На сей раз, вроде бы, забрезжил просвет. Нет, народ не стал благосклоннее к левым идеям. Просто старый лев-вожак, казалось, потерял бдительность: разнежился на своем месте под солнцем, стал добывать мало корма, его рык приелся, и по стае пошел недовольный ропот. Оппортунисты бросились обещать златые горы и кусать вожака за пятки, наивно надеясь таким образом сравняться с ним в глазах избирателя.

Израильский левый лагерь умер в 2001 году. Убит собственным лидером. Если мы хотим проводить в жизнь левую политику, его нужно возрождать. Нужно отстаивать свои идеалы, убеждать сограждан, обличать бараковскую ложь, которой мы все до сих пор замазаны, ходить, простите за пафос, с гордо поднятой головой. Чтобы слово «левый» перестало быть ругательным, мы должны им пользоваться. Регулярно. Массово. Без виноватой ухмылки. Тогда в стране будут правые и левые, а не правые и какие-то жалкие людишки, неумело косящие под центристов. Этому можно поучиться у геев и лесбиянок. Один из героев прекрасного фильма «Гордость», посвященного необычному союзу лондонского ЛГБТ-сообщества и бастующих шахтеров в 1984-1985 годах, говорит: «У нас правило: когда нам в лицо бросают новое ругательство, мы его подбираем и с гордостью носим».

К сожалению, остатками левого лагеря с тех самых пор руководят трусы и оппортунисты, реагирующие на данные опросов исправнее, чем собака Павлова на звонок. Народ не любит левых? Давайте сделаем вид, что мы вовсе не левые! Так мы просочимся в Кнессет, а уж там… Но там поджидает правое большинство, которое, как пьяный муж в известном анекдоте, «перетрахивает по-своему». Начинается еще одна тягучая каденция, во время которой громогласные рыки справа перемежаются несмелым блеянием с той стороны, которую теперь нельзя называть «лево». Догадайтесь, к кому прислушивается народ. Затем цикл повторяется.

На сей раз, вроде бы, забрезжил просвет. Нет, народ не стал благосклоннее к левым идеям. Просто старый лев-вожак, казалось, потерял бдительность: разнежился на своем месте под солнцем, стал добывать мало корма, его рык приелся, и по стае пошел недовольный ропот. Оппортунисты бросились обещать златые горы и кусать вожака за пятки, наивно надеясь таким образом сравняться с ним в глазах избирателя. Хотя бесхитростная логика типичного правого подсказывала: если двое говорят: «Либо мы, либо он», значит, каждый из них весит как минимум в два раза меньше.

А лев, казалось, и не думал просыпаться. Вся его кампания напоминала ленивое помахивание хвостом. И вот уже опросы стали благоволить к сладкой парочке, неумело хмурившей брови с плакатов. Казалось: еще чуть-чуть… Но в последний момент вожак приоткрыл один глаз, показал когтем на подкрадывающихся конкурентов и сказал стае: «Видите? Это левые». «И правда, левые!» – смахнула наваждение стая, немедля порвав неудачников на портянки.

Со всех сторон слышатся недоуменные возгласы: мол, как самые слабые могли проголосовать за человека, сделавшего их еще слабее? Да вот так. Потому что они предпочитают быть бедными, но живыми, и это вполне естественно. Хотите завоевать их голос? Объясняйте, что ваша позиция не таит в себе смертельной опасности для них и их детей. Что, наоборот, предлагаемая правыми альтернатива – опасный мираж. Что единственный путь к процветанию лежит в коренном перераспределении ресурсов, возможном лишь при наступлении мира. Прекратите, наконец, стыдиться слова «мир»! Верните его на свои знамена и плакаты! Убеждайте долго, упорно, последовательно. Одну каденцию, две каденции, три каденции – пока не дойдет. Говорите с лавочником, таксистом, репатриантом. Но вам лень. Вы все пытаетесь загримироваться. И каждый раз у вас отклеивается ус.

Вот и все, что я хотел сказать об этих выборах.