В нашем обществе накоплены такие гигантские ресурсы для "фашизации", что я, честно признаться, давно жду когда их пустят в дело. Это можно отследить по моим статьям, еще несколько месяцев назад казавшимся многим паникерством.

Конечно, нарыв периодически прорывается то Игалем Амиром, то Барухом Гольдштейном, то, если заглянуть чуть дальше в прошлое, "Еврейским подпольем", но, в целом, мы как общество и в самые тяжелые времена умудрялись сохранять относительно цивилизованное лицо. А ведь если быть честными: бывали времена и похуже. Я жил в Иерусалиме в середине 90-х и в Тель-Авиве в начале 2000-х. И, знаете, шахид в автобусе объективно хуже "Града" в небе. Когда нам ежедневно показывали ошметки тел (а не следы ракет), когда гибли наши солдаты, мы так же стискивали зубы, так же желали нашим победы, но при этом свободно озвучивались как правая, так и левая точки зрения, и люди не набрасывались на своих политических оппонентов, не называли их (по крайней мере, в массовом порядке) предателями и коллаборационистами, не угрожали физической расправой и даже смертью, и старались не изъявлять бурную радость по поводу гибели гражданского населения в стане противника. Можно было признаться, что ненавидишь войну как таковую, что жалеешь всех погибших, можно было призывать к миру, остававшемуся некоей разделяемой всеми (пускай на словах) и объединяющей всех ценностью. Это была совсем не та вакханалия ненависти и ура-патриотизма, которая развернулась сейчас в соцсетях – отчасти, видимо, потому, что соцсетей тогда не было.

Однако основная причина видится мне в другом. Человек – животное стадное, он чует, куда дует ветер и неизбежно корректирует в соответствии с этим положение своего носа – кто в большей степени, кто в меньшей, кто осознанно, а кто подсознательно. Кроме того, в формировании взглядов участвует власть, и задача ответственной власти – своим авторитетом не допускать распространение взглядов радикальных, опасных, контрпродуктивных. Успокаивать, увещевать, "модерировать" и при необходимости стращать кликуш и юродивых. Ведь не люмпены, а государственные мужи, должны понимание иметь.

Однако подчас власть по своим мотивам решает, наоборот, подогреть страсти, подлить масла в огонь. Но сухой хворост инстинктивного мышления, предрассудков и ксенофобии разгорается моментально, и потому такие эксперименты крайне опасны. Тем не менее, именно так поступило наше правительство в истории с похищением и убийством трех молодых израильтян. Я знаю, что сейчас, после того, как почти весь Израиль познал страх ракетных атак, а в Газе погибло больше полусотни наших солдат, любая попытка возложить на правительство Нетаниягу какую бы то ни было ответственность за этот раунд насилия будет воспринята в штыки. Но постарайтесь понять, уважаемые читатели, то, что мне как бывшему политтехнологу давно известно и теоретически, и практически: одной из основных задач ура-патриотической риторики и является наделение правительства иммунитетом от критики. Этот рецепт работает тем лучше, чем менее развито общество, и наше, похоже, в этом смысле деградирует. Власть внесла свою лепту в этот процесс преследованием левых некоммерческих организаций, демонизацией палестинцев и израильских арабов, ажиотажем вокруг заведомо бредового требования к партнерам по переговорам "признать Израиль как еврейское государство". Шло совершено сознательное углубление деления на "нас" и "их", на тех, кто с нами и тех, кто против нас. В нашей непростой ситуации шансы на мирное разрешение конфликта напрямую зависят от градуса ненависти, который Биби сотоварищи вполне сознательно поднимают. Нет, я не считаю, что они "не хотят мира". Теоретически все его хотят. Просто они, очевидно, считают мир утопией. Но в этом наши взгляды расходятся, и потому их деятельность по радикализации общества кажется мне подрывной и противоречащей его, общества, интересам.

