральной Азии: Россия и Китай, готовы к кризисному развитию событий. Украинский кризис продемонстрировал возможность реализации революционных сценариев на постсоветском пространстве, заставив их подготовиться к худшему. В то же время степень вмешательства Москвы и Пекина в события в регионе зависит от отношения к таким действиям руководства республик Центральной Азии.

Силы стабильности

Россия печется о безопасности государственной границы, стабильности в сопредельных регионах соседних стран (включая туркменское побережье) и отсутствии на Каспийском море военных баз США и других государств, не граничащих с ним. Ключевым государством Центральной Азии, ослабление которого или попадание под внешний контроль будет иметь для Москвы такие же последствия, как кризис на Украине, является Казахстан. Защищать его от агрессии Россия будет как собственную территорию. В то же время предположения американских политиков и дипломатов, будто Москва в Казахстане станет действовать так же, как была вынуждена на Украине, лишены оснований – по крайней мере пока он управляется из Астаны, а не из Вашингтона.

Об экспансии России в Центральную Азию речь не идет. Напротив, в стране сильны изоляционистские требования введения визовых барьеров на пути миграции из Узбекистана, Киргизии и Таджикистана. Неизбежный в случае охлаждения отношений с Казахстаном выход последнего из единого экономического пространства нанесет России большой имиджевый урон. Кроме того, лидеров двух стран отличают соблюдение принципов сотрудничества и прочные личные отношения. Нет никаких свидетельств того, что ситуация изменится, тем более что руководство России в условиях санкций и попыток добиться ее изоляции тщательно следит за репутацией страны.

Задача Китая – обеспечение безопасного транзита углеводородов из региона в КНР, что означает необходимость контроля над месторождениями и магистральными трубопроводами. Безопасность границы и прилегающих территорий сопредельных государств для Пекина важна, но по сравнению с обеспечением транзита углеводородов имеет вторичный характер. Все страны региона, через которые проложены газопроводы на Китай, для него значимы в равной степени.

Характерной чертой текущей ситуации является выпадение Турции из числа потенциальных участков дестабилизации в Центральной Азии. Разрыв президента Эрдогана с Ф. Гюленом и его «Джамаатом» оставил без поддержки турецкого государства школы, колледжи и университеты движения «Нур», которые использовались Анкарой в тюркском мире как инструменты проведения ее политики. Вся эта система находится в поисках патрона, которым с высокой степенью вероятности станет Катар.

Турция завязла в сирийской гражданской войне, развивающейся по наихудшему для нее сценарию. Она несет основную нагрузку по приему беженцев, не может пролоббировать в ЕС и США интервенцию против Дамаска, потеряла контроль над военной составляющей этого конфликта в пользу Катара и Саудовской Аравии (опора на Сирийскую свободную армию не оправдала себя – ее наиболее боеспособные подразделения ушли к исламистам) и оказалась перед проблемой Исламского государства, воевать с которым не готова. Попытка Анкары столкнуть в Сирии ИГ с курдскими отрядами пока привела лишь к активизации последних. А процесс турецко-курдского урегулирования был заморожен курдскими лидерами. Наблюдается попытка ряда соратников Эрдогана выйти из-под его контроля (как произошло с руководителем спецслужбы MIT Хаканом Фиданом, который попытался уйти в публичную политику, но был возвращен президентом на пост). В экспертном сообществе обсуждается информация об ухудшении здоровья президента Турции.

«Центральноазиатская весна» таким образом скорее всего останется в сфере интересов Саудовской Аравии и Катара, конкурирующих в исламском мире, как было в свое время и с «арабской весной». При этом Доха, потерпев поражение в Египте и Тунисе и находясь в патовой ситуации в Ливии, пытается «отыграть ситуацию» в Сирии и Ираке и с высокой степенью вероятности постарается перехватить у Эр-Рияда, занятого выживанием в йеменском кризисе, инициативу в Центрально-Азиатском регионе. Катар традиционно сочетает действия в финансово-инвестиционной сфере и прямой подкуп государственных элит с исламистско-террористическим давлением. Так же будет действовать и Саудовская Аравия. Причем если Катар попытается не только построить в регионе собственную систему влияния, но и использовать с максимальной эффективностью «турецкое наследство», Саудовская Аравия в определенных рамках (в Афганистане) сможет опереться на Пакистан.

