На фоне продолжающейся в Европе уже шесть лет, с самого финансового коллапса 2007-2008 годов, финансовой депрессии очки набирают ультраправые партии. Вероятно, они добьются больших успехов на предстоящих на этой неделе выборах в Европейский парламент. Это будет вполне логично, ведь умеренные европейские правоцентристские и левоцентристские партии предпочли политику экономики и интересы банков реальному восстановлению экономики, идущему на пользу обычным людям.Больше 20 лет назад, когда Европейский Союз создавал свою конституцию – Маастрихтский договор – была надежда, что для Европы приоритетом будут интересы граждан. Особенно это относилось к Северной Европе с ее достойными зарплатами, всеобщим социальным обеспечением и законами, которые не позволяли богатству погубить народ. Однако сейчас центристские и правоцентристские правительства, либо активно, либо пассивно поддерживающие политику экономии, укрепились почти во всех европейских столицах. Единственное исключение – Франция, но она слишком слаба, чтобы идти наперекор общей тенденции. Кроме того, экономический кризис приносит с собой безработицу, стимулирующую миграцию, которая давит на местные рынки труда и подталкивает рабочий класс в объятия ультраправых националистов.В Европе протофашистские партии – антииммигрантские, антиисламские, антисемитские и евроскептические – занимают сейчас второе или третье место по популярности во всем поясе некогда либеральных обществ, тянущемся от Норвегии и Финляндии до Нидерландов и Франции. В Венгрии, где и без того правит антидемократическая националистическая партия «Фидес», все большую популярность обретает еще более экстремистская партия «Йоббик». Мы, разумеется, уже все это видели. Высокая безработица и жесткая экономическая политика всегда были благоприятной средой для роста европейского фашизма. Скажем, после Первой мировой войны элиты больше интересовались поддержкой валютных курсов и взиманием военных долгов, чем реальным состоянием экономики. В итоге идея демократии утратила легитимность в глазах народа, и когда стагнация 1920-х годов переросла в депрессию 1930-х, люди отреклись от демократии.В таких странах, как нацистская Германия, крупные банки и корпорации были вполне этим довольны. Классический фашизм был союзом автократического государства, финансовых элит и перепуганных простых людей, которые сменили ничего не дававшую им демократию на ультранационализм. Сейчас повторяется нечто похожее. Европейский Центральный банк и политические лидеры Европы во главе с канцлером Германии Ангелой Меркель ставят потребности банков выше интересов людей. С полноценным фашизмом мы пока не сталкиваемся, но предварительные условия для него уже есть.Опрос, проведенный организацией Open Europe, показывает, что на предстоящих на этой неделе выборах в Европейский парламент антисистемным партиям может достаться 218 мест из 751, то есть всего 29% депутатских мандатов. В нынешнем составе парламента они занимают 21% мест.Как ни странно, политика экономии играет на руку Германии, в которой евро фактически выглядит валютой с заниженным курсом. На сей раз в Германии ультраправые не так уж сильны, потому что немцы пока процветают. Германии удается экспортировать свою безработицу. Но вряд ли этот получится у кого-то еще. Германия – страна, подарившая нам красивое слово schadenfreude (злорадство), - получает выгоду от страданий остальной Европы. Несмотря на хорошее знакомство с фашизмом, немцы предпочитают закрывать глаза на то, что может произойти, если довести людей до крайности.Видя, как экономические олигархи лишают трудящихся средств к существованию, люди в отчаянии разочаровываются в демократических механизмах и обращаются к ультранационалистам и крайне правым. В итоге получается странный альянс плутократов и бедняков. Элиты чуть от смеха не лопаются.Лучше всего об этой угрозе писал даже не Карл Маркс, а Карл Поланьи (Karl Polanyi) – известный политический философ XX века. Описывая деструктивные тенденции в деятельности рыночных элит XIX века и процесс скатывания к фашизму после Первой мировой, он заметил: «Фашистский выход из тупика либерального капитализма – это реформа рыночной экономики ценой полного искоренения демократических институтов».Кстати, как я недавно писал в American Prospect, в этом месяце исполняется 70 лет с даты выхода классической работы Поланьи «Великая трансформация» («The Great Transformation»), которая была опубликована 1944 мая. Кроме того, Поланьи умер в мае 1964 года, так что в этом году еще и исполнилось 50 лет с момента его смерти.Он считал, что если мы хотим сохранить демократию, нам нужно опасаться финансовых воротил и их идеологических союзников, проповедующих рыночные утопии.Европейский Союз был проектом дальновидных государственных деятелей, понимавших опасность, о которой говорил Поланьи, и стремившихся избежать повторения Второй мировой войны. Они хотели удержать Германию в рамках демократического единства и установить приемлемый для общества баланс между рыночной экономикой и демократией. Они хорошо усвоили уроки истории и осознавали: для того, чтобы народ не предпочел тоталитаризм – правый или левый – правительство не должно лишать людей свобод и средств к существованию во имя абстракций, будь то идеал высшей расы, диктатура пролетариата или идол невмешательства государства в экономику. Однако в преддверии кризиса 2008 года и после него ЕС ввел в действие политику экономии для обычных людей и социальные гарантии для банков.Трагедия нашего времени заключается в том, что власти пожертвовали полувековой благоразумной государственной политикой ради экономических идей, которые полезны лишь для банкиров и держателей облигаций. Неудивительно, что люди недовольны.Язвительный германский драматург Бертольт Брехт, услышав, как чиновник говорит, что правительство утратило доверие народа, предположил, что правительству следует распустить народ и набрать новый. Именно так и поступают диктаторы, превращая граждан в подхалимов. Сейчас ЕС грозит серьезная опасность стать очередным проектом элит, утративших доверие народа.Хотя у нас в Америке депрессии в целом нет, однако мы видим у себя тот же самый странный союз сверхбогатых с экономически запуганными, тот же слепой гнев в отношении правительства и то же разрушение демократии – в нашем случае посредством партийной политики, господства плутократов и коррупции в судах. А еще мы видим левоцентристское правительство – скомпрометированное, ослабленное и неспособное взять на себя роль лидера.Как писал Томас Пикетти (Thomas Piketty) в своей знаменитой книге «Капитализм в XXI веке» («Capitalism in the 21st Century»), середина XX века была необычным периодом на фоне более чем 200-летней истории постоянной концентрации богатства. И одной из самых необычных черт послевоенной эпохи был тот факт, что устойчивый демократический строй не только делился с трудящимися изрядной частью общего экономического продукта, но и делал их выгодополучателями демократического проекта. Сейчас под угрозой оказались и социальная справедливость, и демократия как таковая. Не стоит удивляться, что отчаявшиеся люди обращаются к националистической идеологии – и это еще самый не худший вариант.

Роберт Каттнер, "Huffington Post", США