После двух "интифад" и трех военных кампаний европейцы обнаружили, что Израиль "имеет право на самооборону"

В 2001 году, в разгар "интифады", с визитом солидарности в Израиль прибыл премьер-министр (ныне президент) Чехии Милош Земан. Ясера Арафата сравнил с Гитлером, а палестинцам предложил выбирать между израильскими условиями и трансфером. Разумеется, в тот же день он был заклеймен всеми, без исключения, европейскими деятелями.

После операции "Защитная стена" в 2002 году бывший премьер-министр Дании, а ныне генсек НАТО, Андерс Фог Расмуссен, посмел сказать, что "Израиль имеет право на самооборону". Это было воспринято едва ли ни не как призыв использовать кровь палестинских мальчиков для приготовления мацы.

В 2006 году, во время второй ливанской компании, премьер-министр Великобритании Тони Блэр позволил себе непозволительное: сказал, что "Израиль подвергся агрессии". За это его чуть не "сожрали с потрохами" СМИ и товарищи по партии.

Те единичные европейские политики, которые высказывались в поддержку Израиля, неизбежно превращались в изгоев в собственном доме - это все казалось данностью столь же печальной, сколь и необратимой.

Сегодня 2014 год, и очередная контртеррористическая операция в Газе. Позиция Европы? Канцлер Германии Ангела Меркель заявляет, что "Израиль имеет право на самооборону". Министр иностранных дел Франции социалист Лоран Фабиус грустно констатирует, что "усилия по достижению скорейшего прекращения огня провалились"; его босс, президент Франсуа Олланд, выступает за запрет манифестаций солидарности с палестинцами; парламент Нидерландов единогласно требует прекращения перевода средств ПА за поддержку ею террористов.

Что происходит "со старушкой Европой"? Изменила ли она себе? Забыла о своих принципах? Прониклась сочувствием к Израилю? Вряд ли. Просто, как сказал герой Оскара Уайльда: "Я не изменился. Но обстоятельства иногда сильнее человека".

С 60-х годов Западная Европа взяла курс на сближение с арабским миром. Во главе этой политики стоял Шарль де Голль, полагавший, что "союз цивилизаций" укрепит положение Франции и позволит ей стать "третьей силой", независимой ни от Вашингтона, ни от Москвы. Именно эта политика, по мнению английской писательницы и историка Бат Йеор, положила начало "Еврабии" - превращению Европы в придаток исламского мира. Поскольку главным соперником были США, то острие атаки на Ближнем Востоке было направлено против их союзника – Израиля.

В самой Европе концепции политкорректности и мультикультурализма должны были привести к имплантации ислама в европейскую культуру. Любая критика ислама подпадала под "статью" "исламофобия", а делегитимация Израиля виделась, как кратчайший путь к сердцу араба. Кроме того, европейцы были убеждены, что с арабами им соседствовать вечно, а Израиль – случайное и искусственное образование, которое вот-вот прекратит существование.

Апогей проарабских настроений пришелся на "арабскую весну". Захлебываясь от восторга, европейцы сравнивали арабские "революции" с демократизацией Восточной Европы в 90-х и трубили об эре "либеральной демократии" на Ближнем Востоке. Британский журналист Роберт Фиск объявлял, что "Израиль уже вовсе не единственная демократия в регионе".

Воздушные замки не устояли под горячими ветрами хамсинов. "Арабская весна" залила кровью арабский мир, а там, где этого не произошло, то только благодаря появлению "сильного человека", как генерал ас-Сиси в Египте, или устойчивости монархий, как в странах Персидского залива и Иордании. Хуже того, оказалось, что "власть народа" на Ближнем Востоке – не что иное, как власть политического ислама в разнообразных его формах, но всегда организованного, мотивированного и необычайно агрессивного. С удивлением европейцы узнавали, что есть сунниты, и есть шииты. И ненавидят они друг друга больше, чем сионистов и собственных диктаторов вместе взятых. Что массовые убийства осуществляются не во имя плюрализма и прав человека, а по поводу того, кого считать приемником пророка Мухаммеда; что халифат – не исторический термин, а – политическая реальность. Что, наконец, Израиль, который они считали историческим казусом, – единственное устойчивое и жизнеспособное образование на Ближнем Востоке.

Хуже того, в самих европейских государствах приверженцы "религии мира" вели себя, как откровенные нахлебники, да к тому же еще истеричные, наглые и неконтролируемые.

Пока мультикультурализм подкреплялся экономическим благоденствием, с их выходками еще можно было мириться. Но чем туже приходится затягивать пояса, тем меньше возникает желания делиться сокращающимися как шагреневая кожа социальными благами.

Европейцы – в массе своей социалисты. Они привыкли к опеке государства и к необычайно высокому уровню жизни. Любопытно, но многие так называемые "ультраправые" партии Старого Света в социальной сфере стоят на позициях социалистов. Но оставаться социалистом хорошо лишь, когда казна ломиться от золота, в противном случае нужно выбирать: или жить привычно и "красиво", или кормить многочисленных и вечно голодных гостей в ущерб себе. Идейные левые готовы затянуть пояса во имя идеи, но их – меньшинство. Обыватель предпочитает первый вариант. Тем более, что он сыт по горло "культурным многообразием", проявляющимся в том, что смуглые и крикливые подростки поджигают его машину, называют его жену шлюхой, продают наркотики сыну, а его самого заставляют отказываться от свиных сосисок с кислой капустой. Социализм вошел в противоречие с идеологией мультикультурализма.

На первый взгляд, что должны были сделать Олланд и Фабиус после массовых протестов сжигающих израильские флаги мусульман? Осудить Израиль, само собой, причем в самой жесткой и категорической форме. Ибо мусульмане – их надежные избиратели. Что они делают? Запрещают массовые протесты. Почему? Потому что осознают, что поддерживая вандалов из Марокко и Алжира, подтолкнут миллионы соотечественников в объятия Марин ле Пен. Привычная парадигма рушится и сменяется новой. Есть ли смысл возмущаться в этой ситуации Израилем? Не особенно.

Раньше Европа находилась в экономической и политической зависимости от арабского мира, его нефти и политической мощи. Но где он, этот арабский мир? От него остались лишь руины. Сирия, Ирак, Ливия существуют только на карте, а те, что уцелели, как Египет и Саудовская Аравия, не скрывают, что жаждут разгрома ХАМАСа. Но если так, стоит ли метать молнии в адрес Израиля?

Мир меняется настолько быстро, что мы не успеваем осознать масштабы перемен. Но один вывод напрашивается сам собой: Израилю надлежит руководствоваться исключительно собственными стратегическими и национальными соображениями. Время привычных схем и представлений уходит в прошлое, а вместе с ним и нелепое словосочетание "мнение международного сообщества". Мир медленно, но верно возвращается к древней формуле: "каждый сам за себя". И самая большая опасность для Израиля – это остаться заложником отживающих свой век химер.