Отслеживание и пресечение в Центрально-Азиатском регионе активности Саудовской Аравии и Катара, выходящей за пределы легальной деятельности, в первую очередь в сфере распространения салафитского ислама, особенно в системе государственного и частного образования, а также лоббирования интересов этих аравийских монархий представителями местных элит – один из наиболее важных элементов сохранения стабильности в странах Центральной Азии на ближайшую перспективу. То же самое относится к США. Если при предшествующей администрации их активность в странах Ближнего и Среднего Востока поддавалась логическому объяснению (при всей негативности ее последствий для региона), то действия администрации Барака Обамы можно объяснить только сочетанием волюнтаризма, лоббирования (со стороны Дохи и Эр-Рияда) и попытки реализовать мессианскую политическую мифологию.

Американская рулетка

Курс руководства США и лично президента Обамы по ослаблению России (и Китая), частью которого является попытка его администрации наладить контакт с Ираном, за счет достижения договоренности по его ядерной программе, который на Украине привел к государственному перевороту, экономическому коллапсу и гражданской войне, в случае возникновения соответствующей моменту ситуации может быть тиражирован в Центральной Азии. По мнению близких к американскому президенту экспертов, именно этот регион может дать США то, чего пока не дала разработка украинского направления – геополитический крах России, ставший для Обамы идефикс. Как дополнительное следствие – отсечение Китая от нефти и природного газа из региона на долгосрочную перспективу.

Последнее требует переориентации региональных газопроводов на Евросоюз (проекты Транскаспийского газопровода и ТАНАП) и Пакистан (проект ТАПИ), лоббирование которых ведется усиленными темпами. Напряженность турецко-американских и пакистано-американских отношений вряд ли скажется на их проведении в жизнь: в вопросах их обеспечения углеводородами Турция и Пакистан ведут себя сугубо прагматично. Как и страна, являющаяся с точки зрения американской политики «начальным пунктом поставок», – Туркменистан.

В настоящий момент отношения президента Обамы с Турцией и Пакистаном (а также с Израилем) прохладные, с Россией – на грани холодной войны, с Китаем – дружественно-враждебные (этот главный кредитор и основной торговый партнер США является основной угрозой безопасности Соединенных Штатов согласно последней – пятой Доктрине национальной безопасности). С Катаром отношения Обамы максимально теплые, эта страна добивается в Вашингтоне наибольшей поддержки своих проектов.

Период охлаждения между США и Саудовской Аравией закончился со сменой короля (симпатизировавшего диверсификации военных закупок в пользу Франции) и отстранения от управления разведывательными структурами королевства сторонников жесткой линии с опорой на «Аль-Каиду» – клана Султанов-Фейсалов, имевших в ЦРУ и Пентагоне значительное число противников. При этом американские «саудоскептики» выступали не против сотрудничества с королевством как таковым, но против избыточного влияния в Вашингтоне принцев Турки бин-Фейсала и Бандара бин-Султана.

Анализ действий США на постсоветском пространстве показывает, что для них идеальной является ситуация, когда первым лицом в той или иной стране де-факто является американский посол, как это было в Грузии, республиках Прибалтики и происходит на Украине. В случае отклонений курса, проводимого тем или иным руководством, от рекомендуемого она сталкивается с критикой ситуации с правами человека со стороны Госдепартамента США (как в Азербайджане из-за его разногласий с Туркменистаном по Транскаспийскому газопроводу) и в случае, если ее руководство не готово жестко и быстро пресекать антиправительственные действия, – с попыткой государственного переворота (на Украине успешного).

