До сих пор власть исламистов означала насилие и диктатуру. Может ли она превратиться в нечто достойное?

Иными словами: если жестокость Рухоллы Хомейни и Усамы бен Ладена является знаком того, что они - вчерашние правители, а автократия Реджепа Тайипа Эрдогана и Мохамеда Мурси делает их сегодняшними правителями, то, возможно, завтрашние исламисты - мусульмане, стремящиеся к последовательному и глобальному установлению исламского закона под властью халифа - станут демократичными и гуманными?

Исламизм значительно изменился за последние 13 лет. Совсем недавно, в 2001 году, его приверженцы приравнивались к преступникам, террористам и революционерам. В этом духе через три дня после атак 11 сентября 2001 г. я написал, что многие исламисты "имеют мирный внешний вид, но все они должны рассматриваться в качестве потенциальных убийц."

Эти слова звучат архаично сейчас, когда исламисты обнаружили, что урна для голосования является более эффективным средством захвата власти, чем оружие. Конечно, терроризм и насилие все еще широко используются варварскими группировками - такими, как ISIS и Боко Харам. Тем не менее, ислам переживает некоторые реформы.

Сегодня главный вопрос касается формы правления: могут ли исламисты совершить переход не только от терроризма к политике, но и достичь прогресса от диктатуры к демократии? Могут ли они преодолеть присущие им, истинные или показные, превосходство, воинственность, безнравственность, женоненавистничество и антисемитизм? Примеры происходящих изменений:

Несколько ключевых исламистских фигур в Турции - в частности, Фетхуллах Гюлен, лидер самой влиятельной исламистской организации страны, и президент Турции Абдуллах Гюль - похоже, пытаются отмежеваться от агрессивной диктатуры. Например, Гюлен подверг критике роль турецкого правительства в инциденте против Израиля на "Мави Мармара" в 2010 г. Готовность Гюля к сочувствию протестам в парке Гези контрастировала со свирепым ответом премьер-министра Эрдогана.

Когда жену Гюля Хайрюннису, носящую хиджаб, (на фото)во время ее визита в Лондон в 2010 г. спросили, что она думает о школьницах начальных классов, носящих хиджаб, она ответила: "в таком раннем возрасте девочка не может принять решение, носить ли платок. Она сможет решить сама для себя, когда повзрослеет". С Гюлем у власти, сможет ли турецкая партия ПСР на самом деле стать социально-консервативным движением трезвенников, скромно одетых женщин, тех, кто тоскует за Османской империей и капиталистов, или сейчас она лишь притворяется? Или он станет таким же агрессивным, как Эрдоган?

В Иране обещание Хасана Рухани уменьшить строгость исламизма нашло отклик среди электората, стремящегося к нормальности. Один из симптомов этого - эволюция невыразительного и непривлекательного одеяния, каким был хиджаб в Иране прошлых лет. Благодаря дизайнеру Фарназ Абдоли и ее линии одежды "Поош", в настоящее время иранские женщины имеют выбор мод, немыслимый поколение назад.

В Иордании инициатива Замзам откололась от Мусульманского Братства, выступая против его "монополии на исламский дискурс" и призывая, чтобы ислам стал "культурной базой, охватывающей нацию, при этом подчеркивая религиозный, сектантский, политической и расовый плюрализм."

В Египте многие молодые активисты отвергают захват власти, совершенный Мурси. Пресс-секретарь Хамза Зобаа обвинил братьев-мусульман в "допущенных ошибках" и в попадании "в ловушку правления в одиночку." Лидер из Гизы Али Хафаги заявил: "придет время привлечь наших лидеров к ответственности и потребовать перемен. И перемены обязательно наступят. Нам нужны более открытые люди, готовые работать со всеми". Один из обозревателей, Тарек Осман, видит успех Братства в усмирении их диктаторских побуждений и эволюционировании "почти до неузнаваемости."

Когда правящая в Тунисе партия Ан-Нахда столкнулась с кризисом, вице-президент Абдельфаттах Муру показал нехарактерную открытость к компромиссу с неисламистами, а сама партия работает с оппозиционной левой партией Нидаа Тунис.

На протяжении десятилетий я утверждал, что исламизм, так же как фашизм и коммунизм, является диктаторским по своей природе, поскольку все три разделяют радикальный утопический менталитет, превозношение государства и жажду глобальной гегемонии. Я презрительно сравнивал умеренного исламиста с умеренным нацистом, отметив, что несмотря на то, что Эрдоган и Усама бен Ладен используют различную тактику, они оба стремятся установить один и тот же средневековый свод законов.

Коммунизм предлагает два возможных пути развития. Во время пражской весны 1968 года Александр Дубчек стремился построить "социализм с человеческим лицом", то есть коммунистический порядок с многопартийной политической системой, обилием потребительских товаров и свободой слова и движения. В наше время Коммунистическая партия Китая осуществляет радикально немарксистский капиталистический скачок.

Глубоко антисовременный и авторитарный характер исламизма заставляет сомневаться в том, что эта идеология может породить нечто цивилизованное и достойное. Скорее всего, недавние позитивные события являются просто временным тактическим приемом. И все же сейчас я не могу с полной уверенностью отклонить возможность исламизма развиваться и в какой-то степени улучшаться.

Перевод с английского И. Эйдельнант