Если постараться отрешиться от эмоций и проанализировать риторику нынешнего правительства, действительно несложно заметить ее кажущуюся иррациональность, истеричность. Это началось не вчера. Вернемся к требованию о "признании Израиля в качестве еврейского государства". Это требование, ни разу не возникавшее за 20 лет мирных переговоров, появилось ниоткуда, и практический его смысл был покрыт мраком. Оно стало одной из тех гениальных политтехнологических конструкций, которые воздействуют не на логику, а на подсознание умеренно патриотичного народонаселения. Глупым задурить голову легко, а вот умным – это уже настоящее мастерство.

Второй крупный припадок последовал за созданием в ПА правительства национального единства при участии ХАМАСа. Американцы и европейцы, осторожно высказав свое невысокое мнение об этой организации, тем не менее, предложили нам попробовать поговорить и с новым правительством. Не получилось бы – ничего страшного. Получилось бы – и исчезло бы еще одно серьезное препятствие на пути к миру. Таков нормальный, рациональный, эмпирический подход. Вместо этого Биби забил последний гвоздь в крышку гроба переговорного процесса, хотя и не мог не помнить, что когда израильский лидер в последний раз столь оглушительно хлопнул дверью, разразилась Вторая интифада.

Однако интифада все не начиналась. ХАМАС весьма строго соблюдал заключенное полтора года назад перемирие. Разговаривать Нетаниягу не хотел, но и вариант, при котором помирившиеся ФАТХ и ХАМАС многократно усиливают давление на Израиль через международные организации, его тоже не устраивал. Как это ни цинично звучит, перманентный конфликт, с точки зрения правых — самая безопасная ситуация для Израиля на данный момент. И вот случилась ужасная трагедия: похищение трех молодых людей террористами. Практически сразу выяснилось, что руководство ХАМАСа к этой самодеятельности, скорее всего, отношения не имеет. Это не помешало Нетаниягу обвинить во всем ХАМАС и пообещать ему ужасную месть. Довольно скоро стало ясно, что мальчиков, по всей видимости, уже не спасти, однако армия все равно совершила сотни бессмысленно жестоких облав, обысков и арестов, в ходе которых погибли люди. Армейские источники даже не скрывали тот факт, что похищение используется лишь как повод для "наезда" на ХАМАС. Причем если аресты еще могли иметь какой-то практический смысл, то крушение мебели и разрезание одеял (видать, в одеялах искали похищенных) можно объяснить лишь стремлением разозлить посильнее. Ради такого дела возродили даже ненавидимую палестинцами практику разрушения домов террористов – не дожидаясь доказательств вины подозреваемых. Сколько бы я ни анализировал последовательность событий, я, к сожалению, не могу отделаться от ощущения, что нас с палестинцами на этот раз стравили.

Но, возможно, более печально то, что нас натравили друг на друга. Размышляя над последним абзацем статьи, я отвлекся на "Фейсбук", где меня ждал такой комментарий от одного русскоязычного израильского журналиста: "Да, нам бы сейчас сотенку Йон Аврушми (Йона Аврушми – правый экстремист, бросивший гранату в мирную демонстрацию и убивший ветерана Ливанской войны Эмиля Гринцвайга – А.М.)… Одной гранатой дело не решить. Леваков надо уничтожать массово". Этого человека, если, конечно, его можно так назвать, я знаю лично. Взгляды его за последние годы не изменились, но раньше он стеснялся их открыто высказывать. Теперь же он хоть и знает, что совершает преступление, но ободрен солидарностью толпы и позорным бездействием полиции. Что с нами происходит? В Израиле впервые появились настоящие организованные банды, нападающие на левые демонстрации. Людям искусства угрожают расправой за самые невинные высказывания. Героев войны, обладателей высшей военной награды государства называют предателями. Профессоров вызывают на ковер лишь за то, что они посмели выразить сочувствие мирным жителям, гибнущим в Газе. Традиционно толерантное израильское общество рушится на глазах. Вот какое наследие намерен оставить нам Нетаниягу: войну и внутренние распри, на волне которых к власти могут прийти еще более опасные люди, чем он сам.