В отношении государств Центральной Азии соответствующий процесс был в ходе событий в Ферганской долине в 2000-х годах западным сообществом запущен, но не привел ни к каким результатам, столкнувшись с позицией президента Узбекистана и поддержкой его режима со стороны соседей. Однако в настоящее время возрастной фактор и отсутствие какой-либо схемы наследования власти дают основания полагать, что Узбекистан может в ближайшее время вновь подвергнуться проверке на прочность с попыткой раскола страны по регионам.

Такие же идеи выдвигаются в отношении Казахстана, который является еще более «ценным призом», чем Узбекистан (Киргизия и Таджикистан как таковые малоинтересны сами по себе, а руководство Туркменистана готово на любые уступки в случае сохранения личных привилегий первого лица). Эксперты, которые в США занимаются Казахстаном, отмечают признаки конфликтов в правящей элите, включая ближайшее окружение президента, и делают на это ставку. Определенные надежды возлагаются также на жузовый фактор.

Характерным направлением западной (в том числе американской) политологической школы является теория «возвращения к естественным историческим корням» регионов, входящих в состав государств, которые США считают «объектами воздействия». Провоцирование сепаратизма по старым государственным (пример – СУАР, включающий бывшие Кашгарское и Джунгарское ханства) или племенным границам может быть с высокой эффективностью применено в Центральной Азии.

От Ирана до урана

Помимо упомянутых выше игроков, заинтересованных в усилении своего влияния в регионе, в том числе за счет ослабления, дестабилизации или полного распада государств, существует еще один внешний центр силы, способный начать там собственную игру. Это Франция – единственная страна Европы, которая в гражданской войне в Ливии и Сирии сыграла роль, сравнимую с США (в Ливии именно Париж втянул НАТО и как следствие Вашингтон в прямое противостояние с режимом Каддафи).

Помимо активного лоббирования со стороны Катара и Саудовской Аравии (что в ходе «арабской весны» сделало Францию их основным союзником в борьбе со светскими авторитарными режимами Магриба и Машрика) Париж имеет в регионе собственные стратегические интересы – в первую очередь в сфере добычи и переработки урана для атомной энергетики Франции. Угроза вследствие распада государственности стран Северной Африки и усиления там джихадистских организаций поставкам урана из стран Сахары и Сахеля для корпорации АRЕVА очень велика. Призванная решить проблему военная операция «Сервал» провалилась. Перспективы новой кампании не внушают оптимизма. Потеря доступа к североафриканскому урану для Франции – катастрофа. Единственный «резервный» рынок – Казахстан. Со всеми выводами, с учетом опыта французской политики в арабском мире, которые отсюда вытекают.

Отметим, что если в противостоянии сценариям, реализуемым с непосредственным участием США, государства региона могут рассчитывать на Россию и при определенных условиях на Китай, в противостоянии джихадистам салафитского толка, как и в борьбе с афганским наркотрафиком, их союзник не только РФ и КНР, но и Иран. Противостояние ИРИ салафитской экспансии – фактор постоянный. Суннитские радикалы являются открытыми врагами Тегерана. Их деятельность отслеживается иранскими спецслужбами. На прямую поддержку по афганскому направлению могут рассчитывать в первую очередь ираноязычный Таджикистан и сопредельный с Ираном Туркменистан. На совместные действия по пресечению деятельности джихадистов в Прикаспии – Туркменистан и Казахстан. Никакие межгосударственные противоречия и разногласия не останавливают иранское руководство в борьбе с экспансией суннитских радикалов, поддерживаемой Саудовской Аравией (являющейся для Ирана исконным противником и главным региональным соперником в зоне Персидского залива) и Катаром. Ослабление салафитов в Центральной Азии для Ирана важно: страны региона – его ближняя стратегическая периферия.